— Ты что, колешься?

— Немного. Как и ты.

Вздрогнув и чувствуя, как леденеет нутро, Тэхён задрал рукав своей рубашки. В этих синеватых дырочках крылась причина его полусознательного бдения, отравления вне дозы, суженных зрачков, заплаканных век и постоянного желания трахаться.

— Нет… — он сполз вниз по стене. — Нет, блять…

— Чуть-чуть - не вредно, — заверил Чонгук, опускаясь к нему, целуя в лоб. — Я люблю тебя, слышишь? Это небольшое баловство, и нам по плечу выбраться. Не паникуй.

Чимин сидел за стеной, обнимая колени и слушая, как их дыхание удваивается, звуки нарастающего поцелуя врезаются в слух. Он хотел помочь им, но не знал как. Совершенно. Они умирали у него на глазах.

***

Настольная лампа противно мерцала. Никогда Юнги не приветствовал долбаные флуоресцентные китайской сборки, уж лучше бы поставили свечу на травах. Как в детстве. И во вращающемся подсвечнике.

Тут же запах медной проволоки или скорее - собственного тела. Если не считать гипса на руке, в остальном он чувствовал себя добротно. Родился в рубашке - про него. Первая мысль-молния о Хосоке. Он лежал на соседней кровати, с подвешенной ногой. Под капельницей, и с перебинтованной головой. Горькое сожаление, сердце сжимается разом. Как бы то ни было, они выжили. И кто-то оказал им содействие, потому как Юнги не помнил, чтобы добирался до жилого пункта.

В чистой комнате, оборудованной под медкабинет, никого не было. Юнги прикинул, что провалялся без сознания немало, и с момента аварии прошло не менее пары суток. Из одной задницы - в другую, с такой техничностью, что позавидует бывалый аквалангист. Дверь скрипнула, впустив гостя. Юнги притворился спящим, краем глаза отследил, как человек в белой рубашке меняет Хосоку капсулу с физраствором.

Условный доктор выглядел зрело и признаков врага в нём не разглядеть. К тому же, Юнги показалось, что он где-то его уже видел. Он завёл разговор потому, что иначе не представлял, как докопаться до сути происшедшего.

— С ним всё будет хорошо? — спросил падре, кивнув на Хосока.

— Пока - да. Правда, с лодыжкой не свезло. Перелом не самый благоприятный, но операция себя покажет не раньше, чем через две недели, так что без прогнозов.

— Спасибо за помощь, — Юнги продолжал всматриваться и не узнавать. — А ты кто вообще, миссионер, целитель?

— Скажешь тоже, — доктор покачал головой.

— Мы служили вместе? — предположил Юнги.

— Да, можно и так сказать. Я полевой врач, в госпитале весь конфликт просидел, — док подсел на стуле, поставил Юнги градусник и сделал пометки в блокноте. — Ты не вспомнишь, наверное. Мы часто сидели за одним столом. Ты, я и Эльмаз. Сдружились быстро. Но я такой - типаж невидимки, редко запоминаюсь людям.

Юнги проморгал, приподнялся, ощутил першение в глотке. Набираясь смелости, предположил:

— Намджун, ты?…

Спустя столько лет безызвестности. Когда-то Юнги думал, что он погиб. Из того сухонького студентика в больших очках ныне самый настоящий мужчина.

— Но какого чёрта ты здесь?

— Ни война, ни церковь, — Намджун достал нашивку с гербом Ватикана, — не забывают своих мучеников.

Намджун всё это время работал по указке главенствующего центра Италии, и в его задачи входило ни много ни мало - пресечение действий политических интервентов. Но что прозвучало ещё страшнее, так это повесть об Эльмазе, наплевавшем на дружеские принципы.

— Здесь многое замешано, — Намджун достал сигареты и щедро предоставил пациенту возможность отвести душу. — И личное, и жажда наживы. Он в последнее время попёр в дурь. Даже у меня терпение лопнуло.

— Он велел меня убить, — поражённо констатировал Юнги. — Я его прикрывал каждый раз, в огонь за него лез… А этот ублюдок, вот сука…

Юнги взглянул на Хосока и сжал сигарету зубами. Вот уж кого-кого, а его Эльмаз у него не отнимет. Удар под дых.

— А Стидду Ватикан тоже поддерживал? — обозлился Юнги.

— Нет, конечно. Но избавиться от них они не решались. Накладно выходило. Гораздо легче было подождать, пока подорвётся изнутри. Несчастье назревало давно.

Намджун всегда был славным парнем, достойным своего звания, скромным. Он не хвастался нынешним положением и подставил плечо именно тогда, когда Юнги уже почти отчаялся. Интуиция приказывала: верить. Боевому товарищу, тому, кто зашивал его и лечил.

— Получается, ты нас вытащил, — подытожил он. — Как же тебя сюда занесло, «Ганди»?

Оказывается, Юнги помнил его прозвище и те неплохие, в общем-то, будни.

— После армии вернулся в Сеул, следил за тем, как ты поживаешь. В семинарии доучился. После того, что в Афгане увидел - хотел вообще в монастырь с концами податься. Ну и потом, мы пересекались на некоторых «пати», — Намджун скривился, давая понять, что новомодные словечки не по нраву. — Ты мне был примером для подражания, а потому я не поленился итальянским заняться и ходил на те же курсы, но попал в другую группу.

— Я тогда такими делами занимался, что на окружение не смотрел, — Юнги чувствовал укол совести. — Почему ты молчал, не дав о себе знать?

— Хрен знает, — Намджун пожал плечами. — Беспокоить не хотелось.

— Или под статью попасть, — Юнги попробовал пошутить, но веселья в себе не обнаружил.

Тихо спящий рядом Хосок дышал болезненно и громко. Юнги сжимал простынь в кулак. Затем выяснил, что на улицах поутихли беспочвенные битвы, а они с Хосоком вот уже три дня на попечении в частной клинике, где у Намджуна знакомые. Не то братская помощь по старой дружбе, не то очередной ход по директиве сверху. В любом случае, Юнги созрел для вопроса о Тэхёне, и подробности вселили в него странное чувство. Словно он скучал и лелеял мечту увидеться вновь.

— Вернулись? Они здесь?

— Вроде как, — кивнул Намджун, не раскрывая источник информации и не уточняя, что видел их лично. — Чонгук состоял в сговоре с Эльмазом. И нынешнее его местонахождение, в том числе, с заложниками, нам неизвестно. Скорее всего, мы не будем их преследовать. Основное дело Чонгук сделал на ура, размолотив такой клан, как Стидда. Остатки от них мы и сами добьём.

— Погоди. В смысле - заложниками?… — Юнги сообразил, взбесился, подорвался встать, но Намджун осадил его обратно. — Ты Чимина знаешь?

— Бордель у него лучший на всей Сицилии, так что - естественно. Да, он тоже с Чонгуком.

— Бля. Надо вытаскивать малого, — Юнги тревожно посмотрел на Хосока. Что сказать, когда он придёт в себя? Как объясниться? — Нет, их всех надо вытаскивать.

— Надо, Юнги. Да только не обязательно, — Намджун выражал что-то сродни сочувствию. — У меня сейчас есть возможность отправить вас с Хосоком на родину или куда скажешь. Я не должен был выходить из-под прикрытия и ещё поработать шестёркой у Эльмаза, но он тебя пришить хотел, а этого я допустить не мог.

— С какой ещё радости? — недоумевал падре, но начиная догадываться. В армии между ними что-то всплывало, но непрочное и исключительно одностороннее. — Ясно. И ты готов так запросто отпустить меня с Хосоком?

— Я тебе не среднестатистический пиздабол. Или ты думал, что Эльмаз получит своё после того, как растоптал наше к нему доверие? Ты взваливаешь то, что не унесёшь в одиночку. Во-первых, я нашёл у тебя следы ножевых, во-вторых, очевидно - со сломанной рукой не повоюешь. Будешь отстреливаться на пафосе, как в боевиках?

Намджун удалился на несколько минут и принёс спасённый кольт, положил к изголовью.

— Нашёл при тебе. Думаю, это важно, — он всплеснул руками. — Я понимаю, что ты хочешь пойти навстречу Ринцивилло, у него все шансы вернуться и навести порядок, если не завязнет в болоте. Но вам с Хосоком жизни не дадут. Ты знаешь, какая моя вторая миссия?

— Та, что невыполнима? — прикинул Юнги и, нахмурившись, потребовал: — Выкладывай, как есть.

— Передать парня его семье, а тебя федералам, — Юнги нервно хохотнул, и Намджун пожал плечами. — И это значит, что выбор невелик: либо соглашаешься на бесшумную депортацию, либо, если решишься выступать против, придётся биться башкой о стекло.