1957

* * *

Когда мои друзья сойдутся за столом,

Внимаешь ты,

пристроясь робко с края,

Беседам о грядущем, о былом,

О настоящем,—

блюдца вытирая.

Они философы, мои друзья!

Подчас,

когда, обрушась друг на друга,

Они кричат, сарказмами разя,

Ты в кулачок зевнёшь,

моя подруга.

И вижу я по выраженью глаз

И по улыбке, что скользнуть готова:

«Пускай кричат. Они уйдут сейчас,

И мы с тобою вместе будем снова».

1959

АМУРЫ

Вскинь классический лук и сквозь щель амбразуры

Жертву высмотри и порази!..

Вы порхали легко, фронтовые амуры,

Ваши крылья в крови и грязи.

Ваши стрелы — они беспощадны и метки.

В блиндаже что б поделать смогла

Санитарочка — только что из десятилетки,—

Если в сердце попала стрела?

Вы летали свободно, босые ребята,

Не боясь под бомбёжку попасть,

Чтобы в рыжих глазах диковатых комбата

Загорелась тяжёлая страсть.

Чтоб текло бы под пальцами девичье тело

Да лохматой овчины пола...

Только пёрышко, колыхаясь, летело,

Мягко выпавшее из крыла.

Воют жены, хрипя, без мужей, без известий.

Трупы кровью набрякли во рву...

Но игрива улыбка кудрявеньких бестий,

Напрягающих тетиву.

1966

ДОБРОТА

Я всё занесу на скрижали,

Железную точность храня,—

И то, как меня обижали,

И то, как жалели меня.

Обида, обида людская!

Забудешь одну без труда,

Другую, полжизни таская,

Не сможешь забыть никогда.

И всё ж, как она б ни держалась,

Концу её все-таки быть,

Но, острая, светлая жалость,

Тебя мне вовек не забыть.

Я зубы сжимал, чтоб не плача

Пройти среди белого дня.

Царила моя Неудача,

Несчастья терзали меня,

Сердечностью необычайной

Я был поражён на пиру,

За чаркой в райпитовской чайной,

В картофельном сытном пару.

Сидел я, печальный, у края.

И, голову вбок наклоня,

Подолом глаза утирая,

Жалели старухи меня.

О русские веси и грады!

Прошёл я немало путей

И высшей не знаю отрады,

Чем доброе слово людей.

Вставало над избами солнце.

Я видел: везде разлита —

Где с верхом, а где и на донце —

В людские сердца доброта.

1951

ХОР В ПОЛЯХ

Песня в армии.

Она возникала в голосе запевалы,

Захватывала нас, и мы подхватывали припев...

Это было то искусство,

Где актёр и зритель сливаются в одно.

Мы пели для себя — зрителей не было,—

Шли безлюдными полями.

Это высшее искусство!

Фантазёры первых лет революции,

Мечтавшие о слиянии зала и сцены,

О мистериях, где бы в одном порыве

Стиралась грань между смотрящим

И действующим,—

Вот она сбылась, ваша мечта!

Вокруг поля ржи,—

Мы шли в земные пределы.

Мы, и актёры и слушатели,

Шли, отдаваясь песне.

Мы вкладывали в неё всю жалость к себе,

Всю мальчишескую тоску по неувиденной жизни,

Всю боль от чёрных портянок,

Плохо, торопливо замотанных перед походом.

Мы были как древнегреческий хор, по дороге,

Квадратом, движущийся куда-то

В провалы полей.

Мы комментировали запевалу,

Мы как бы напоминали ему о роке

Тонкими голосами,

Вытягивая мальчишечьи шеи из воротников.

А он заливался, он звал, он спорил, он верил,

Не соглашался.

Мы снова вступали, грозили, предостерегали.

А вокруг только простор,

Солнце,

Безлюдье...

1964

* * *

Про смерть поэты с болью говорили

Высокие, печальные слова.

И умирали,

и на их могиле

Кладбищенская высилась трава.

Смерть неизбежно явится за всяким,

О жизнь моя, как ты мне дорога!

Но я умру когда-нибудь в атаке,

Остывшей грудью придавив врага.

Иль с палкою в руке, в смешной панаме,

С тропы сорвавшись, в бездну упаду.

И я умру под горными камнями,

У звёзд остекленевших

на виду.

А может, просто — где дорога вьётся,

Где, кроме неба, нету ничего,—

Замолкнет сердце вдруг и разорвётся

От песен, переполнивших его...

Где б ни было: путём, пролёгшим круто,

Под ветровой неистовый напев,

Умру и я,

до роковой минуты

Задуматься о смерти не успев.

1947

СЕРЬЁЗНОСТЬ

Кричим, шумим, хохочем,

Но посредине дня

Серьёзность, между прочим,

Вдруг посетит меня.

Как бы колдун колдует!..

Она не без причин

Мне на чело надует,

Как на реку, морщин.

Не соловей о розе!..

Я движусь напролом —

На полном «на серьёзе»

Сижу, скребу пером.

Не слизыванье крема

Иль пенки с молока!..

Центральная проблема,

Как бездна, глубока.

Какое продолженье

С потерею ферзя?!

Серьёзно положенье.

Серьёзней быть нельзя!

Я не меняю позы,

От лампы резкий свет.

Поставлены вопросы,

Я должен дать ответ.

Пифагореец мелет

Про тайны разных числ,

Но всё же мир имеет

Какой-то главный смысл.

Конечно, не снаружи,

Конечно же, внутри!

Перо сжимай потуже

И в суть вещей смотри!

Идёт за летом осень,

Вращая колесо.

Мир глубоко серьёзен.

Серьёзен мир. И всё.

Я думал: я не вечен.

Коль так, то всё — слова!

И я бывал беспечен:

«Всё пена! Трын-трава!..»

И в мир я верил слабо,

Во все его дела.

Но на плечо мне лапа

Серьёзности легла.

Я, не жалея пыла,

Кричал: «Мне всё равно!..»

Серьёзность проступила,

Как через бинт пятно.

Серьёзность средь народа

Явилась вдруг в кабак.

И у меня острота

Застыла на губах.

Мне дух её явился,

И думал, что умру!

Я шуткой подавился,

Как костью на пиру.

Ну и попался в сети

Лет сорок пять назад!

Но ведь и наши дети

Серьёзно в мир глядят.

Суровы в мире песни.