Слова эти услышали соседи, раздался смех. А фру Ольсен, торговавшая мороженым, даже закричала:

— Так ее, Могенсен! Крой ее хорошенько. Подумать только, ей наговорили таких ужасных вещей в ее собственной квартире! Это были последние слова, которые фру Меллер услышала от Могенсена.

На следующее утро он исчез. Странная пирушка, на которую Могенсен потратил столько денег, явилась как быпрощальным ужином.

4

Десятого октября — на следующий день после того, как фру Амстед сообщила в полицию об исчезновении своего мужа, — на Амагерском полигоне была сделана потрясающая находка.

Солдат, участвовавший в артиллерийских стрельбах на полигоне, обнаружил страшные останки человека, буквально разорванного на куски.

Солдат этот был послан вместе с другими на поиски неразорвавшегося снаряда, который мог представлять большую опасность, если бы на него случайно набрели посторонние лица.

Невдалеке от того места, где Кальвебодская платина упирается в Амагер, солдат наткнулся на большую яму, словно образовавшуюся в результате взрыва. К своему ужасу, он нашел там клочья одежды и окровавленные человеческие останки, как бы рассеянные во все стороны вокруг воронки.

Об этом немедленно дали знать в полицию, которая принялась вместе с военными специалистами по взрывчатым веществам за самое тщательное расследование.

Удалось установить, что взрыв отличался необычайной силой. А если его никто не услышал и не увидел, то, очевидно, потому, что как раз в это время происходили артиллерийские стрельбы из орудий крупного калибра.

Грохот взрыва, очевидно, приняли за орудийный выстрел или разрыв снаряда.

Зрелище, представившееся чиновникам полиции, было так ужасно, что даже вечерние выпуски газет — и те сочли за благо воздержаться от описания подробностей.

Эксперты установили, что пострадавший был весь обложен динамитом; взрывчатка была напихана в карманы, шляпу, ботинки и т. д. Даже во рту у него был динамит.

При данных обстоятельствах и речи не могло быть об опознании трупа. Были подвергнуты тщательному химическому анализу несколько жалких клочков какой–то серой ткани да внимательно изучены остатки карманных часов.

К удивлению полиции, часы не разлетелись вдребезги, а были лишь основательно повреждены, будто их просто швырнули о камень или топтали ногами. Их нашли в нескольких метрах от воронки.

На задней крышке часов даже удалось обнаружить отпечатки пальцев, а кроме того, было точно установлено, что часы остановились на тридцати четырех минутах четвертого. Но для установления личности пострадавшего всех этих деталей, естественно, было еще далеко недостаточно.

Расследование проводилось полицией очень основательно и продуманно. На месте злополучного происшествия вся земля была перекопана и исследована. Со следов ног были изготовлены гипсовые слепки, а остатки динамитной пыли тщательно собраны и сфотографированы. Кусочки пуговиц, монеты, обрывки кожи и так далее были также тщательно собраны и подвергнуты детальному изучению. В ход были пущены все новейшие методы современной техники.

Прошла почти неделя, прежде чем эти исследования принесли реальные результаты. Что же касается обнаруженных клочков одежды, то удалось установить, что это остатки серой, чистошерстной, крученной в две нитки ткани английского происхождения. По уцелевшим следам буквенных оттисков наизнанке одного из лоскутьев удалось даже восстановить фабричное клеймо «C. D.», инициалы известной английской текстильной фирмы «Chestertown-Deverill».

По счастливой случайности оказалось, что монопольное право продажи этого превосходного сукна принадлежало лишь одному копенгагенскому портному. И полиция немедленно принялась за изучение списков его клиентов.

В числе постоянных заказчиков этого портного оказался и исчезнувший Теодор Амстед.

Но еще до того, как полиция побывала в доме пропавшего без вести чиновника, и до того, как она успела сравнить отпечатки пальцев на крышке часов с отпечатками, снятыми на квартире и в служебном кабинете Амстеда, в полицейское управление поступили сведения о письме, полученном 14‑м отделом военного министерства от пропавшего чиновника.

Это было предсмертное письмо, в котором Теодор Амстед извещал о принятом им роковом решении.

Теперь как будто все разъяснялось. Но, как окажется впоследствии, самоубийство несчастного чиновника все еще оставалось окутано тайной.

5

Когда в 14‑й отдел военного министерства приносили дневной выпуск газеты, то есть ровно в одиннадцать, первым ее раскрывал и прочитывал, с молчаливого согласия остальных, молодой секретарь Хаугорд, отец которого в свое время состоял секретарем Государственного совета.

Закончив чтение, он передавал газету фрекен Лилиен- фельдт, так как ее папаша имел чин полковника и по положению она занимала место вслед за господином Хаугордом. Переходя из рук в руки, газета по очереди прочитывалась всеми служащими, в соответствии с раз и навсегда заведенным порядком и последовательностью, отвечающей происхождению и чину каждого служащего.

Корреспонденция, прибывавшая в 14‑й отдел военного министерства, обрабатывалась по специальной инструкции о порядке прохождения писем через отдел. Входящие бумаги были самого разнообразного свойства и содержания. Их вскрывали, регистрировали, размечали условными шифрами, штемпелевали и, наконец, прочитывали по единой, тщательно разработанной системе в строгой и обязательной для всех последовательности.

Среди них были письма, касающиеся обороны страны, и письма, имеющие жизненно–важное значение для национальной безопасности. Были письма и менее значительные, например, счет стекольщика за вновь вставленное оконное стекло, которое было разбито порывом ветра по недосмотру одного из чиновников, небрежно закрепившего оконные крючки.

Были там и просто всякие отношения, заявления, просьбы и проекты, которые пересылались начальнику управления или министру обороны. На некоторые письма мог ответить начальник отделения. А были и такие письма, которые полагалось оставлять вовсе без ответа и возвращать отправителю — после того, как на них проставлялись входящие и исходящие номера и делались всякие регистрационные пометки.

В распоряжении чиновников имелся специальный код — целая система условных обозначений и иероглифов, которые начальник наносил красным или синим карандашом. Для посвященных они служили ориентиром, определявшим дальнейшую судьбу письма.

Весь этот сложный механизм объясняет, почему письмо, адресованное в 14‑й отдел военного министерства, некоторое время просто лежало без движения, а затем уже подверглось известной процедуре, которой не может избежать ни одно письмо, прежде чем его прочтут и ответят на него.

На следующий день после исчезновения Теодора Амстеда с ранней утренней почтой прибыло письмо, адресованное лично начальнику отделения. Благодаря этому обстоятельству оно попало в руки адресата значительно скорее, чем другие письма, прибывшие вместе с ним. Но вследствие своеобразной и незыблемой системы обработки почты понадобилось все же около недели, чтобы письмо попало к начальнику и было прочтено им.

Не приходится сомневаться, что содержание письма произвело на начальника ошеломляющее впечатление. Голос его звучал хрипло, когда он вызвал Дегерстрема в свой кабинет и предложил ему сесть.

— Случилось нечто… нечто неслыханное и постыдное! Происшествие, которое может запятнать честь нашего отделения и даже всего министерства в целом!

Дегерстрем напряженно слушал.

— Я считаю своим долгом поставить вас в известность об этом. Тем более что, по–моему, такой вещи все равно не скроешь. Господин Амстед умер!

— Умер? Неужели?

Дегерстрем, естественно, прежде всего подумал о том, что, когда начальник отделения достигнет установленного возраста, первым кандидатом на его место будет он, Дегерстрем. В отделении все терпеливо ждут, когда время, наконец, возьмет свое. Только на время и можно рассчитывать, мечтая о продвижении по служебной лестнице.