— Я подумал, что тебе не помешает подышать свежим воздухом, — спокойно сказал Юнги, намекая на то, что с момента треволнений Хосок законсервировался в квартире. — Скажи честно: страшно?

— Можно подумать, я жестяная бесчувственная банка, — обиделась Эсперанса и сделала милую гримаску. — Конечно же.

Юнги протянул руку и взял её тоненькую ладошку в свою. Она вспыхнула и невольно отвела взгляд. Какая мужественная рука, какие цепкие пальцы! Такими руками душат с пристрастием или спасают за мгновение до гибели. В хладнокровии Юнги, однако, проступала и заинтересованность, как бы успешно ни пытался он её спрятать. Вдруг он вывернул руку так, чтобы сплести пальцы, едва это случилось - Эсперанса болезненно ахнула и отстранилась.

— Что? — недоумевал падре.

— Такое чувство, что ты с меня шкуру снимаешь.

— Мой отец это любил… — таинственно припомнил Юнги, наблюдая, как забавно вытянулось от удивления личико напротив. — Чучела делал, имею в виду. Хочешь немного послушать о моей семье?

Эсперанса оробела. Казалось, она приоткрывает кладовую несметных сокровищ. И её неминуемо ослепит.

— Давай в другой раз, — вежливо отказав, она подмигнула и, поблагодарив за угощение, собралась уйти.

— Тебя проводить? — Юнги показался недовольным. Он не чувствовал, что может заполучить её внимание целиком, и это немного, самую малость, раздражает. — Хотя бы до аллеи?

— Не утруждайся, я сама. Спасибо ещё раз, дорогой, — улыбнувшись, Эсперанса сделала крутой поворот и, являя свету восхитительную походку, сногсшибательно удалилась.

Сердце у неё колотилось так же быстро, как и у него. Иной раз они забывали, как жарко состоялось их знакомство. Тот поцелуй кружил голову, он ударил стрелой по телу, но проткнул душу. Юнги не заметил, как порвал сжатую в пальцах салфетку. Приблизительно та же волна агонии накрывает, когда выслеживаешь на охоте жертву или выжидаешь появления врага, сидя в окопе.

То доступная, то непостижимая, Эсперанса-Хосок невольно вызывала двойственное желание изловить её сущность и выпустить все соки или же замкнуть в объятия. Хотя у Юнги всегда были проблемы с обнаружением пределов нежности, он не поддавался соблазну измерить её глубины. В юности, когда он гладил молоденьких девочек, он ценил их ухоженность и аппетитные фигурки, но совершенно не интересовался внутренним содержанием.

В нынешнем потоке лавы он может свариться. В кои-то веки мысль о смерти кажется синонимом надежды на новую жизнь.

***

Будни протекали в некоей вязкости, когда затягивались и диалоги, и образ действий, а сутки тянулись невыносимо долго, привнося вопросы вместо ответов, переохлаждение конечностей ночами или наоборот - сырость.

Тэхён много курил, тратя на сон пару-тройку часов. Его терзала совесть. Самонадеянный выезд в Палермо подверг Чимина опасности, привёл к потере Карлоса. И даже теперь он не в состоянии просто прийти к Чимину и утешить, наверняка зная, как тяжело ему даются потрясения.

В одну и ту же ночь они стояли у разных окон, вдыхая пересоленное море, не то чтобы сожалея, но остро чувствуя одиночество, разное по степени.

Если бы у Чимина не было верной «подружки», он бы окончательно увяз в спиртном. Но Эсперанса закрыла бар, спрятала ключ и убедила Чимина взять себя в руки немедленно. В конце концов, их лига на плаву и в состоянии вернуть бразды правления. Чимин поверил, но успокоился относительно и на словах.

Лишь единожды вечером, когда Эсперанса заночевала в борделе, нагрянул Тэхён, немного возбуждённый, с расширенными от наркоты зрачками. Чимин безропотно проводил его в гостиную. Они не проронили ни слова: Тэхён без малейшей осторожности привлек Чимина к себе и обнял, потянувшись к губам, прижался, распробовал ещё и ещё, но те пребывали в покое, дрогнули. И Чимин сделал что-то совсем противоестественное. Он отвернулся, отпираясь от него, пряча глаза под чёлкой.

От Тэхёна пышно разило мускусом, около часа назад Эсперанса шепнула по телефону, что к ним пожаловал босс и выбрал себе двоих парней. Осознание того, что он только что трахался вызывало у Чимина вполовину - сходное животное желание, но после и ревность, помноженную на отвращение. Если бы только он не танцевал с ним тогда, Чимин прямо сейчас мог бы раздвинуть ноги, воспользоваться буфером чувства вины, сыграть ва-банк. Ему трудно передать, как это больно - быть слепком прошлого, важность которого определяется статусом «жив», параметром «тело». Чимин потерял бы самоуважение, отдаваясь разгорячённому и не соображающему Тэхёну. Но тот и не набрасывался, даже имея все шансы взять своё излюбленным способом.

Уяснив, что ловить нечего, Тэхён отошёл, по-видимому, перебарывая порыв причинить вред. Он рассчитывал на его поддержку, а в итоге получил неожиданный отпор. В качестве прощального жеста Тэхён нечаянно задел дорогую вазу. Куда бы он ни пришёл, обязательно что-нибудь разрушает. И не всегда для того, чтобы отстроить новое. Чимин на секунду увидел в нём надломленного мальчика, вышедшего из подвала, мальчика, который всё ещё боится темноты.

Призывать на помощь Марко Тэхён всё-таки передумал, пусть и порывался пару раз набрать ему и попросить притащить свой болеющий зад обратно.

— И что, вернёшь ему трон, как игрушку, которая не понравилась? — пребывавший в гостях Юнги стоял спиной, пальцем водя по корешкам книг в стеллаже.

— А почему нет? Коньки он ещё не отбросил.

— Оставь это ребячество. К тому же, я знаю, что ты его уважаешь. Без весомых причин Марко бы не отошёл от дел.

— Ставлю на то, что он догадывался о грядущей облаве, — бессильно вздохнул Тэхён.

— Что ж, — Юнги повернулся, скрестив руки на груди, — тогда давай оценим его умение предвидеть неприятности. И не будем обращаться, покуда можем разрулить проблемы сами. Ты знаешь, я на твоей стороне.

— Если меня скинут, настанет повсеместный пиздец, — посетовал Тэхён.

— Вряд ли. Катанию никто взять не решится, увидишь. Это просто прессинг, давление. А такое ты переживёшь.

В кабинет пожаловал Чимин. Они с Юнги обменялись короткими кивками. Прежней вражды уже не наблюдалось. Юнги обратил внимание на то, как между ним и боссом промелькнул неуловимый прежде призрак субординации.

— Босс, есть новости.

— Слушаю.

Дав предварительную обрисовку ситуации, чтобы было понятно и Юнги, Чимин вернулся к текущим событиям.

— Та группировка Каморры, где значился Эмилио - существует, но они поредели и немного… опустились, что ли. В основном нанимаются на сопровождение контрабанды, в серьёзные перепалки не лезут, — Чимин размял шею и сел, закинув ногу на ногу. — Мой человек поговорил с главным. Эмилио они давно в своих рядах не видели, но чтоб тот хоть раз подумал поддержать Стидду - и речи быть не могло. Из-за брата.

— Выходит, этот каморровский говнюк знает то, чего не знаем мы. Занятно, — Тэхён взглянул на Юнги.

— Вроде того. Эмилио с Армандо несмотря ни на что ладили. Мне передали также, что они вели переписку, и я запросил корреспонденцию из тюрьмы, почитал кое-что и выяснил, что в последние годы Армандо порывался выйти из организации, но как можно аккуратнее, потому как согласно их «кодексу», как и нашему, сделать это живым невозможно. Короче, единственным путём было - наебать всех.

— Армандо с самого начала играл за другую команду?… — подивился Юнги. — Ничего себе. За что боролся, на то и напоролся.

— Именно так, — согласился Чимин. — Но фактических подтверждений его смерти у нас нет. А слова представителя Стидды, которого ты пытал, я бы на веру не брал. Ясен красен - они замывали его принадлежность к своим рядам.

На Тэхёна словно снизошло озарение, переходящее в тупую ярость. Размешанные прежде краски, небрежно ложившиеся на полотно, наконец-то взыграли абстракцией, где угадывался смысл.

— Что получается? То сообщение было адресовано ему, Армандо? Этот ублюдок и по сей день живёт припеваючи.

— А вас не смущает, что человек, напичкавший нутро Эмилио динамитом, не позаботился избавиться от ноутбука?… — Юнги поочерёдно посмотрел на взбудораженные лица собеседников.