– Что случилось? – поинтересовалась девушка.

Многих неприятностей Лексусу удалось избежать, потому что он в экстренных ситуациях не впадал в ступор, а начинал быстро соображать.

Кто-то его сдал, скорее всего Микроб. Приехал наряд, обыскал дом, нашел артефакты и два незарегистрированных «ствола» – надо бежать, желательно за границу. Никто из друзей, кроме Сереги, не знает его настоящего имени. Дом оформлен на Серегу, который не выдаст… Япона мать, Серегина машина – вон она! Они и его загребли, вот подстава! Что ж он раньше-то приехал, дурак?

Что делать с девкой? Если бежать, то пара привлечет меньше внимания, тем более, мотик тоже оформлен на третье лицо… Но девку жалко, друга подставил, и ее… Нет, нельзя, не по-человечески.

– Слезай, – скомандовал он.

– Что?

– Слезай, если хочешь жить.

Девушка подчинилась безоговорочно. Но пока они разговаривали, автоматчик повернул голову и увидел мотоцикл, в это самое время из открытых ворот на носилках вынесли труп, накрытый белой простыней. Они что, устроили стрельбу и кого-то прикончили? О, боги! Пока мент соображал, Лексус развернулся и газанул, обдав недоуменную Лену или Машу, а может быть Иру, облаком пыли.

За его спиной взвыла сирена.

Порядки в отделении реанимации были строгими: никаких посетителей, и Кай уже сутки жил в больнице. Пока Нику оперировали, ждал в столовой на первом этаже, потом наступила ночь, и его очень вежливо попросили уйти – он переместился в коридор, ведущий в приемный покой, сел на стул и привалился затылком к стене.

Сон не шел, напряжение не отпускало. Впервые в жизни Кай пожалел, что не умеет молиться и поблизости нет храмов. Мимо с грохотом прокатили носилки, где корчился больной, донеслись крики, отборный мат. Бледная женщина лет пятидесяти, дремавшая за четыре стула от Кая, вздрогнула, открыла глаза, пожевала губами.

Кай встал, прошелся по коридору, отодвинулся к стене, пропуская санитарку с ведром воды. На больничном лифте, нестерпимо воняющем хлоркой, поднялся на третий этаж – в отделение нейрохирургии, – надавил на кнопку звонка.

В бронированной двери распахнулось зарешеченное окошко, и грубым женским голосом сказали:

– Чего вам?

– Дежурного врача. Мою жену оперируют.

– Имя?

– Литвинова. Вероника Литвинова.

– Ждите. Узнаю.

Окошко хлопнуло, донеслись тяжелые шаркающие шаги. Кай прислонился лбом к холодному железу двери. Если бы она умерла, с ним бы уже связались, значит, надежда есть. Вот только люди после таких травм в лучшем случае лишаются памяти, в худшем остаются парализованными, теряют зрение, обоняние, разум. Раньше Кай думал, что смерть милосерднее такой жизни, сейчас желал одного – чтоб Вероника жила. Он будет ухаживать за ней, водить за руку, кормить с ложки… Только пусть живет.

– Литвинов? – все та же женщина позвала из-за двери.

– Да.

– Прооперировали, перевели этажом выше в реанимацию, там и спрашивай, тут все заняты.

Кай рванул наверх по лестнице, постучал в такую же дверь кулаком, забыв, что есть звонок. Кровь пульсировала в висках так громко, что он не слышал ни шагов, ни как открылось окошко.

– Потише можно? – возмутились из-за двери голосом молодым и располагающим к общению. – Справа, видите, кнопка.

– Извините, – проговорил Кай чужим голосом, облизал враз пересохшие губы. – Литвинова Вероника… Ее перевели из… С третьего этажа.

Молчание длилось, наверное, пару мгновений, но казалось, целую вечность.

– Сейчас спрошу, примет ли вас Андрей Степанович. Ждите.

Ждать долго не пришлось, дверь распахнулась, и невысокий седой мужчина в зеленом медицинском костюме поздоровался, попросил надеть халат, висящий на гвозде при входе, и обуть тапки. Облачаясь, Кай изучал врача, который отводил взгляд и прятал руки за спину, словно чем-то провинился. Все меньше и меньше хотелось знать приговор, было желание раздеться и бежать прочь от правды, но Кай заставил себя быть сильным и последовал в кабинет дежурного доктора, уселся на стул.

Врач присаживаться не спешил, говорить – тоже. Оперся о стол обеими руками, переложил бумаги и сказал, глядя за спину Кая, будто бы беседуя с кем-то невидимым:

– Очень тяжелый случай. Внутричерепная гематома… Извините, – ему было сложно говорить понятными обычному человеку словами, и он делал паузы. – Удар был настолько сильным, что кости вогнулись внутрь черепа, лопнул крупный сосуд, и кровь скопилась внутри. Ее мы удалили, но… Затылочная кость – парная, обе кости соединены швами. Швы разошлись. Затылочная кость подалась вперед и повредила лобную. Мозг тоже поврежден. Второй удар пришелся туда, где позвоночник крепится к черепу… В продолговатом мозге есть дыхательный центр…

– Знаю.

– Из-за отека она перестала дышать, сейчас она в коме, подключена к аппарату искусственной вентиляции легких. Я не знаю, как она вообще выжила.

– Каковы ее шансы?

– Небольшие. Не буду лгать, минимальные, но… Эти три дня будут решающими, если выйдет из комы, значит, будет жить.

По тому, как он отводит взгляд, Кай понял, что врач не верит в эти минимальные шансы. Странно, но он не удивился и не расстроился. В груди, где-то там, где сердце, словно лопнул сосуд с кислотой, она заструилась по артериям, с шипением выжигая живое, все то, что может болеть и чувствовать. Так лава сходит по склону вулкана, превращает в пепел траву, деревья, дома, оставляя дымящиеся язвы.

– Буду честен до конца. Даже если ваша жена очнется, прежней она уже не будет.

Кай встал, сжимая кулаки.

– Спасибо за честность, Андрей Степанович. Как вы сказали, шанс есть всегда, даже у безнадежных больных, именно поэтому у нас запрещена эвтаназия, так ведь?

Врач кивнул, наконец посмотрел Каю в глаза и сразу же отвел взгляд.

– Андрей Степанович, что вы думаете о вещах из аномальной Зоны, которые помогают людям выздоравливать?

– Не отрицаю их, но не советую вам связываться с торговцами чудесами – могут подсунуть подделку. Сам я видел, как с помощью такой штуки швы зарубцевались за сутки, но они бы и так зажили, в случае с вашей женой все сложнее – слишком обширны повреждения, слишком поздно ее доставили в больницу.

– Я не боюсь мошенников, – сказал Кай. – Потому что я – тот, кто такие штуковины добывает. Потому очень прошу обеспечить ей должный уход, пока меня не будет. Когда вернусь, я принесу нечто, способное ее спасти, и что-нибудь прихвачу для вас. Пока вот, – он протянул врачу еще один «регенератор». – Кладите возле нее утром и вечером и пусть лежит час-два. А сейчас напишите список лекарств, пусть даже самых дорогих, и, пожалуйста, сделайте все возможное.

Рука врача застыла над ладонью Кая – он не решался взять «регенератор».

– Этот артефакт нам не навредит.

После того как отвез в реанимацию необходимое и оставил денег врачу на непредвиденные расходы, Кай вернулся домой, сел на их с Вероникой постель, уронил голову на сплетенные пальцы.

Второй раз за тридцать пять лет произошло событие, которое сломало хребет его жизни, и сейчас он в мучительном промежутке между «до» и «после». В прошлый раз событие изменило его и чуть не убило, теперь он должен совершить невозможное и прогнуть под себя реальность.

Ему нужно вернуться в Зону, чтобы сделать две вещи: найти Койота и отомстить – раз, два – попытаться отыскать редкий артефакт «респ». И если первое осуществить не так уж сложно, второе – почти нереально, потому что Кай не видел ни одного сталкера, которому посчастливилось бы обнаружить «респ». Если в человеке теплится жизнь, «респ» способен его вернуть. Мертвых он, конечно, не возвращает.

Никто даже не знает, на что похож артефакт. Если верить сталкерским байкам, его десять лет назад единственный раз нашел некто Могута после того, как попал в «молоко» и получил ключ от Сердца Зоны, куда мало кому удавалось пробраться. У Могуты дочь умирала от неизлечимой болезни, он принес арт и вылечил ее, а сам исчез. Но у Могуты было преимущество – время, он искал «ключ» два с половиной года.