Не расстается ни на момент,
Где табанят.
Ночуют и учатся прямо на джонках,
Много сказок слыхал я и дивных легенд...
Есть края,
Где народ угнетали веками,
Люди жили в потемках скупой нищеты, —
И тогда озаряли их жизнь
Огоньками
Сказки, сказки
Неслыханной красоты!
Там природа покорна
Волшебным законам:
Там озера все
Бронзовый буйвол вскопал,
Там над морем не скалы,
А скулы дракона
И драконова кровь
Обратилась в коралл.
Там таинственный мальчик
На коне из металла
Мог приехать из джунглей —
Всех врагов превозмочь!
Там, когда у людей
Больше сил не хватало,
Реки, камни и звери
Им спешили помочь!
Есть легенды о лотосе.
Есть о дереве хлебном...
Там леса и пещеры сокровища сказок таят
Там все травы — целебны,
Там слова все — волшебны.
Даже птицы там сказки по ночам говорят...
В сказках сладость надежды —
Самой желанной!
Сказки реют повсюду,
Тревожа, маня и грозя.
В сказках мудрость мерцает.
Как океан из тумана.
Сказки часто сбываются...
Без сказок нельзя.
ТОСКА ПО РОДИНЕ
За семь морей заехал я куда-то
И вдруг в порту далеком повстречал
Товарища,
Нет земляка,
Нет брата,
Ну, одним словом, встретил москвича!
Мы вспомнили московские прогулки:
Кузнецкий мост. Столешников, Арбат...
Как там, вдали,
Любые закоулки
Для москвичей значительно звучат!
Там, в раскаленных тропиках,
Мы были,
Как две оттянутые тетивы.
И все слова, что мы произносили,
Отбрасывало в сторону Москвы.
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . .
Кого не раз
В чужих краях носило,
Тот, верно, сам изведал до конца:
Тоска по родине — такая сила,
С которой не справляются сердца.
Езжай хоть прямо в рай
Без пересадки,
Где и не нужно думать ни о чем,—
То слишком горько там.
То слишком сладко,
То слишком холодно,
То слишком горячо.
Лишь Родина — вот милый край, в котором
Печаль и радость.
Солнце и снежок —
Все нам к лицу,
Все по сердцу, все впору,
Как Золушке волшебный башмачок!..
Я знаю: в час, когда на небе синем
Засветится Полярная звезда,
Все русским людям
В далях, на чужбине
Спать не дают ночные поезда.
А в поездах
Дорогой к дому плачут
При виде русских тоненьких берез
И не отходят от окна, не прячут,
И не стыдятся
Этих светлых слез!
АПРЕЛЬ
Поэма
Кто виноват, что в дни скитаний,
В года военных испытаний,
Ребятам, «годным к строевой»,
Вдруг стукнуло по восемнадцать
И подошла пора влюбляться...
Вот где — конфликт! Еще какой!
Война в подробности не вникла,
Война всех под машинку стригла,
Суров был стиль ее команд.
И надо ж было так случиться:
Я, например, сумел влюбиться
Дорогою в военкомат.
Давно расставшись с этой болью,
Давно переболевши корью
Своей мальчишеской любви,
Я то с улыбкой, то с печалью,
Как письма с воинской печатью,
Листаю горести свои...
...Весна. Апрель. Земля промокла.
Веселый хмель колотит стекла,
И сладко жмурятся дома.
Все пахнет талостью и прелью,
И просто прелесть, как капелью
Рыдает старая зима.
Опять на вербах и на кленах
Полно воробышек зеленых —
Слепых клеенчатых птенцов.
Опять весь мир великолепен,
Хотя порою мокрый лепень
Еще сорит из облаков...
Уже река от сна воспряла,
С верховий тянутся устало
Горбатые седые льды.
Они — как дым воспоминаний,
На них следы ночных свиданий,
Тропинок тайные следы.
Горсад в плену шальных мелодий.
Здесь сок берез, как брага, бродит...
А на скамеечке рядком
Сидят над книжкой две девчонки,
Две золотых задорных челки,
И я с одной давно знаком...
Но суть в другой, в той, незнакомой:
Глаза с весеннею истомой
Колдуют, дразнят и манят...
И все в ней — в такт весенним ритмам...
— Ну, познакомься! Это — Рита.
Куда идешь?
— В военкомат,
О, как я этим был доволен:
Я в их глазах предстал как воин,
Как вероятный офицер.
Зрачки у Риты стали строже.
Как будто ветер сад встревожил...
Амур попал, как снайпер, в цель...
____
Как много прошлого забыто...
Но до сих шор с тобою, Рита,
Я вижусь в зыбком царстве сна,
Ведь сон (скажу это шутейно),
Он, так же как закон Эйнштейна,
Легко смещает времена...
Во сне ты — как на старом снимке:
Вся в тонкой золотистой дымке,
Той прелести апрельской в тон.
Смотрю — и странно прикоснуться,
И страшно мне во сне проснуться,
И хочется продлить свой сон.
Я помню, как в военкомате
Хирург в сияющем халате
Сердито нас в руках вертел,
И так краснела санитарка,
Как ей, бедняжке, было жарко
От множества раздетых тел.
Призывники баском острили
В испытанном барковском стиле,
А я им в тон попасть не мог.
Весь мир я видел сквозь романы,
Сквозь поэтичные туманы,
Мой бог был не Барков, а Блок.
Весна сулила мне подарки:
Во-первых, эта встреча в парке,
А там и слава ждет в бою!
...Знакомая мне сообщила,
Что Рита у нее стащила
На память карточку мою...
____
Мы встретились порою поздней,
Над задремавшей речкой звездной
В военный срок, в весенний час...
Я видел зрением поэта:
Мы как Ромео и Джульетта —
Война вот-вот разлучит нас.
Но в этот день мы были вместе.
Я говорил ей про созвездья.
Каким же я наивным был!
В ту пору все любить спешили,
А я ей говорил, что Шиллер
(О дьявол!) яблоки любил...
Какое странное свиданье:
Замаскированные зданья.
Озябший, вымокший бульвар,
Где стыл мой хрипловатый шепот,
И тонкий горьковатый тополь
Из почек пробки вышибал...
Я развернул ей всех поэтов...
Стихи остались без ответов...
Ни Блок, ни Байрон не помог.
Я попытался простодушно
Обнять ее. Опять: — Не нужно!..—
Я ничего понять не мог.
В делах любви нужна закалка.
А для меня она — загадка.
Я, как по льду, иду скользя.
Где ты правдива? Где лукавишь?
Как быть? Какой тут тронуть клавиш?
Что можно? А чего нельзя?
В ней все так смутно, так непросто,
