В разгар лета в Стедвике появился Роланд — грубоватый и решительный молодой человек, во всём облике которого чувствовался сильный характер. Он чем-то напоминал Катерине отца, и общаться с ним было приятно и интересно. Долгими вечерами они гуляли по дворцовому саду, и Роланд рассказывал о сражениях со своим братом за энротский престол. Эти рассказы производили сильное впечатление на большинство молодых девиц, с которыми ему приходилось встречаться. Катерина тоже выслушивала их с интересом, но по задаваемым ею вопросам Роланд понял: эта принцесса заметно отличается от прочих потенциальных невест. Если другие девушки, с открытым ртом слушая истории о подвигах Роланда, восхищались его доблестью, то Катерину интересовали подробности сражений, применявшиеся в них тактические планы. Она подробно расспрашивала о численности и расположении войск, предлагала свои варианты действий… Королю стало очевидно, что на этот раз он имеет дело не с обычной пустоголовой красавицей, каких на своем веку повидал уже много. Он увидел в Катерине родственную душу. Ей тоже нравился Роланд, нравилось его серьезное и уважительное отношение к ней. Впервые в жизни она встретила мужчину своих лет, с которым могла на равных разговаривать о делах и битвах, который не делал при этом скидок на ее молодость и неопытность и понимал ее с полуслова. Катерина чувствовала, что лучшего мужа ей не найти, и всё больше склонялась к тому, чтобы принять его предложение. Ее останавливал лишь один момент: она не представляла себе, как сможет жить, покинув родную Эрафию. Но, поддавшись на уговоры отца, убеждавшего ее в большой государственной важности предстоящей свадьбы, принцесса всё же дала согласие стать женой Роланда.
В первый день августа они обвенчались, и вот настал день, когда Катерина с мужем должна была отбыть на его родину. «Ты уезжаешь в Энрот, — сказал ей на прощание отец. — Но, как бы ни сложилась твоя жизнь, запомни: главным для тебя всегда должны быть Эрафия и справедливость». И только уже стоя на палубе корабля и глядя на уменьшающуюся фигурку отца на фоне толпы придворных, Катерина впервые в полной мере осознала, как тяжело ей будет вдали от дома.
В Энроте её приняли радушно — народ был покорен её добросердечием и простотой в общении, а вельможи оказались очень довольны упрочившимся союзом с Эрафией. Но ни новые друзья, ни многочисленные обязанности и хлопоты, ни любовь мужа не могли избавить ее от незнакомого доселе чувства пустоты и тягучей тоски, щемящей сердце. В Энроте всё было чужим и непривычным: порядки, обычаи, даже природа. Свободная Гавань — энротская столица, где теперь жила Катерина, — казалась безобразным нагромождением старых и новых зданий. Здесь было тесно и душно, и она всё время уносилась мыслью в свой Стедвик с его многочисленными садами и фонтанами, с широкими улицами и величественными зданиями центральной части, где селилась знать, с нарядными, увитыми плющом разноцветными домиками простого люда в окраинных районах, со сверкающими золотыми куполами большого и славного монастыря, привлекавшего паломников со всей Эрафии… Разве можно было сравнить с ним Свободную Гавань, грязный и шумный город, из-за обилия заморских торговцев похожий на огромный суетливый базар? А дворец, в котором жила Катерина? В Стедвике это было изящное здание, нарядные бело-голубые стены и позолоченные колонны которого особенно красиво смотрелись на фоне окружающей зелени. А королевский дворец в энротской столице был аляповатым сооружением, построенным с претензией на роскошь, но явно перегруженным архитектурными излишествами…
Впрочем, дело было, конечно, не в архитектуре дворцов и не в красоте городов. Просто слишком многое, видимо, связывало Катерину с родной страной, с её народом, с отцом. В Энроте она чувствовала себя посторонней и лишней, не радуясь ни титулу королевы, ни ласкам мужа. Роланд искренне недоумевал, как это его жене может не нравиться Энрот. Он надеялся, что со временем она привыкнет и освоится, но ее тоска не проходила, а лишь усиливалась. При всей любви к ней, муж совершенно не понимал, что творилось в ее душе. А она всё чаще и чаще выходила на берег и подолгу стояла там, печально глядя в бескрайний простор моря, за которым находилась далекая родина. И всё чаще думала о том, что переезд в Энрот был роковой ошибкой. Даже рождение сына, которого она назвала в честь отца Николаем, мало что изменило. Ребенок стоил немалых мучений — беременность протекала тяжело и закончилась благополучно лишь благодаря усилиям придворных магов, пользовавших Катерину травами и заклинаниями. Более того, королеве пришлось смириться с мыслью, что больше у нее детей не будет — забеременеть во второй раз ей не помогло и вмешательство магов. Желанный и выстраданный ребенок, которому было суждено стать единственным наследником Катерины, поглощал всё свободное время, но и он не мог отвлечь ее от мыслей о родной Эрафии и оставшемся там отце.
А потом, в так называемую Ночь Падающих Звезд, в Энрот неожиданно пришло несчастье. Прилетевшая невесть откуда комета принесла ужасных, никогда прежде не виданных злобных тварей — криганских демонов. По свидетельствам посещавших Энрот заморских купцов, та же беда обрушилась на Антагарих — а именно на Эофол, благодатную землю миролюбивых полуросликов, превратившуюся теперь в сущий ад, в источник угрозы для всех соседних стран. Катерина искренне жалела добродушных и жизнерадостных полуросликов, но при этом горячо благодарила судьбу, что удар, к счастью, пришелся не на Эрафию.
Возможно, Роланд оставил бы пришельцев в покое, предоставив им обретаться в пустынных местах на границах страны, куда тех занесла судьба, но демоны хотели большего — они всё чаще и наглее проникали в Энрот, сея смерть и разрушение. Этого терпеть было нельзя, и, передав Катерине все государственные дела, король отправился с отборной дружиной изгнать демонов и уничтожить их в собственном логове. Они ускакали, и никаких вестей не доносилось из отдаленных пустошей.
Впрочем, Катерине не пришлось долго мучиться неизвестностью, ещё одна черная весть пришла из-за моря — умер отец. Это было так неожиданно и невероятно, что она не сразу поняла строки письма и не почувствовала горя — только ощущение нереальности происходящего и какое-то тупое недоумение: как могло случиться, что отец, еще молодой и никогда серьезно не болевший, умер столь внезапно? Лишь вечером, войдя в комнату сына и увидев портрет Николая Грифоново Сердце, всегда висевший в изголовье ложа внука, в обрамлении черной траурной ленты, Катерина со всей ясностью осознала, что никогда больше не увидит отца, и безмолвное горе взмыло из онемевшего сердца к горлу и прорвалось облегчительными слезами. К счастью, этих слёз не видел маленький Николай, он пришёл позже, притихший и не понимающий, как себя вести — у него ещё никто не умирал, да и деда он знал лишь по урокам, отзывам отца и рассказам матери.
Катерина не медлила ни дня — утвердив предложенного королевским Советом Уилбера Хамфри регентом до возвращения Роланда, она занялась приготовлениями к отъезду. Чем дольше королева думала, тем сильнее подозревала, что смерть отца была насильственной. Она перебирала в памяти эрафийскую знать, пытаясь вычислить возможных врагов короля — и не находила никого, кому могла быть выгодна его смерть. Тем не менее, подозрения не покидали ее. А убийство короля означает как минимум заговор, а то и переворот. Поэтому, отправляясь на родину, она взяла с собой не обычный эскорт, а несколько сотен энротских воинов.
После недавней стычки с пиратами Регны подозрения Катерины еще усилились. «В Эрафии что-то неладно» — говорили освобожденные рабы пиратов. Что именно? Этого они не знали. Но их слова посеяли смятение в сердце Катерины, и с каждой минутой ей становилось всё больше не по себе. Скорей бы, что ли, закончилось это мучительно долгое плавание! Чем терзаться неизвестностью — лучше уж побыстрее оказаться на месте и встретиться лицом к лицу с действительностью, какой бы тяжкой она ни была. В конце концов, у нее, законной наследницы престола, есть все шансы подавить мятеж. И тут, будто в ответ на её мысли, прозвучал рог впередсмотрящего.
