Историки считают, что теоретическая разработка и практическое использование психологических знаний в криминальном судопроизводстве прекратились к середине 30-х годов XX ст. По их мнению, это было связано с довлеющим влиянием концепций А.Я. Вышинского, что привело к исключению из Уголовно-процессуального Кодекса норм, которые регулировали необходимость определения особенностей психического состояния обвиняемого, не смешивая особенности психики с ее болезненными проявлениями. Психологический контекст событий, который обязательно должен был бы исследоваться судом и следствием, стал игнорироваться. Это внесло свою лепту в укрепление принципов, в силу которых право личности на защиту уже давно стали сугубой теорией, а сама процедура судебного процесса неуклонно приобретала формальный характер.

«Высокий» суд не интересовался всесторонним исследованием психологических обстоятельств, которые имеют юридическое значение (т. е. индивидуально-психологическими особенностями социально проблемного человека), мерой их «соучастия» в формировании мотивов его поведения, психологическим анализом личностного смысла диссидентской позиции обвиняемого, скрытого, быть может, от него самого. В силу этого исключалась объективная оценка действий социально проблемной личности. К тому же в подобных случаях все, как говорится, были добровольно-принудительно свободны от рассуждений по поводу многочисленных нарушений баланса справедливости, в частности, по поводу несоответствия между индивидуальной мерой вины и соразмерностью наказания.

Учитывая прошлый опыт политической депсихологизации судебно-следственного процесса, сегодня нельзя отмахиваться от реальных возможностей психологии. Нормативно-правовая оценка социально проблемных личностно-поведенческих проявлений, перечисленных, к примеру, в разделе сегодняшнего УПК Украины о преступлениях против государства, должна учитывать хотя бы необходимый психологический минимум: уровень интеллектуального развития человека, его индивидуально-психологические особенности, личностные качества, психологические и социальные факторы, влияющие на формирование мотивов его поведения. Само же практическое участие психологии в юриспруденции можно считать условием гарантии защиты права человека на социальную и психологическую безопасность.

1. Айхенвальд Ю. Театр в сумасшедшем доме // Театр и жизнь. — 1990.—№ 2.

2. Боровский В. Поцілунок сатани: Спогади. — Нью-Йорк, 1981. — 192 с.

3. Гельдер М., Тэт Д., Мейо Р. Оксфордское руководство по психиатрии. — К.: Сфера, 1997. — Т. 1. — 299 с.; Т. 2. — 435 с.

4. Report of the US Delegation Soviet Response // Schizophrenia Bulletin. National Institute of Mental Health. — Supp. to Vol. 15, #4, 1989. —220 p.

5. Дюркгейм Э. Самоубийство: Социологический этюд / Пер. с фр. под ред. В.А. Базарова. — М.: Мысль, 1994. — 399 с.

6. Дюрренматт Ф. Поручение, или О наблюдении за наблюдающим за наблюдателями: Драматургия и проза / Пер. с нем. — М.: Молодая гвардия, 1990. — 174 с.

7. Історія хвороби Леоніда Плюща. — Б.м.: Сучасність, 1976. — 206 с.

8. Кандыба Н. Карательная система в Томской области: Три истории психиатрического террора. — Томск, 1992. — 52 с.

9. Кассета с видеозаписью юбилейного вечера В. Рафальского. — К., библиотека Ассоциации психиатров Украины.

10. Мальцев Ю. Репортаж из сумасшедшего дома. — Изд. Нового Журнала, 1974. — 71 с.

11. Никифорук Р. Хворий Володимир Чубинський чи хворе суспільство? // Чубинський В.: Вічний бій: Спогади про В. Чубинського. — К: Радосинь, 1996. — С. 119–121.

12. Очаківський В. Він був справжнім поетом // Чубинський В.: Вічний бій: Спогади про В. Чубинського. — К.: Радосинь, 1996. — С. 146–147.

13. Преданная медицина: Причастность врачей к нарушениям прав человека: Отчет Рабочей группы. — К: Сфера, 1997. — 269 с.

14. Прокопенко А.С. Безумная психиатрия. — М.: Совершенно секретно, 1977. — 176 с.

15. Плющ Л. У карнавалі історії. — Б.м.: Сучасність, 1982. — 373 с.

16. Рафальський В. Репортаж нізвідкілля // Україна. — 1991. — № 17, № 18.

17. Рафальський В. Незвичайні пригоди трьох Обормотів у Країні Чудес. — Дрогобич: Відродження, 1993. — 209 с.

18. Рафальський В. Зойк і лють: Роман-поема. — Дрогобич: Відродження, 1994. — 220 с.

19. Рафальський В. Слухай, моя Україно!: Поезії. — Дрогобич: Відродження, 1994. — 224 с.

20. Рафальський В. Як я вмер: Гумореска: Неймовірна, але цілком правдива історія, переказана і підтверджена гурмою очевидців, а також відповідно запротокольована. — Стрий: МП Опришки, 1995. — 13 с.

21. Рафальський В.?… трохи музики. — Стрий-Дрогобич: Відродження, 1997. — 31 с.

22. Рафальський В. Під дамокловим мечем: Сучасна драма на 3 дії, 8 картин. — Дрогобич: Відродження, 1997. — 55 с.

23. Ротштейн В.Г., Ястребов В.С. Психиатрия: Психиатры и общество: (Русский опыт). — М., 1995. — 165 с. — Рукопись.

24. Ухтомский А.А. Двойник или собеседник? // Психологический журнал — 1994. — Т. 15. № 2, № 3.

25. Brown Charles J., Lago M. Armado. The Political of Psychiatry in the Revolutionary Cuba. — Transaction Publishers New Brunswick (USA) and London (UK) — 217 p.

26. Koppers Andkey. A biographical dictionary on the political abuse of psychiatry in the USSR. — International Association on the Political Use of Psychiatry — Amsterdam, 1990. — 179 p.

27. Pospiszyli K. Psychopatia. Istota, przyczyny і sposoby resocjalizacji antysocjalnosci. — Warszawa: PWN, 1985. — 302 s.

28. The lady with the hat / A documentary by Aliona van der Horst / A 40 minutes version is also available English or Dutch subtitles. — Odessa, 1997.

В середине XX века мудрый французский философ заметил: общества никогда не бывают рациональными в том смысле, в каком является рациональной созданная наукой техника. Иными словами, при каждом политическом режиме необходимо найти благоразумный компромисс между крайними, несовместимыми требованиями.

Тоталитарное общество менее других способно к компромиссу. Мир коммунистической революции 1917 года в России питался надеждой на разрыв с будничным ходом человеческих дел. Но человеческая сущность не могла измениться. К коммунистическим реалиям вполне применима формула Мишле: «Революция не признала никакой церкви. Потому что она сама была церковью».

Кровь, ложь и казни — естественные атрибуты претворения в жизнь тоталитарной идеологии. Тоталитарный режим не терпит сомнения и несогласия.

Так появились в СССР диссиденты. Обыкновенные граждане, мужчины и женщины, посмевшие вслух высказать свои сомнения. Психиатрия оказалось удобным орудием для устрашения сограждан.

Эта печальная книга — о нашей истории. Эта книга — предостережение тем, кто правит нашими странами сегодня. Истинное знание прошлого взывает к долгу терпимости.

С. Глузман

психиатр, бывший политзаключенный

ПРИЛОЖЕНИЕ[2]

В настоящее время общеизвестно большое число случаев признания dissidents в СССР душевнобольными, и есть основание опасаться еще более широкого применения этого метода. Объяснить такое явление несложно. С одной стороны, метод этот весьма удобен для власти — он позволяет лишать свободы на неограниченно долгий срок, строго изолировать, применять психофармакологические средства для «перевоспитания», затрудняет борьбу за гласность судопроизводства, за освобождение таких лиц, поскольку даже у самого объективного, но незнакомого с таким больным, человека всегда остается сомнение в его психической полноценности, лишает жертву этого метода преследования даже тех немногих прав, которые имеет заключенный, дает возможность дискредитировать идеи и поступки dissidents и т. д. и т. п.