Литмир - Электронная Библиотека

Мама ведет Наташку с Толиком гулять в сторону городского рынка. Его еще Блошинкой называют. От их дома до Блошинки — только два квартала. Мама объясняла им, что на Блошинке продают старые вещи, на которых в прежние времена запросто могли бы оказаться блохи. А сейчас блохи — это редкость, но название осталось.

Блошинка пестреет разноцветными платками, шелковыми юбками и прочим, прочим, напоминающим о том, что месяц ноябрь не вечен, что придет еще и новое лето. Но только сперва настанет зима — вот вам и валенки на любую ногу…

Целые ряды заняты видавшими виды ботинками, рядом площадка ощетинилась лыжами. А между лыж, прямо на земле, стоит швейная машинка, и тут же рубанки, дрели и прочий рабочий инструмент.

Но самое интересное — тот край базара, где животные.

В раскрытых багажниках чьих-то машин визжат поросята. Лошади, запряжённые, думают о чем-нибудь своем и дремлют, пока хозяин распродает свою другую живность с телеги, устланной желто-зеленым сеном. Большие клетки битком набиты курами, а рядом пищат желтые подросшие птенцы — утята, а может быть, гусята.

В фанерных ящиках кролики пытаются скрыться от чужих глаз в толпе своих собратьев. Один только спрятался, как продавец вытащил его за уши — и ну нахваливать свой товар!

— Мама, — говорит Наташа. — Ты мне кролика все равно не купишь. Купи лучше котенка!

— Ты что! — ахает мама. — Про дедушку забыла?

И тут же голоса раздаются:

— Что покупать? Бесплатно, даром забирай!

Глядь мама — а они уже в ряду тех бедолаг, которых в любую погоду встретишь на Блошинке. Как ни придешь, они всем предлагают кошек разных возрастов и беспородных собак. А иногда еще и хомяков, сразу целый выводок, или зачем-то голубя-сизаря, который не может летать.

И в этом ряду стоит Андреевна, старуха из ближнего поселка.

Только Наташка еще с ней незнакома.

У Андреевны в руках мешок, а в мешке живность копошится — братья и сестрички, дети белоснежной кошки Сметанки.

Андреевна только задумалась о чем-то своем, старушечьем, как вдруг услышала рядом чей-то громкий плач. Смотрит — ревет довольно большая девочка, лет девяти. Или десяти. А рядом с ней стоит младший братишка — лицом на неё сильно похож. И тянет:

— Наташ, не реви, стыдно. Что люди подумают?

Наташке все равно, кто что подумает. Жизнь без котенка вдруг показалась такой горестной, что в сравнении с ней ничего значения не имело. Наташка огляделась на маму, которая, казалось, сама готова была заплакать, — и начала с новой силой:

— Котенка хочу!

Мама что-то беспомощно говорила ей. Втроем они стояли на пятачке, в центре всеобщего внимания. Секунда — и люди оценили ситуацию.

— Возьми котенка-то детишкам! — вдруг сразу заговорило, загудело, затараторило вокруг.

— Мой-то, погляди, какой шерстистый! Дедушка был персом у него.

— Лучше сюда гляди, на моего! Простой он, беспородный, зато приучен к месту, к туалету — горя не будешь знать!

— Мамка, сердца у тебя нет, ребенок-то как убивается! Котенку много ли надо? Что сами едите, то и ему… А убирать за ним дочка сама будет, большая уже.

— Куда там… — в растерянности отвечает мама толпе. — С родителями живем. С мужем я разошлась, уехали мы… Теперь — считай что три семьи под одной крышей. Тесно у нас…

— А что, плохой, что ли, был муж? — перебивает ее маленькая вертлявая бабенка. — Что, выпивал?

— Терпеть надо было, терпеть, — учит высокая толстая старуха. — Ради детей терпела бы…

— А дети — что! — спорит с ней худая изможденная женщина. — Детям-то, что ли, надо, чтобы папка скандалил каждый день?

«Что — папка каждый день?» — не понимает Наташка. Ей вспоминается — с папой они летят в надувных санках с горы, прыгают на ухабах! Страшно, аж сердце замирает! И в то же время как хорошо вот так лететь и бояться — с папкой! Одна — совсем не так боишься, по-другому…

И тут же вспоминается комната, заполненная чем-то тяжёлым. Тяжелое — невидимое, и, вроде, оно ничем не пахнет. Но оно есть, оттого что мама как-то странно молчит, и папа тоже молчит. И чтобы они не молчали, Наташке хочется прыгать на софе и громко кричать. Ей это не разрешается, и если она только попробует, мама и папа станут кричать на неё. Оба вместе. И тогда они, может, помирятся. Но Наташка и с места не может сдвинуться. И мама тогда говорит: «Нам лучше уехать…»

Мама, наверно, то же самое вспомнила. Наташка думает: как понять, что это тяжёлое в комнате было? И захочешь чужим рассказать — не сможешь. А тем всё знать надо. Или они думают, что уже всё знают…

— Ушли — и правильно сделали, не пропадёте! — утешает маму хозяйка двух одинаковых, как близнецы, рыжих котят. — Ну что, берешь у меня? Выбирай любого!

— Не могу, — оправдывается перед нею мама. — Отец у меня сильно не любит кошек.

— Деда не любит кошек, — повторяет Толик за ней. — И котенков тоже он не любит.

А девочка ничего не говорит, только ревет.

Андреевна порылась в своем мешке и вытащила вслепую рябой комок. Девочке протянула:

— Нельзя тебе домой, так вот хоть подержи маленького-то, подержи, погладь…

Та приняла в руки котенка, продолжая тянуть по инерции басом:

— У-у-у!

Наверно, трудно сразу остановиться.

— Что всё ревешь? — растерянно спросила старуха. — Или, может быть, черненького хочешь?

Девочка сразу и подхватила:

— Черненького хочу-у!

Старуха выбрала в мешке черного, как смола, котенка, сунула в руки девочке, а серого отправила назад в мешок. Девочка потянула котенка к лицу, а старуха Андреевна, приговаривая «мальчик, мальчик, хлопот у вас не будет», сделала шаг назад, а потом еще один шаг назад, и так, пятясь, пятясь, оказалась за строем других старух и девочек-подростков с котятами. Пригнулась и двинулась дальше, в толпу, в толпу.

— Стойте! — закричала мама. — Здесь ваш котенок! Мы не можем…

А старухи и след простыл.

Котенок остался вместе с девочкой, мамой и братом.

Кругом все улыбаются: «Ну, хитра Андреевна, вот и пристроила одного из своих».

5. Заговорщики

Делать нечего, зашагали мама с Наташей и Толиком домой. Наташка впереди идет, котенка к себе прижимает. Мол, что хотите, делайте, а не отдам. Лучше сама с ним вместе из дома убегу.

За ней мама идет, сердится.

— О чем ты думаешь? — спрашивает дочку. — Что мы теперь делать станем?

А сзади Толик идет. И думает: «Хорошо мне, я машинки люблю. Машинки можно дома держать. Дед сам иногда мне машинки покупает… А Наташке плохо. Она любит котят. Плохо любить то, что дед не любит…»

Мама, к тому же, злится на себя, что стала оправдываться перед старухами, рассказывать им про свою жизнь.

И все из-за этой ревули, из-за Наташки! Ну, Наташка, ну, погоди же, дурочка ты моя. Что будем с котенком-то делать? Не бросишь же его в подъезде — и без него во дворе полно кошек-бродяжек, а этот — совсем малыш, не выживет… И что бы не взять его в дом?

Бегал бы такой — черный, как ночь. Сколько раз за день тебе дорогу перейдет? И нам всё было бы нипочем. Ведь это не какой-то неизвестный чёрный кот — это свой собственный! Разве Наташка хочет чего-то несбыточного? — думает мама. Ведь поговоришь с людьми — и каждый кого-то вспоминает. Какого-нибудь зверька из детства, с которым вместе росли. Сначала, например, котенка взяли — меньше мышки. Он — «Мяу», и ребенок-ползунок тоже ему: «Мяу!». Так вместе и растут — и после вдруг подросток замечает, что его приятель-одногодок стареет. Редко четвероногий доживает до выпускного вечера своего хозяина, но только выросший хозяин всю жизнь будет вспоминать своего первого питомца…

Пусть и Наташка будет кого-то вспоминать!

Маме вдруг передаётся Наташкина решимость.

— У нас теперь есть котенок! — объявляет мама бабушке с порога.

Тети Гали с утра нет. У нее такая работа, на которую приходится ходить и в воскресенья. Зато ей и платят хорошо. Дед все время говорит, какая тетя Галя молодец.

3
{"b":"589168","o":1}