Никаких бабочек. Синхронный мощный танец с множеством движений и фишек, трюков. Такого по телику навалом.

Доев шоколадку, Чимин отправился домой, но заметил, что обходит здание по периметру и зачем-то заходит внутрь. Хореографическая школа, как он и думал. На входе охранник поднял на него глаза в лёгком недоумении. Кажется, он мечтал пошутить: «Макдональдс дальше по улице», но промолчал и сухо поинтересовался, по какому поводу большой человек таки нанёс визит.

— Я жду кое-кого. Можно присесть?

Хорошо, что он носит с собой паспорт (из страха быть убитым или попасть в передрягу). В ожидании не пойми чего, Чимин прогуливался по уютному вестибюлю, рассматривал информационные доски, завешанные фотографиями с чужими успехами, понюхал декоративную акацию в горшочках на подоконнике и устроился на диванчике, заняв его полностью.

Спустя двадцать минут вестибюль заполонили взрослые, встречавшие детей: из балетного класса высыпали маленькие щебечущие девочки, следом за ними школу покинули молоденькие девушки, предпочитавшие хип-хоп, потом ещё толпа молодёжи…

Умаявшись, Чимин задремал, и снилось ему, как ни странно, прошлое. Староста, по которой он вздыхал. Тот февральский вечер, когда она прилюдно унизила его, швырнув подаренную валентинку в лицо. Чимин не подписывался, но она видела его у своей сумки, и кричала на него, вызвала своего бойфренда (о существовании которого Чимин, конечно, не знал), и тот поймал его с дружками после школы. Его били ногами, больно и долго. Чим кричал.

…Кричал, дёргаясь во сне.

— Слушай, может у него приступ, пойдём отсюда, а?

— Ты дурак?! Ему надо помочь!

К щекам Чимина прикоснулись чьи-то ладони, легонько ударили.

— Эй, проснись!

Чимин открыл глаза. На него смотрел обеспокоенный человек. Тот самый танцор.

— Всё в порядке? — спросил он.

— Да… Да, спасибо.

— Кошмар приснился? Бывает. Наверное, ждёшь кого-то из младших? — парень глянул на часы. Неужели он не видит, что перед ним жирный… — Сейчас вроде малые самбой занимаются.

Чимин закивал, застеснявшись.

— Хосок, блин, ты идёшь?! — взмолился его спутник.

И тот, кого зовут Хосок, вдруг безо всякой причины добродушно улыбнулся Чимину. Чимин опешил, видя поблёскивающие на его зубах металлические брекеты, делающие улыбку несколько глуповатой и чуточку уродливой.

— Иду! — Хосок помахал на прощание. — Ну, пока.

Нет, серьёзно…? Он даже не обратил внимания, не скривил рта, не отпрянул, он прикасался к нему. Чимин потрогал вскипевшие щёки, ощутил невесомость. Так вот они какие - бабочки.

***

Подъём в 5:30 - правило, к которому сложно привыкнуть. Цифры - тонюсенькие зеленые палочки на электронных часах, доставшихся даром по вине сколотого уголка на дисплее. Мелодия на будильнике заводская, и на марш к пробуждению не катит, но Юнги не отлёживается. Некогда.

Переступая хлам в остывшей за ночь студийной квартире, он спотыкается о пустые банки из-под пива и задирает жалюзи. Пролившийся солнечный свет прячет тонны пылинок, проявляя позади разобранный диван, на который спешно закинуто лохматое покрывало, столик слева и маленькую кухонную гарнитуру. Единственное окультуренное место - оборудовано под рабочее и занято коробками, инструментарием, пучками проводов, паяльником, отвёртками, стопкой дисков с программами и распотрошённым на детали ноутбуком.

Курево закончилось, в холодильнике вообще ни черта. И как славно получить от друга уведомление о том, что к нему нужно заскочить часиков в десять.

Закончив утренние ритуалы, Юнги надевает чёрный балахон, вечные джинсы и убитые сникерсы, параллельно доедая вчерашний кусок пиццы. С 6:30 до 9:00 он занимается разгрузкой грузовиков на продовольственном складе, с 9:30 до 18:00 сидит за кассой супермаркета, а оставшееся время, вплоть допоздна, трудится в мастерской радиорынка, где чувствует себя, как рыба в воде.

Головокружительно быстро меняющиеся подработки и их обилие - не прихоть, а вынужденная мера. Ещё подростком Юнги начал вляпываться в неприятности, хотел быть не как все, свободным от обязательств, отойти от стереотипного пути. Отошёл к пропасти. Он хотел сделать родителей богатыми, а семью ни в чём не нуждающейся. Окольными связями вышел на общение с бандой, помогал приторговывать наркотиками, потом увлёкся азартными играми, благодаря которым годы спустя заимел несусветные долги во множество нолей. В восемнадцать он проигрался на такую сумму, что любой другой на его месте предпочёл бы вскрыться. Но только не Юнги, он не сдаётся, не лох, его так просто не взять. Он на мушке у тех, кому должен и факт того, что просыпается по утрам - есть своеобразный залог жизни.

К назначенному часу Юнги идёт по коридорам местного агентства занятости, где имеет связи в виде одного хорошего друга, с которым рос на одной улице. Заходить к нему на чай или кофе всегда предполагает маленький нервный момент: одна подработка идёт в топку по тем или иным причинам.

Для Ким Намджуна, парня состоявшегося как человек и живущего в квартире с видом на центр, Мин Юнги как был раздолбаем, так им и остался. Но всё же, раздолбаем в хорошем смысле слова. Он не парится, не паникует, просто подавлен. Беспощадный реалист, который выучился принимать действительность без радуги и розовых пони.

— Кассир, которого ты замещал, вышел с больничного, так что получите-распишитесь.

— Уборщик? — Юнги метнул отчаявшийся взгляд на протянутую Намджуном бумажку.

— А что?

— Ничего.

— Тебе нужны деньги или как? — вскинул бровь Джун.

— Ещё спрашиваешь…

— Тогда не бухти, а поставь уже подпись.

Позавтракав у Намджуна и поболтав о пустяках, Юнги направился к метро, проверил адрес, указанный в направлении на работу, и пожал плечами. Все работники нужны, все работники важны.

========== Глава 4. В которой борьба - не пустой звук. ==========

Просидеть, тупо пялясь в стену, с час. Юнги может. Особенно, когда сдерживается, борется. Насильно ставит мысленную преграду не рвануть прочь и не наломать дров. Он вспотел, покосился на зарплату, лежащую в конверте. Итак, он отнесёт её одному из ростовщиков и баста. Отнесёт. Точно.

Юнги взял конверт и принюхался к содержимому, издав стон больного фетишиста.

Блядь.

Эти сраные бумажки просто созданы для того, чтобы их тратить. Иногда, но не каждый раз, ему сносит крышу. И поздний вечер в подпольном казино выглядит закономерно правильным.

Здесь тусуются некоторые прежние знакомые, бомбит музыка. Почти бар, только после посещения у многих на сто проблем больше, чем прежде. Автоматы Юнги не очень жалует. А вот покер - да. Тут он шарит. Иногда проёбывается страшно, но и выигрывает. Крупье по прозвищу «Скала» тасует карты и интересуется ставками. Юнги жмёт на ва-банк. В ход пущены навыки, блеф и малость нетрезвости: опрокинутый стакан виски разогрел плоть.

Всю игру Юнги не покидало ощущение, что кто-то за спиной дырявит его взглядом, но отвлекаться было не с руки.

Наконец-то - небольшой плюс к зарплате. Повезло. Удивительно даже. Юнги обернулся и невольно сглотнул. Там причина его везения или…?

Они встретились глазами, и как-то сразу познакомились беззвучно, расставили приоритеты. Юнги оценивающе осмотрел линии тела, отметил аппетитные пропорции и, подойдя, без слов вжал его в стену, прижался к губам, настойчиво втиснув язык, втемяшил колено между ног и завёл до того, что добился стояка. С трудом оторвался, возбуждённо дыша у щеки, сжал налитые половинки отменной задницы. Напротив увлажнённые теперь губы, расширенные зрачки, веера ресниц, а глаза… Ух, ты. Да сучка под экстази, верти-крути, как хочешь. Двойная победа.

Юнги прокатился ладонью по горячему бедру. Дрожь и бесстыдный стон. Парень этот, сука, такой красивый, что хочется оттрахать его на раскиданных картах и сломать.

— Поехали ко мне? — Юнги прикусил ему мочку, услышал утончённый выдох, заметил маленькую ссадину на верхней губе и как-то неприлично завёлся.