Освещенный лампами керосинками коридор первого этажа, утыканный улицей разно-формантных палаток, больше походил на бразильские трущобы, нежели на пункт приема беженцев со всего края. Одностороння улица, одетая словно барыня юбками, хижинами, сооруженные из разного рода хлама и листов жести, возвышалась до второго этажа. Живущие внизу полу-мрачного царства, немного завидовали тем, кто оставался на макушке этого уродливого сфинкса, так как последние хоть и были завешаны тряпьем разного фасона и разной меры стирки, все - же видели солнечный свет в завораживающих рамах, которого так не хватало людям. Разнокалиберные носки, трусы, разнообразные лифчики, порой чудных размеров, а также мокрые майки работяг, без всякого стеснения развевавшись на лесках, протянутых вдоль всего огромного зала, взирали на этот поистине храм великолепия, отражаясь в поистине масштабный размер зеркалах, любуясь своим выстиранным и заштопанным видом. Помимо стираного нижнего белья, в воздухе витал запах детских фекалий и мочи вперемешку. Весь этот бардак, наспех устроенный властями впопыхах, сливаясь с до ужаса прекрасным видом дворца, вызывал противоречивое двоякое, тошнотворное ощущение.

Не сразу найдя место ночевки своей жены Данила, кое как отыскал нужную палатку и вытерев ноги об коврик у входа всунулся в дом Дарьи.

- Ну здравствуй Даша, - шепотом, что бы не разбудить качающегося в руках матери годовалого малыша произнес Данила.

- Здравствуй Данила, - ответила девушка с прекрасным овальным личиком и огненного цвета волосами. - Тише только разувайся, только уснул только что.

- Даша я за вами приехал, - повысив громкость голоса сказал юноша. Девушка, ничего не ответив, все так же монотонно укачивая, стараясь не разбудить младенца.

- Собирайтесь.

- Я не могу так, - произнесла Дарья, высоким тембром голоска, от чего ребенок проснулся и заплакал. Спящие соседи через стенку, сквозь сонную дрему, начали бурчать что-то про ночную смену и ранний подъем. На звуки плачущего ребенка в палатку проснулся Василий, моментально сообразив в чем дело, вытащил из кармана мятую конфету, которую стащил с поминок. Засохшее лакомство моментально оказалось во рту малыша. Данила стоял, вкопавшись в пол покручивая обручальное кольцо на безымянном пальце, ошарашенный ответом девушки.

- Собирайся говорю

- Это кто вообще? - полюбопытствовала удивленная девушка, косясь на Василия.

- Это брат мой, он немой, но не дурак. А ты дура. Ну и оставайся тут в этом навозе. - отрезал Данила, оставив на столе обручальное кольцо, закуривая папиросу по пути выходя из палатки. Василий прекрасно слышал их разговор, как будто не замечал их рядом, уделив все свое внимание парнишке причмокивающего ссохшимся шоколадом. Видя, что ребенок успокоился и стал гоготать во все свои восемь зубов от замечательной клоунады и игры мимики актера Василия Шелопугина, немой посмотрел на пустые, залитые влагой зачарованные глаза девушки. Он бросил указательный жест в проход, потом показал большой палец, после чего указующим пестом ткнул в лицо Дарьи и тут же покрутил им же у веска, от чего девушка расплакалась, а ребенок довольный жизнью, был, пожалуй, самым счастливым человеком в этом забытом Богом месте, и на радостях описал штанишки, и довольный собой, а также с веселым выражением лица продолжал насасывать конфету.

Глава IV.Наследие второе.

Вернувшись из Большого Города домой, Данила начал наводить капельный парково-хозяйственный день* (*прим. Парко-хозяйственный день в Вооружённых силах. В этот день солдаты наводят чистоту и порядок на территории своей воинской части, в парке техники и в казарменных помещениях. Стандартно по распорядку ПХД проводится каждую субботу.), в здании, вымыв с хозяйственным мылом полы заблаговременно настругав от старого обмылка мыльную стружку в ведро с водой. В этот же день, его до помывки старого напольного покрытия, заботливо пропитанные морилового* (*прим. пол имел цвета морилки) цвета краски, Данила изволил перебелить старинную русскую печь, а также весь потолок, в последствии чего, он был занят покраской синькой*(*прим. синька - раствор органического красителя - метиленовой сини.), того, что только что побелил известкой. Удовлетворенный проделанной работой, Данила менял скатерть, не стиранную со времен поминок, как в окно постучали.

- Здравствуй Данила Николаевич, - проговорил вошедший, больше напоминающий пугливого кота манула по-своему телосложению глава администрации Богомягков Вадим Александрович.

- Прости меня, я на поминках не был, в Большой Город по делам катался, - пожав руку Данилу, продолжил председатель села. - Но на кладбище у деда с холма побывал. Хорошее место выбрали, и что самое главное рядом с сыном и женой положили. Хорошо сделали все, молодцы.

Данила пролежал механически тереть пол половой тряпкой и дальше наводить марафет в зале, словно, не замечая разувающего валенки у порога, одетого в изящную дубленку и не менее изящную мужскую лисью шапку гостя. Что тут сказать, прекрасным можно быть даже в валенках и лисьей шапке на макушке, тем более в деревне.

- Как охота Данила Николаевич? - поинтересовался местный кулак, которого из-за своего ума и умением обходиться с людьми поставили главой поселка. Хоть он и годился в отцы парню, все же рамки приличия и уважения глава села соблюдал, подобно посту в церкви. По своей жизни Вадим был человеком доброго, добрейшего и даже доброжелательного склада характера и темперамента. За то, что по имени отчеству он называл даже дошколят, и уважал всякого, вне зависимости на его состояние или благополучие, в народе главу села стали называть не иначе как "Добрый Боров". Однако унаследовав отцовские гены, ведущего свой род напрямую от запорожских казаков, Вадим Алексеевич не был жирным: своим сбитым телом, упругой фигурой он скорее напоминал Тараса Бульбу, по одноименному произведению Николая Васильевича Гоголя, которого в свою очередь перед самой войной любили делить два братских народа, выясняя его национальность, которая на самом деле была не важна в литературе.

Данила уже расстелил стол новой чистой и проглаженной скатертью, устелив по верх которой материну клеенку с цветами, привезенную еще с довоенного Города.

- Как охота? - кое как сняв с мозолистых ног валенки, и поставив обувь рядом с ичигами* (прим. И́чиги - вид лёгкой обуви, имеющей форму сапог, с мягким носком и внутренним жёстким задником. Ичиги были широко распространены у татар и стали неизменным элементом татарского национального костюма. Были также распространены у кавказских и среднеазиатских народов, а также терских и кубанских казаков. Имеют широкую популярность в Забайкалье) спросил, пройдя по чисто вымытому полу Вадим Александрович. - Говорят гураненка*(*прим. гуран (сиб., монгольск.) - дикий козел, самец косули.) стрельнул. Молоток. Весь в деда пошел, царство ему небесное не к ночи помянутое, - перекрестившись тремя перстами на Казанскую икону Божией Матери, произнес глава.

- Да было дело, - скромно не любивший хвастаться по его версии мелочам, Данила все же от излишней похвалы залился в щеках алой зарей. - Бабы на поминках жареху*(*прим.авт. жареха - блюда, приготовленные из свежей распотрошенной, туши говядины или свиньи, а также внутренних органов убитого зверя) устроили с бухлером и бузами (прим. По́зы - название на русском языке традиционного бурятского (бур. бууза) и монгольского (монг. бууз) блюда.)

- Хорошо помянули старика, молодцы. - произнес Вадим Александрович, озираясь по сторонам на приведенные в порядок помещения. - Мужики говорят старый хозяин в тайгу вернулся, видел небось?

- Видел пару раз, - спокойно начал Данила, расстилая ковры и закончив уборку по дому, усевшись рядом за столом закурил. - Две головы, как и положено. Мяса под тонну, не меньше. Меха на загляденье. На один мех, дядя Вадим можно похожий на дедов дом участок в Большом Городе купить.

Описание двуглавого медведя со слов Данилы в точности совпадали с тем, что говорили деревенские охотники. Смотрящий во все стороны зверь, увешанный латами из толстенного меха и восьми центнеров мышц, не пропускающий не одной пули, гордо расхаживал по своим новым владеньям, осматривая и приглядывая за хозяйством. С тех самых пор, как он поселился, черные лесорубы стали бояться вообще заходить в лес, не то что в глубь непроходимой вековой тайги. Там теперь царили гармония за руки держась с порядком, под предводительством нового хозяина.