А если человек всё-таки хороший?…
Чимин сбавил скорость дорожки и переключил песню на плеере. Нет, за отсутствием идеалов - хороший в большей степени, хотя бы добросовестный? При разных условиях, мотивах и целях наверняка будет меняться и человек. Он и железо, и глина. Он и прочен, и бесхребетен, легко привыкает к рутине, легко адаптируется и подвластен распаду. Постоянен и не совсем, подобен воде, переходящей в разные состояния.
Элементарно. Чимин пробовал найти оправдание и Хосоку. Парню, о котором стыдно строить догадки. Но что поделать, если в мыслях он прописался посуточно?
Приходило ощущение, что о том подвале Чимину нужно узнать подробнее. Соваться туда в одиночку он не стал бы, вряд ли стоило рассчитывать на везение наткнуться на того сурового охранника и быть вовремя спасённым… Чимин подумал о Юнги. Штат обслуживающего персонала на лето, конечно, сокращают, но стены университета всё же содержатся в чистоте, что значило - уборщика вполне могли перевести чистить то крыло, где заседали методические советы и ректорат.
Что ж, догадка ущипнула тщетностью: никакого Юнги Чимину найти не удалось, в отделе кадров на его вопрос, а не работает ли тут такой-то и такой-то, Чимин получил четыре пары нарисованных бровей, поднявшихся выше. Покопавшись в компьютере, одна из женщин любезно изрекла: «Уволился».
Расстроившись, Чимин направился к остановке, шагнул было к закусочной, но живо отрезвел и свернул в другую сторону. Отметил Чимин и любопытное: спустя месяц занятий ходить ему стало чуть легче, отдышка уже не вынуждала останавливаться каждые десять минут, и до хореографической школы он добрался в два раза быстрее обычного. Глянув на наручные часы, решил подождать полчаса. Не повезёт - в другой раз или как-нибудь по-другому.
Фортуна ему улыбнулась. В лице Хосока, на чьём светлом лице количество увечий значительно уменьшилось. Заминка. Кажется, он забыл, как зовут странного парнишку, появляющегося именно тогда, когда на душе паршивее некуда.
— Пак Чимин, — напомнил он.
— Да, точно. Извини.
Говорить им особо не о чем. Хосок одержал две пятничные победы, но настроения у него всё равно не прибавилось. Именно в тот день он забирал сменную одежду из шкафчика: с танцами снова приходилось завязать. Чимин будто бы чувствовал.
— Бросил, да?
Хосок вздрогнул, по спине его побежал холодок.
— Откуда ты знаешь?
— Предположил.
— Ух ты, умник.
— Мозги - то единственное, что не успело заплыть жиром, — улыбнулся Чим.
— По-моему, ты стал немного меньше, — заметил Хосок, прищурившись.
Брекеты с его зубов исчезли, и Чимин засмотрелся. Он заалел, как маковый букетик, и чтобы разрядить обстановку, Хосок предложил перекусить на пару.
— Буду только кофе, — отрезал Чимин.
— Взялся за себя хорошенько, да? Молодец.
Они зашагали нога в ногу. Наверное, что-то тревожило Хосока много больше, чем такая мелочь, как прогулка рядом с толстым человеком. Чимину такой расклад пришёлся по душе. Совсем неплохо, если они смогут дружить и иногда видеться.
Иногда - действительно стало получаться. Хосок не спешил делиться проблемами и держался закрыто и несколько отстранённо, не посвящая Чимина в личное. Говорили они о музыке, книгах и происходящих вокруг событиях. Хосок только и знал, что работал, заявлял об этом честно. Чимин поддерживал его, считая, что образование не означает великого ума, а наличие кучи бумажек в качестве доказательств оного - уже пора считать рудиментом. Современность научила людей юлить.
— Будь ты хоть сто пядей во лбу, не сдвинешь с места те горы, которые заняли люди со связями.
— Сопротивление бесполезно? — хохотнул Хосок. Они встречались в скверике недалеко от диспансера, где Хосок навещал сестру. — Зришь в корень.
Чимин узнал, что если привязывался к кому-то и проникался, то переставал испытывать неловкость. Его подмывало расспросить Хосока о семье, но держался он деликатно. Самому бы ему точно не понравилось, попытайся кто пролезть в душу.
— И что нам остаётся? Влачить жалкое существование.
— К сожалению, да, — согласился Хосок. — И это мы жалкие.
Беседы с Чимином успокаивали, обычные долгие разговоры без обещаний о будущем и исповедей о прошлом. Чимин не был активным и беззаботным, как товарищи и знакомые, он - чудесатый маленький взрослый, заключенный в большом человеке, почти старик. По крайней мере, слушая его мысли вслух, Хосок ненадолго растворялся в умиротворенном состоянии и наслаждался тем, что его не просто слушают, а слышат. Довериться Чимину полностью он всё же не мог, слишком уж часто обжигался о болтунов и предателей.
Тем не менее, встретившись с ним через пару дней избитым и проигравшим, залепленным пластырями, он выговорился начистоту, полный эмоций, и ждал, что Чимин испугается и убежит, найдёт себе уйму внезапных дел, лишь бы скрыться у маминой жилетки от набежавших проблем.
Хосок повернул голову. Глаза Чимина сожалели, но оставались ясными. Оставались рядом. Он молча взял Хосока за перебинтованную руку и продолжил смотреть за тем, как у фонтана мочат пёрышки птицы. Чимин боялся, что Хосок отнимет руку. Но тот замер и обратил внимание, какая у него маленькая и аккуратная ладонь; и непонятно, как в ней умещалось столько тепла.
***
В клубе под загадочным названием «Хель» Тэхёну не понравилось сразу. Убого. Давящая блеклость холодных стен, тени и запахи круто щекотали нервы. Проходя по закруглённому коридору, Тэхён слышал звенящую присказку няни: «Камень помнит всё». Да и короткий рассказ Юнги только добавил антуража в стиле фильма ужасов.
К моменту, когда они вошли в главный зал, Тэхён уже жалел о съеденном час назад салате. Если взгляды типа «я бы тебя трахнул» Тэхёну лестны, то контингент лиц, желающих разбить ему морду просто за то, что он скрывается под медицинской маской - симпатии не вызывал, что вынуждало прижиматься к Юнги, который чувствовал себя, как дома. Они заняли места на первом ряду, и Тэхён уверовал, что у спутника те ещё привилегии, хотя до этого сомневался.
Народу набралось достаточно, никто не скрывал лиц. Тэхён обалдело огляделся по сторонам и узнал некоторых бизнесменов и представителей элиты, в которой крутился сам. В уме проскочило: «Падаль».
— Хочешь спросить, почему никто здесь не прячется? — Юнги вжался губами в ухо, чтобы Тэхён смог расслышать вкрадчивый шёпот. — Потому что для них это одно и то же, что и светский раут. Результат важнее. Никто ведь не стесняется ипподрома, верно?
На ринг молча вышли двое отменно сложенных мужчин в длинных шортах, провели шуточный спарринг, посветили телами. Затем грянул удар в гонг. То, что Юнги называл «веселухой» оказалось жёстким мордобоем из серии гладиаторских боёв. Толпа не скандировала «хлеба и зрелищ», но явно пребывала не в себе, покатились восторженные крики, аплодисменты. Один боец ломал другому рёбра, зажав захватом. Тэхён смотрел в пол, слыша, как хрустят кости. Его не отличало великое человеколюбие, но и бездумное насилие он не поддерживал.
Ставки на людей. На бойцов. Те, кому они принадлежали, получали наибольший процент. Тэхёна волновало, с чьей казны вели денежный распил, кто мог вкладываться в подобное. Все те мужчины и женщины, окружавшие его и находящие посещение зверинца отличным вариантом отдыха. После они разъедутся по ближайшим VIP-залам и проведут незабываемые ночи, а эти несчастные с ринга ещё несколько недель будут еле переставлять ноги. Индустрия развлечений не знает пощады.
Он коротко взглянул на Юнги, тот наблюдал за происходящим хладнокровно. Да, Тэхён в курсе, что Юнги играет здесь иногда наряду с другими уродами, но… Это Юнги. Его нездоровое увлечение подсознательно хотелось прощать, он не рос в роскошных апартаментах и цену жестокости знал наверняка.
Во время тайм-аута ринг отмывали от крови, «гладиаторов» приводили в чувство, умывали и накачивали какими-то таблетками, Тэхён поспешил покинуть залу, решив донести приступ тошноты до уборной. Юнги метнулся следом, подтолкнув его к нужной двери, и встал у кабинки, скрестив руки на груди.