Его рука очутилась на моей щеке, потом скользнула к подбородку. И он приподнял его, заглядывая в глаза.

Слишком личный жест. Что вы хотите там увидеть? Страх? Хорошо. И я открылась ему, выплеснув всё то, что чувствую.

- Я передумал.

Я напряглась.

- Вы больше не вернётесь к Этьену жить.

- Но он - мой владелец.

- Я решу этот вопрос без вас, дорогая Варвара.

Странно, но я почему-то обрадовалась этой вести. Неужели я уже всё решила? Продаюсь этому старику?

- А как я получу гарантии? - мой голос был будто не мой. Неужели во мне живёт кто-то другой? Расчётливый и продажный?

"Молчи, глупая. Такая возможность вырваться из этого ада!"

"Кто ты?"

"Я - это ты. А ты - это я".

Ничего не понимаю, а от этого ещё страшнее.

- Говорите так, словно у вас прекрасная жизнь, и вы боитесь её потерять, - перебил вторую меня старый ловелас.

Я опустила очи долу.

- На улицу попасть я не хочу.

- Да не волнуйтесь! Вы получите их очень скоро, - и он лукаво улыбнулся. - А теперь - довольно болтовни. Отведайте бульон, пока он не остыл.

- А танцы...

- Вас большой театр удовлетворит?

Я кивнула. Не нужен мне этот театр. Но танцевать я люблю.

- Хорошо, я всё устрою. А теперь ешьте. Сегодня у вас длинный день.

Я прислушалась к совету, не понимая, что Эжен задумал. Но решила, что всё равно скоро узнаю.

Примечания по главе:

крода* - погребальный костёр славян.

Хер* - косой крест, напоминающий букву Х. Так раньше и называлась эта буква - хер. От этого слова пошло другое - похерить, например, что означает, перечеркнуть.

Бумагопрядильня* - ткацкая фабрика по производству хлопчатобумажных фабрик.

немцы* - все, кто говорит на иностранном языке, кого не понимают обычные люди.

Речь идёт о Первой Отечественной войне. Исторически считается, что она была в 1812 году. На самом деле дата сдвинута лет на 20-40. Она произошла 1838-48.

Наша страна раньше называлась Тартария, это была огромная империя, на всех континентах. Потом откусывали по куску от неё, пока не добили окончательно. Тому есть множество доказательств, в основном в иностранной литературе, картах. У нас же напрочь всё переписали, но и у нас тоже что-то осталось.

http://gallica.bnf.fr/ark:/12148/btv1b53029234q/f1.item.r=guerre%201812.zoom

http://www.prlib.ru/item/357502

К слову, Наполеон воевал вместе с Александром Романовым против Москвы, а не Петербурга, считавшейся на тот момент столицей РИ.

Глава 2

Ели мы в молчании. Но я наслаждалась едой: запахом, обволакивающим тёплым паром, ласкающим кожу лица, вкусом и почти обжигающей пищей. Просто кормили нас у Этьена по-собачьи, холодными почти помоями, из миски на полу.

И получала удовольствие от стула, стола, света, почти до боли режущего глаза сейчас, которого всегда у нас имелось мало, а дневного мы почти не видели. И всё больше понимала, что просто не могу вернуться к прежней жизни.

Отношения меня пугали до дрожи в коленях. Эжен перекупит меня? Вряд ли ему это обойдётся дёшево, ведь, как я поняла, у него имелись на меня планы. Просто так меня не отпустят. И то, что Эжен пообещал забрать, не значит, что ему позволят. Цена может быть слишком высокой. Согласится ли Этьен - тот ещё вопрос. Поэтому сейчас я наслаждалась тем, что имею, даже прикосновением к горячему горшочку, из которого ела.

Когда мы наконец покинули ресторацию, я решилась задать мучающий меня вопрос.

- Эжен, меня Этьен ведь не отпустит.

- Нет.

- Тогда что вы задумали?

- Сперва осмотр у лекаря.

Мне оставалось лишь согласиться. Незнакомка внутри меня молчала, а я больше почему-то не мучилась угрызениями совести, приняв её выбор.

Приехали мы в одну из больниц. Стало страшно. Вдруг обнаружится что-то, что не позволит меня забрать.

"Как я могу так думать? Совсем сбрендила? Или это не я?"

- Успокойтесь, милая, всё хорошо.

Может, зря я всё это затеяла? Что, если ничего не получится?

Меня провели в одну из палат. Здесь всё было по-прежнему - мама трудилась лекарем, и я здесь частенько бывала. Разве что канделябров со свечами наставили да обветшало всё. Хотя снаружи следов пожара видно не было, следы потопа имелись - окна утопали в земле.

Милый старик радушно встретил нас, обнялся с Эженом.

- Карл Демонси, - представил лекаря мой почти что любовник.

- Варвара, - слегка поклонилась я.

Старик покачал головой.

- Карл, не обращай внимания на её манеры.

- Это что, внучка твоя? - спросил Карл.

- Ты же знаешь, у меня даже детей нет!

Взглянула на своего ухажёра. Точно, внучка! Даже не дочка! Неужели у него вовсе совести нет?

- Да, манер у неё нет! - согласился лекарь. - Неужто, невеста?

А я разозлилась. Именно потому, что невестой назвали. Будто опустили прилюдно. Сделали больно, не дав никогда стать невестой, выйти замуж, родить детей.

- Ты полный осмотр просто сделай! - ушёл от щекотливой темы старик.

- Насколько полный?

- Саамый полный!

Их разговор заставлял отчаянно краснеть, испытывая стыд. Хотелось плюнуть на всё и бежать сломя голову. Но... куда мне бежать? Порядочные девушки без сопровождения не ходят, как говорил Этьен. Когда видела одиноких женщин, так учитель называл их "ночными бабочками", и взгляды, которые бросали на них мужчины труппы, говорили сами за себя. Тогда каждый раз Этьен напоминал, что ждёт нас - невинных девиц. Правда, таких с каждым разом становилось всё меньше. А потом и вовсе я одна осталась, шарахалась от остальных, меня и не трогали. Но нынешний любовник Этьена бросал на меня сальные взгляды. А значит, выбора у меня нет.

Любовница Эжена или жена того мужелюба, что сейчас в любовниках учителя ходит, который имеет имя Седьмой. Пожалуй, тогда лучше старик - один старик. Только один. Ведь женщина создана лишь для одного мужчины. Ему она отдаёт свою непорочность, свою девственность, становится взрослой, женой, матерью.

"Если отдаваться, то хорошему человеку".

"Старик всяко лучше любого из твоей труппы".

Возможный любовник вышел, а вот лекарь попросил раздеться.

Внутри всё клокотало от возмущения, стыда. Оголяться при постороннем, да ещё и это не тот старик, который меня покупает...

"Это всего лишь осмотр. Представь, что это не мужчина, а лекарь - женщина. Вас же иногда осматривает помощница лекаря".

Пришлось раздеваться, отчаянно смущаясь, наплевать на гордость. Уверила, что мнение лекаря не помешает. Этьен не считал нужным нас лечить. Проще выгнать. А та женщина, что осматривала, была лишь его помощницей. Такие убеждения помогли собраться с духом и снять пачку. По телу прокатилась дрожь.

"Тихо, тихо, - уговаривала я себя. - Рано паниковать!"

Разбинтовала ноги и села на подстеленную белоснежную простынь. Холодно!

Лекарь осматривал меня везде. От головы под волосами, за ушами, во рту, носу, подмышками и... везде.

Уложил на кушетку. Стоило ему начать раздвигать мне ноги, как их начало трясти.

- Успокойтесь, это всего лишь осмотр, - сказал лекарь, удерживая обе ноги.

Но его слова не помогли успокоиться.

Долез до самых тех мест, куда, кроме как мужу, лезть вообще не положено. Меня трясло от этих прикосновений.

- Успокойтесь, а то позову Евгения Евгеньевича. Будет вас держать, чтобы я осмотрел.

Мне только этого и не хватает!

"Вспомни маму!"

"Она тоже вот так осматривала?"

И поняла, что да. Только тогда не было груди, не должно было быть. Да и между ног не залезала. Но это не картинка-воспоминание, скорее ощущение, что так было.