-- Ладно, признаю свою ошибку. Какие будут предложения.
-- Можно завалить ему сессию и отправить служить в армию, -- выдавил Игорь, пряча ехидную ухмылку.
-- Сессию он уже сдал, а ждать до следующей не имеет смысла, -- потёр рукой покрасневшую шею Кирилл и скрипнув зубами, процедил: - Я этого рогуля деревенского Расулу отдам. Там ему самое место.
Агата исподлобья взглянула на отца, да уж, наверное, здорово обидела Сонечка Кирилла Александровича, раз пошёл на такие кардинальные меры.
-- Сонька знакома с Расулом, -- подсказал Игорь, рассматривая безупречную форму ногтей. -- Помнится ещё покойный Эдгар Юозович уважал нашего узбекского друга за умение быстро решать проблемы.
-- Расул в первую очередь бизнесмен, а уж потом друг, товарищ и брат, поэтому будет рассказывать то, за что деньги получены. Конечно, информацию надо правильно подать, дескать, парнишка позарился на достаток, пытается увести из семьи славную девочку Соню. Ну, в общем, "дед плачет, бабка плачет, а курочка кудкудахчет".
Кирилл тяжело втянул воздух и, подойдя к окну, распахнул створки. Никогда не уважал все эти супернавороченные кондиционеры, в горле першит, сердце не выдерживает температурных перепадов, одни проблемы, то ли дело свежий воздух, даже такой загаженный, как в центре города, даже такой липкий и жаркий, как в середине июня, всё равно такой родной, напоминающий босоногое детство, непутёвую юность, всё то, что уже никогда не вернёшь, хотя, впрочем, и не надо. У каждого возраста свои радости и проблемы.
Высокий бородатый мужчина нервным движением отодвинул ткань, закрывающую вход в палатку и, войдя, опустил глаза на свернувшееся в углу тело девушки. Грубо выругавшись, он прижал пальцы к сонной артерии на её шее: девушка была мертва. Вынув из кармана кисет с табаком, вошедший привычным движением скрутил самокрутку и, закурив, выпустил в потолок струю серого, вонючего дыма. Как же ее звали? Ангелина? Нет, Ангелина, это та дура, что умерла до нее. Рита! Да, точно, Маргарита. Дольше всех продержалась... почти три года. Мужчина снова затянулся, вспомная всех пятерых. Красивые были девчонки, все как на подбор блондинки, ноги от ушей, грудь колесом... Жаль хлипкие оказались. Первой умерла Наташа, чересчур красивая была, мужики к ней в очередь выстраивались, к другим человек пять за вечер, а к Наташке нескончаемым потоком шли. И ведь ругал, целый день тренировки, спарринги, теоретические занятия, отдохнуть бы вечером, так нет, как мухи на говно лезли. Кто же такое выдержит. Через два месяца не проснулась. Потом Валерия с ума сошла, пришлось пристрелить. Следующей отошла Алла... Не девка была, принцесса-воин. Даже хоронили с почестями. Здесь цену смелости знают. Два раза убегала, за волосы назад в лагерь притаскивали, сопротивлялась до последнего, пока по почкам не получит, ноги не раздвинет, а там уж насилуй тело почти безжизненное. Полгода держалась, а потом у одного урода пистолет вытащила.... Пока пристрелили, троих с собой забрала. К Ангелине не любили ходить, только войдешь, а она в слезы. Дура и умерла по-дурацки: другим мужикам по барабану: ревет себе и ревет, а Рашид -- больной, сказал "не вой", ну и замолчала бы, глядишь, живой бы осталась, а то разрыдалась, ну он её подушкой и придушил, чтобы не мешала процессу. В этом деле надо меру знать: кому повыть, кому поулыбаться. Вот в прошлый раз привезли девчонок, может и не такие красавицы, но уж умнее - это точно. И удовольствие получают, и подарки собирать не забывают. Мужик, он ведь как ребёнок, расскажи, какой он классный, он тебе с операции такие побрякушки привезет, мало не покажется. А Ритку жалко, хорошая была девчонка, уже даже язык начала осваивать, ну да видать не судьба. Мужчина еще раз прошелся взглядом по обнаженному телу: когда-то крупные округлые груди висели пустыми мешочками, белая кожа, без соответствующего ухода, быстро сгорела, тусклые волосы грязными космами обрамляли осунувшееся, усталое лицо и только огромные голубые глаза, словно открытые окошечки, через которые пять минут назад улетела в небо чистая добрая душа, отражали вечно белое солнце пустыни.
Еще раз вздохнув, мужчина прикрыл тело лежавшим неподалеку грязным покрывалом и вышел из палатки. Вдохнув полной грудью прохладный вечерний воздух, он вздрогнул всем телом и бодренько потрусил к зданию больницы. Медицинский персонал, выполняя требования главврача, строго следил за выполнением санитарных норм и запрещал несанкционированные посещения, потому легко раненные бойцы, чаще всего, страдали не столько от боли, сколько от недостатка общения. Молодые ребята грубо улыбались, лелея надежду, что вошедший остановится и перекинется парой слов о последних событиях, но мужчина, поздоровался на ходу и не останавливаясь, прошёл в лабораторию. Переодевшись в белый халат, натянув одноразовые бахилы и перчатки, он вошел в святая святых местных медиков и ещё с порога услышал громовой голос профессора Лазарева.
Когда профессор приезжал на полигон, полевой командир Алим Низамов старался, как можно реже попадаться ему на глаза, хотя именно профессор год назад помог избавиться от сопровождающего его всю жизнь ощущения холода. Сколько Алим себя помнил, холодно ему было всегда, и только горячая ванна помогала восстановить дисбаланс и возвращала хорошее настроение. Чего только не прописывали местные эскулапы, рассказывая, как близко у него находятся вены, что-то об узких артериях и еще какую-то чушь, но даже здесь, в солнечном Узбекистане, постоянное ощущение сибирского холода не покидало тело. До тех пор, пока не появился на полигоне круглый неприятный профессор.
-- Мерзнете, господин командир? - вкрадчивым голосом спросил столичный светила.
"Не твое дело, -- зло ответил внутренний голос Алима. Не отдавая себе отчет, мужчина с первого взгляда проникся неприязнью к приезжей знаменитости. - Даже имя какое-то приторное. Филипп Романович... Филипп, к жопе прилип. Круглый, липкий, как дешевый леденец на палочке". Наконец, подавив неприязнь, Алим мило улыбнулся:
-- Мерзну, господин профессор. Медики говорят что-то о кровеносной системе...
-- Может быть кровеносная система, а может быть, что-то другое. Зайдите ко мне в кабинет вечерком. Проведем с вами сеанс гипноза. - Видя замешательство в глазах собеседника, профессор приторно захихикал. - Приходите командир, не пожалеете. Много нового можете узнать.
Дружески похлопав нового знакомого по плечу, психиатр Филипп Лазарев вернулся в лабораторию.
Что нового он мог узнать о себе? Ни случаев амнезии, ни убойных ударов по голове в жизни не было, начиная лет с пяти и вот уже сорок девять лет он, бывший офицер Советской Армии и нынешний боевой командир, помнит с абсолютной точностью и, тем не менее, в семь часов вечера, мужчина неуверенно зашёл в кабинет профессора.
Как его погружали в гипноз, Алим не помнил, просто опустился в кресло, о чем-то поговорили и... клац... белое-белое поле, холод пробирает до костей, посреди зимнего, нетронутого человеком пейзажа катит небольшая чёрная повозка. Десятилетняя девочка зябко кутается в огромный, когда-то белый, оренбургский платок. "Сестренка, -- изумленно подумал Алим. - Нет. У Регины глаза другие, восточные, как у отца". И вдруг девочка вздрогнула и личико её скривилось в жалобной улыбке. "Бабушка" выдохнул Алим, вспоминая папину мать, кутающуюся всю жизнь в оренбургские платки.
-- Замерзла, Аделаида? - мужчина, сидевший рядом, попытался согреть руки девочки своим дыханием. - Лезь вниз, к Александру, там теплее.
Маленькая Ада скользнула вниз под огромное теплое покрывало, от резкой вони, забившей лёгкие, девочка автоматически высунула голову наружу, но через минуту организм приспособился и стал медленно согреваться. Младший брат провел теплой ручкой по её щеке, стирая холодные капли растаявшего снега и прижался поплотнее к ногам отца.
