– Ты права, – рассмеялась она, и ее поддержали другие дети. – Нам будет весело без тебя!
Обидным было даже не то, что от меня избавились в мой праздник и в доме моих родителей. А то, что все это видела служанка и она искренне пожалела меня. Я видела: ее глаза были полны сочувствия. В результате и к моим стремительно подступили слезы.
Я поспешила уйти. За дверью выдохнула. Еще раз. Жестко напомнила себе, что мне нельзя плакать сегодня. У меня праздник. И я взрослая. Мне нельзя. Только не плакать! И не сегодня!
Помогло. Успокоилась. Вот только не представляла, куда себя деть. Идти в свою комнату? Слишком рано. И потом, вдруг я усну? А мне очень хотелось побывать на балу.
Так ничего и не придумав, я начала спускаться по лестнице. Мелькнула мысль: может, одеться, выйти на улицу и слепить снеговика? В эти два дня выпало столько снега, что хватит даже на снежный замок! Но окна столовой, где собрались взрослые, как раз выходят во двор, и велика вероятность, что кто-то заметит меня и скажет маме. А она поймет, что меня практически выгнали с собственного праздника, и расстроится.
Нет, значит, на улицу не пойду. Но где бы тогда отсидеться до бала? А что, если?..
Я куда бодрее продолжила спуск по лестнице, решив, что посижу в кухне, когда неожиданно открылась входная дверь. И в дом, весь в снегу и смеясь, ввалился Кимбол!
Это было невероятно, и я моргнула, прогоняя виденье. Однако Кимбол никуда не исчез. Чтобы увериться окончательно, протерла глаза и еще раз посмотрела – он был все еще здесь! Брат тоже заметил меня и развел руки, предлагая поспешить и обнять его!
– Кимбол! – бросилась я к нему с радостным визгом.
И была немедленно подхвачена, расцелована, потрогана за бант и поставлена на пол.
– А я и забыл, какая ты красавица! – рассмеялся он и, не удержавшись, вновь потрогал мой бант.
– Кимбол! – насупилась я.
А потом заметила, что дверь снова открылась и в нее влетала поземка. Покружившись, она замерла у моих туфелек.
– Ты не один? – взглянула я с интересом на брата.
– Конечно, у меня есть подарок. Как ты могла подумать, что я без него?
Он начал расстегивать пальто со странной эмблемой и полез в карман.
А я завороженно наблюдала за тем, как в приоткрытую дверь, отфыркиваясь от снега, входит огромный кот. Черный, как уголек, с горящими янтарными глазами. Кот осмотрелся и медленно и осторожно, как и сама поземка, начал приближаться ко мне. Отойдя от шока, я поняла, что это даже не кот, а пантера, и… с благоговением взглянув на брата, сделала шаг к животному.
– Спасибо!!!
У меня не было слов, чтобы объяснить Кимболу, как я ему благодарна.
Я сделала еще один шаг вперед.
Пантера наблюдала за мной хитрым взглядом, как будто проверяя, решусь ли я подойти близко или струшу. Но кто бы сумел остановить меня на пути к мечте? Подойдя к пантере, я опустилась на колени и, обняв ее, посмотрела на брата. И вот не хотела же – не в этот момент, не сегодня, – но на глаза навернулись предательские слезы. И я не смогла их остановить.
– Спасибо, – повторила, глядя на чем-то расстроенного Кимбола. – Ты настоящий брат! Ты не забыл, ты исполнил…
– Лалия… – Он качнул головой, но я отвернулась, чтобы он не увидел, как плачут взрослые девочки, и взглянула в янтарные глаза пантеры.
– Ты – мой, – сказала я животному.
Тот вздохнул. Исподлобья взглянул на Кимбола.
– Лалия…
Брат подошел ко мне, присел на корточки, снова потрогал мой бант, но я теперь ему все позволяла. Я бы даже ходила за ним следом весь день, чтобы он трогал мой бант в любой момент, когда захочет.
– Кимбол, ты… – Я поняла, что могу разрыдаться в голос, и уткнулась лицом во влажную от снега, но приятно пахнущую короткую шерсть пантеры.
– Это даже лучше… Это намного, на премного лучше, чем кот! О таком подарке я и мечтать не могла!
– Лалия… – Брат попытался отодвинуть меня от зверя, но я не желала его отпускать.
Теперь – никогда!
– Лалия…
Брат вздохнул, помолчал, снова вздохнул и после рыка пантеры, на который я даже не обратила внимания, разбил мое хрупкое и недолгое счастье: – Прости. Это не твой подарок. И не просто пантера. Это оборотень. И мой друг – лорд Гэйлорд Аликтон.
* * *
Мама права: действительно бывают такие моменты, которые из памяти никогда не сотрутся.
Прошло много лет, но я до сих пор помню каждую секунду того нелепого случая. И как расстроилась, и как не желала отпускать пантеру, даже когда кто-то из слуг позвал маму и папу. Помню отчаяние, с которым цеплялась за влажную шерсть животного и сбивчиво твердила тем, кто пытался нас разлучить:
– Кот мой! Пантера моя! Он – мой!
Я думала, что если повторить эти слова много-много раз, то мне поверят – и мама с папой, и слуги, и брат, и самое главное, тот, кого я считала своим.
– Лалия…
Мама присела рядом и обняла меня, но я покачала головой и сильнее прижалась к животному.
– Лалия, посмотри…
Я снова помотала головой, не желая оборачиваться. Брат уже предлагал променять пантеру на подарок, который привез: он уверял, что мне понравится, что я буду радоваться и благодарить, но я не поверила. И не сдавалась. Зачем мне что-то другое? И как я могла отвлечься, когда у меня пытались отнять мечту?
– Солнышко, – позвала ласково мама. – Солнышко, ты делаешь ему больно.
И я поверила. Ей поверила. Наверное, потому что это мама, а она никогда меня не обманывала.
Разжала пальцы, чуть-чуть отодвинулась от пантеры. Еще была надежда, что маме показалось, что она немножко преувеличивает. Но, увидев злой светящийся взгляд животного, я отпустила его. Совсем. Мне больше не за кого было бороться.
Мама хотела помочь мне подняться, но я встала сама. Осмотрелась – казалось, в холле собралось куда больше людей, чем приехало на мой день рождения. И они смотрели так, что не оставалось сомнений: теперь они действительно видели меня, а не мой бант.
За спинами взрослых, разинув рты, стояла детвора; чуть поодаль от них с кислой миной застыла Стикс. Ну что ж, потешу и их минутой своего позора…
Отвернувшись, я смахнула остатки слез и посмотрела на пантеру, пронзающую меня янтарными глазами. Стянув с волос детский бант, я сказала вежливо и почтительно, как полагается взрослым:
– Лорд Гэйлорд Аликтон, примите мои извинения.
Все взгляды присутствующих сосредоточились на нас двоих, и я ощущала их, как укусы десятка ос, а лорд оставался все так же невозмутим. Он не сказал ни слова и не сменил звериную сущность на человеческую. Он молча смотрел на меня. А мне вдруг захотелось передать этому гордецу хоть чуточку своего неприятного, жалящего чувства, и я сделала шаг к пантере.
– А знаете, – склонившись к ее чуткому уху, по секрету шепнула я, – вам повезло, что вы – лорд и друг Кимбола. Иначе вам бы пришлось ночевать на улице. Да-да, я не лгу. Несмотря на снег и на то, что уже почти ночь.
Пантера недоверчиво рыкнула, и я, раскрыв ее ухо пошире, чтобы она не пропустила ни слова из моего откровения, шепнула:
– Дело в том, милорд, простите, но так уж вышло… мой отец чихает и чешется, стоит ему оказаться рядом с кошкой!
Пантера насмешливо фыркнула, но позади меня очень вовремя послышался громкий чих.
– Будь здоров, папочка! – обернувшись, пожелала я ему.
– Спасибо, – выдавил он, начиная тереть глаза от подступающих слез и удерживаясь от того, чтобы снова не чихнуть.
Подойдя к нему, я отдала бант. Теперь его можно использовать как угодно, даже в виде платка – все равно не надену больше.
– Раз вы все здесь, видимо, игра была не такая и интересная? – опередила я поток насмешек, обведя взглядом детвору и посмотрев в глаза заводиле. – Возможно, в следующий раз, Стикс, ты придумаешь что-нибудь действительно увлекательное?
Я знала, что взрослые так себя не ведут – они терпят гостей, даже если те скучны, лицемерны, съели половину продуктовых запасов, замучили слуг капризами, а у хозяев не вызывают ничего, кроме раздражения и зевоты. Но это был тот момент, когда я радовалась, что мне только семь. И я могла позволить себе уйти в комнату, ни с кем не прощаясь. И могла никуда больше не выходить.