Закончив экскурсию, она увела Тодда в служебную комнатенку, мимоходом глянула на себя в зеркало, пальцем обвела нижнюю губу, поправляя помаду, спросила:
-- Вам Диану? Она умерла.
-- Умерла? !
-- Руки на себя наложила. Вы же знаете, она чокнутая была...
-- Что это -- "чокнутая"? -- не понял он.
-- Ну, со странностями. Психика у нее была слегка того... А мальчик...
-- Какой мальчик?
-- Разве она вам не писала? Мальчик, которого она родила.
Тод поискал глазами стул, сел на него, наконец выдавил вопрос:
-- Когда?
-- Как это -- когда?! Тогда! Мальчика забрали в детприемник. Он же числился без отца и остался без матери. Да еще больной.
--Больной чем?
-- Не знаю точно... Может, наследственное...
Тамара изучающе на него смотрела. Тодд прикусил губу и долго молчал. Наконец спросил:
-- А можно его увидеть?
-- Сашу? Тогда подождите полчаса. Вернусь -- попробую помочь...
Она убежала на экскурсию, а Тодд сидел в комнате, ждал. Входившие женщины его оглядывали, уходили, шептались. Кто-то предложил ему пиалу чаю. Тамара вернулась, стала звонить куда-то, в конце концов записала адрес и протянула Данки.
-- Найдете?
-- Покажу таксисту, он, наверно, довезет.
-- Good luck! -- Тамара блеснула эрудицией, погладила его по плечу и даже приложилась щекой к его бороде.
Из такси Данки вылез на окраине города перед каменной стеной, местами сильно обвалившейся.
-- Во-он вход, за деревьями, -- таксист показал пальцем, развернулся и уехал.
Ржавые железные ворота, когда-то покрашенные зеленой краской, оказались обмотанными цепью. Тодд толкнул скрипучую калитку -- она оказалась не заперта. Он потопал во двор, переступая через лужи, по тропинке, заросшей подорожником. Дом выступил из пышной пыльной зелени старый, примерно такой, как их дом в Пало-Алто, только, судя по шуму, крикам и лицам, выглядывающим из окон, населения в нем было раз в десять больше, чем у них во время тусовки. Его провели к заведующей.
Женщина без возраста, со старомодной косой, уложенной вокруг головы, одетая в когда-то белый халат, на Тодда даже не взглянула, не хотела разговаривать, сказала, что некогда, прием посетителей завтра. Данки еще в прошлый приезд накопил кое-какой опыт сотрудничества с местными учреждениями, вынул из бумажника две двадцатки, положил перед ней. Она выдвинула ящик стола, смахнула туда деньги.
-- А вы ему как -- родственник?
-- Я его биологический отец.
-- Ишь ты! -- сказала заведующая. -- Биологический... Как же это вы ухитрились из Америки? По почте что ль?
-- Да вот, -- смутился Тодд, -- так получилось...
Но она и не ждала ответа, больше ничего не произнесла, только губы скривила, осуждая аморальность, имеющую быть на земном шаре, и вышла из комнаты, оставив дверь открытой.
Данки поглядел в окно, на подоконник, загаженный голубиным пометом и пухом. Узкий кусок неба, видный сквозь ветви, прояснился, но солнце в кабинет не пробивалось из-за деревьев, росших вплотную к стенам. Тодд услышал шаги и повернулся.
Белобрысый мальчик, нескладный, с непомерно большой головой неправильной формы, похожей на чайник вверх дном, пошатываясь и волоча ноги, вошел в дверь, выставив руки вперед, словно опирался о воздух, чтобы не упасть.
-- Вот ваш Александр Пушкин, -- представила заведующая безо всякой иронии. -- Выходит, хотя и дебильный, но все-таки наполовину американец?
-- Привет, -- дружелюбно сказал Тодд ребенку.
Мальчик не ответил и глядел мимо бесцветными, водянистыми глазами.
-- Тебя Саша зовут, не так ли? -- спросил Тодд.
Саша опять не прореагировал. Заведующая застыла в дверях и, не проявляя никаких чувств, смотрела пристально то на одного, то на другого. Вздохнув, она прошла к столу, оперлась о него двумя кулаками и изобразила нечто отдаленно похожее на улыбку.
-- Сдается мне, и вправду похож. Вы, надеюсь, женаты?
-- Что? -- не расслышал или не понял Тодд.
-- Я говорю: надо согласие жены.
-- Нет, я не женат... Приехал вот, чтобы жениться на его матери, а она...
-- Она была да сплыла... Ну что ж... Оформим усыновление, все по закону. Вам это обойдется в три тысячи долларов. Государству, конечно, не мне... Вообще-то он не совсем здоровый.
Тодд приоткрыл рот, всему удивленный, а она поняла это как вопрос. Повернулась к шкафу красного дерева с резными дверцами, неизвестно как тут очутившемуся, скорей всего от старых, настоящих хозяев дозаворушной поры. Заведующая вытянула с полки папку, бросила на стол, полистала.
-- Ага, вот, -- продолжила она, ткнув палец в бумагу. -- Гидроцефалия у ребенка.
-- Что-что? -- опять не понял Тодд.
-- Чего же вы по-русски так плохо понимаете? -- не сдержала она раздражения, о чем тут же и пожалела.
-- Извините, -- смущенно промямлил он, нисколько не обидевшись.
-- Ладно уж, -- пробурчала она, перелистнув пару страниц в папке, пробежала глазами по строкам, но что там было написано, не сказала, захлопнула папку и подвела оптимистический итог: -- Чем черт не шутит, глядишь -- у вас там в Америке его подлечат. Тогда в подростковом возрасте не умрет...
Женщина ждала от Тодда ответа, а он стоял в растерянности.
Саша смотрел в окно на взмахивающего крыльями голубя, севшего на подоконник, и то поднимал, то опускал руки: то ли делал физзарядку, то ли, подражая голубю, тоже собирался взлететь. Мальчик произнес что-то вроде "ва-ва-ва" и притих.
-- Нюра! -- крикнула заведующая. -- Поменяй ему!
Вошла толстозадая нянька с выражением вселенской усталости на лице. Ворча, ловкими движениями она стащила с мальчика мокрые штаны, бросила их на пол, вынула из кармана халата другие и надела ему.
Тодд продолжал молчать, и заведующая, устав ждать ответа, поторопила его, постучав пальцами по столу:
-- Ну что, гражданин хороший? Начнем оформлять, или как?
2000,
Дейвис, Калифорния.