- Моя мама была лекарем в той больнице, - разоткровенничалась я.

- А отец?

- Я не помню. И маму не помню. Лишь когда ты привёз к Карлу, вспомнила об этом, и место показалось знакомым.

На плечо легла его ладонь.

- Мне жаль, что так вышло с твоей семьёй. У тебя есть братья-сёстры?

- Не знаю. Не помню ничего. Лишь как пряталась когда Москва горела. А маму... - я сглонула комок в горле.

Он вдруг притянул к себе и погладил по головке.

- Ты вспомнишь. Обязательно.

- Но разве не надо прошлое отпустить?

- Нельзя. Нужно помнить, чтобы вынести урок. Сейчас людям переписывают прошлое. Везде сплошной обман и подавление. Прошлое нужно вспомнить, как бы больно ни было. И своих предков. Знать, кем они были, как жили.

- А ты... - я подняла голову, заглядывая ему в лицо.

- Мы его помним, знаем.

Он провёл по моей щеке шершавой ладонью.

- У меня много дел. Читальня имеет свой каталог. Вот он, - и Эжен выдвинул один ящичек из комода. Вот гляди, с этой стороны русские названия, - и старик задвинул ящик и повернул комод. Выдвинул тот же ящик, но с другой стороны, - а здесь - французские. К слову, можешь читать карточку с двух сторон, наверняка что-то да запомнишь из французского, а некоторые слова ведь знаешь, отложится в памяти, как они пишутся.

Тут вот номер стеллажа и полки. Расставлено по авторам в азбучном порядке. Поняла?

Я кивнула. Разберусь.

- Хорошо. Первый ящик - естественные науки. Далее - языковые, философские, культурные и друге. Всё подписано. Если поняла, я пойду.

- Да, иди.

И он ушёл.

А я полезла в ящик с культурой. Мне ведь манеры учить...

Глава 4

В читальне я засиделась до ужина. С наслаждением листала пожелтевшие страницы, выведенные красивым почерком. Правда, отнюдь не правила поведения в обществе. Это были рукописи, написанные разборчивым аккуратным почерком. Воспоминания о прошлом, охватывающем период незадолго до последней войны и после, правда, титульный лист был переделан. И поверх надписи "7350* лета от сотворения мира" красовалась "1812 год от рождества нашего Господа". Последняя запись прекращалась тридцать четыре лета назад и подписывалась инициалами Е.Е.

Неужто он описывал собственные наблюдения? Или просто инициалы совпали? Но, война ведь была не тридцать с лишним лет назад. Я ничего не понимала. Другой войны я не помнила, да и не жила в то время. Неужто Москва горела дважды?

От двери раздалось покашливание. Я подняла глаза, захлопывая тетрадь.

- Госпожа Варвара, вас ожидают к ужину, - сказала молоденькая девушка моих лет в черном платье с белым кружевным передником.

Красивая. Служанка? Но... Какие отношения её связывают с Эженом? Крепостные и слуги ведь причисляются к рабам. И господа часто насилуют своих служанок. Но я смахнула мимолётное видение. Даже при том, что служанка имела округлости, где надо, образ насильника не вязался с Эженом.

"Не придумывай того, чего нет".

"И то верно!"

Я хотела взять с собою книгу и показать Эжену, но женщина переменилась в лице и начала активно умолять:

- Нет-нет, госпожа, книги запрещено выносить из читальни.

- А ты разве можешь мне что-то запретить? - я говорила спокойно и холодно, отчего девушка побледнела ещё больше.

- Но тогда меня накажут...

- И какое наказание?

- Розги, госпожа.

Что Эжен себе позволяет? Но книгу я поставила на место, затушила остаток почти полностью догоревших свечей, и пошла за ровесницей.

На этот раз накрыто мне было рядом с господином.

Приветствие, ничего не значащий разговор. Лишь когда служанка ушла, я осмелилась заговорить об узнанном правиле.

- Это правило не обсуждается.

- Но почему?

- Потом книга не возвращается на место и в итоге теряется.

- А почему слуги за это отвечают? Да ещё и так варварски?

- Чтобы исполняли. Настаивали, убеждали. Сейчас действует позиция силы. Книги в наше время редкость. Особенно старые книги.

Продолжать эту тему не стала. Решила перейти к более интересному вопросу.

- Я нашла "Записки о войне". Это ты написал?

- Да.

- Но что там с датой? Война была ведь пять лет назад. Не тридцать пять!

- Действует цензура. Так велено его императорским величеством.

- Но зачем?

- А ты как думаешь?

Ответа я не знала. Но, судя по тому, что наш народ оказался в рабстве, стариков не осталось, взрослые все боятся...

- Нам пытаются навязать иное прошлое?

- Да. Тартарии больше нет.

- Но ты ведь старик! Тебе не опасно вообще жить на виду?

- Я - француз. Нам многое прощается. К тому же, дворянин.

- А Наполеон?

- Нет, не победил. Считается, что победили мы. - Тартария?

- Нет. Российская империя. Даже упоминание Тартарии запрещено в литературе. Да и в обществе.

- Но ведь даже дети знали, наверняка помнят...

- Поэтому придумали чуть иное объяснение.

- Какое?

- Что в средние века здесь были татаро-монголы, которые в страхе держали всю Русь, собирали дань, имели орду, грабили, убивали... Пока иго не свергли.

- Бред! Но память людская коротка. Кто тебе расскажет?

- Родители.

- Да? У тебя есть родители?

- Нет.

- Многих ты знаешь, у кого есть родители?

Вспомнила, что детей почти сразу отрывают от матери, девочек в бордель, а мальчиков - церкви.

- Н-нет. Никого.

- Мальчиков отдают в интернаты, где воспитывают уже в любви к Богу и Царю. У девочек, считается теперь, нет души, а значит, она - не человек.

- Но как же так! Всё потеряно? Нас просто стёрли? Нас нет?

- Пока нужно выжить. Сохранить, что можно. А былое величие восстановить не сложно, как сейчас история переписывается, так потом и обратно перепишут.

- Но разве люди потом поверят, узнав, что их обманывали? Что обманывали их отцов и дедов.

- Не поверят.

- Но как же...

- Люди сами докопаются до истины, а нам нужно лишь оставить им ключики в том, что дойдёт до них.

Я задумалась и продолжать разговор не стала.

- Я раздобыл тебе музыку.

И он протянул шкатулку. Стоило её открыть, как полилась приятная музыка. Там угадывались ноты из балета.

- Но как?..

Вот только Эжена рядом уже не было. Столько вопросов крутилось у меня на языке. Откуда он её взял? Как быстро сделал? Кто ему сделал? Неужто производство звукозаписывающих устройств сохранилось? И это только часть их.

Я встала из-за стола, взяла шкатулку и отправилась в читальню.

Читала и слушала музыку, а спустя два часа пошла тренироваться.

Примечания по главе:

7350 лет от сотворения мира - по старому летоисчислению, разнящемуся с Рождеством Христовым на 5508 лет. По официальной версии летоисчисление у нас поменялось по указы Петра Первого в 7208 году, когда он повелел перейти на юлианский календарь, сделав 7208 лето 1700 от Рождества Христова. Но многие книги в царской России подписывались до революции двойным летоисчислением.

7350 год - это 1842 год от Р.Х.