Узнав об их появлении, Иешуа сам вышел к ним навстречу.
— Мы много слышали про тебя, — заявили соглядатаи, — и хотим узнать, чему ты учишь.
Но Иешуа, поняв, кто их к нему послал, сказал:
— Я удивлен, ведь собаки обычно гонят лису, а не действуют по ее приказу.
Мы едва смогли удержаться от смеха, так как «лисой» за глаза называли Ирода.
Как ни старались посланцы Ирода, но им так и не удалось найти свидетельств неблагонадежности Иешуа. Но им довелось много услышать о том, как народ любит учителя, и увидеть собственными глазами, насколько бесстрашен он был. Этого, очевидно, было достаточно, чтобы напугать Ирода. Спустя совсем немного времени некий Езекия из Берсабее стал мелькать в толпе везде, где только ни появлялся Иешуа. Этот человек был довольно известным в наших краях, так как нередко пытался присоединиться к нам, старательно выдавая себя за приверженца Иешуа. На самом же деле его интересовало лишь, кто среди нашего окружения сочувствует повстанцам. Но теперь Езекия открыто сообщал всем, что послан самим царем, дабы проверить, нет ли в проповедях Иешуа государственной измены.
Несколько человек из последователей Иешуа готовы были убить Езекию прямо на месте. Но Шимон быстро охладил их, назвав глупцами. Он объяснил, что если подозрения высказываются так открыто, то человек этот хочет просто взять нас на испуг. Поговаривали, что Ирод не посмеет и пальцем тронуть Иешуа после всего, что он слышал о нем. Дело было даже не в самом Иешуа, а в том, что он был учеником Иоанана, за смерть которого Ирод якобы теперь винит себя денно и нощно. Поэтому мы терпели назойливость Езекия, не поддаваясь на его провокации и остерегаясь выказать неблагонадежность. Езекия же, со своей стороны, не упускал случая самым тщательным образом расспросить нас о том, что мы думаем об уплате налогов и почитаем ли мы Ирода за своего царя.
На самом деле многие из двенадцати не верили, что Езекия может представлять серьезную опасность. Слишком уж много было у Иешуа врагов куда более внушительных. Мы считали, что Ирод просто совершил очередную глупость, наняв такого человека, как Езекия. Ирод совершенно не знал страны, которой правил, никогда не выезжал дальше своего дворца и поэтому, поддавшись уговорам Езекии, настойчиво предлагавшего свои услуги, поручил ему такое дело. Более неподходящую кандидатуру трудно было сыскать. В его родном городе Бэрсабее говорили, что семья его не знала, как от него отделаться. Будучи еще молодым человеком, он был изгнан за долги, которые наделал во множестве, и за другие подлости — и того хуже. Даже внешне он был жалок и уродлив: горбатый, с тонкими конечностями; от него исходило зловоние, как от прокаженного. Иешуа не переставал внушать нам, что нельзя судить о человеке по его внешности. Но в случае с Езекией казалось, что сам Господь наказал его, наделив внешностью, отражающей внутреннее содержание. Мы не принимали его всерьез, и это стало главной нашей ошибкой, потом переросшей в серьезную угрозу, ибо Езекия смог проникнуть в наш круг и натворить много бед.
С самого начала мы забыли об осторожности. Уловки Езекии были так понятны, что, казалось, Иешуа не составит труда избежать их. Почти сразу Езекия стал расспрашивать о Царствии. Он-де очень много наслышан об этом и хочет знать, находится ли оно на небе или на земле.
Иешуа, знавший, кто с ним говорит, спросил:
— А что тебе говорили те, от кого ты об этом услышал?
— Честно говоря, не думаю, что они сами хорошо поняли. Одни говорят, что на небесах, другие — на земле, ну а третьи, что где-то посередине.
Тут многие из присутствующих засмеялись, Езекию хоть и презирали, но часто откликались на его шутки.
— Они правы, — сказал Иешуа, — потому что все так и есть.
— Но как же так? — недоумевал Езекия. — Галилея принадлежит Ироду, а Иудея — Риму, где же быть этому Царствию?
— Скажи мне, а кому принадлежит ветер? — спросил Иешуа.
— Кому он может принадлежать? — спросил в свою очередь Езекия.
— Царствие, оно тоже как ветер — и на небесах, и на земле, и никто им не владеет.
Иешуа всегда удавалось взять верх над Езекией. Поэтому вскоре его перестали стесняться, и он получил возможность вести себя так, как он хотел, появляясь то здесь, то там. Мы привыкли видеть его лицо в толпе во время проповедей Иешуа. Он мог переброситься словцом со стоящими рядом и, казалось, сам относился к своей миссии весьма формально. Просто такова была его работа — посещать людные места, и надо же было как-то оправдывать свое жалование.
В то время к Иешуа стекался народ в огромных количествах; бывало, что толпа достигала несколько сотен человек. Было трудно понять, кто откуда пришел и зачем. Все, что мог для них сделать Иешуа, это оказать помощь больным, которых также было очень много. На какое-то время мы вообще забыли о Езекии. Он никак не проявлял себя и больше не задавал вопросов. Но все же он не покидал нас совсем, то тут то там в толпе можно было заметить его. Вид у него был усталый, казалось, шпион совершенно потерял интерес ко всему.
Стали даже поговаривать, что Езекия жалеет, что был врагом Иешуа. Слушая его каждый день и находясь среди людей, притекающих к нему, он все больше и больше становится на его сторону. Кто первым начал распространять такие слухи, никто не знает. Но звучали они временами вполне правдоподобно, так как были случаи, когда отъявленные грешники, такие как, например, Симон Хананит, становились самыми верными последователями Иешуа. И уже некоторые из наших людей стали всерьез задумываться, как бы заполучить Езекию в ряды приверженцев Иешуа. Они стали приглашать Езекию к себе домой в надежде стать теми, кто первыми приведет его к Иешуа.
Таким образом Езекия сумел втереться в доверие ко многим ученикам. Было бы правильно сразу пойти к Иешуа или к кому-нибудь из двенадцати и рассказать обо всем, тогда можно было бы понять, насколько далеко сумел проникнуть Езекия, используя свои уловки. Но Езекия упрашивал учеников пока не говорить ничего, так как ему страшно открыто проявлять сочувствие к Иешуа — Езекия очень тщательно выбирал людей, которых собирался обмануть. Некоторые из них были недальновидны, другие тщеславны — они видели уже себя в ореоле славы обративших грешника на путь истинный. Езекия выполнял свою работу тайно, выигрывая время и пользуясь слепотой слишком доверчивых приверженцев. Так ему удалось не только свести на нет одно из добрых дел Иешуа, но даже обернуть его против него.
Все в округе очень хорошо знали, как Иешуа помог Рибке, дочери рыбака Урии. Отец относился к ней крайне жестоко, нередко бил ее и оскорблял, но с тех пор как Рибка стала приходить к нам, отец уже не смел творить подобные безобразия. Однако Урия затаил злобу на Рибку и на всех нас, он решил продать свою дочь, сговорившись с человеком из Мигдаля втрое старше Рибки, у которого уже была жена и трое сыновей. Когда Иешуа узнал обо всем, то сказал, что никогда не допустит, чтобы Рибка всю жизнь терпела рабство и унижения. Он предложил Урию плату в два раза выше той, о которой тот сговорился. Деньги Иешуа взял из казны общины. Увидев такое количество денег, которое он не имел за всю свою жизнь, Урия сразу согласился. Мгновенно разлетевшиеся об этом событии слухи дошли и до ушей Езекии.
Езекия проявил неслыханное коварство, он мог бы просто, как враг, опорочить поступок Иешуа, но тут он повел себя гораздо хитрее. Езекия очень подробно расспросил тех, к кому сумел втереться в доверие, кто такая Рибка, как она выглядит, чем занимается и еще многое другое, делая вид, что всерьез обеспокоен судьбой моей подруги. Вызнав все, что ему было нужно, он принялся ходить по округе, всем и везде рассказывая о том, как Иешуа помог Рибке, во всеуслышание восхищаясь его поступком. При этом он непременно расписывал красоту Рибки и ее привязанность к Иешуа. Вспоминал, как она была безутешна, когда приходилось прощаться с учителем. Он не забывал рассказать, не жалея красок, как однажды поздним вечером, насмерть перепуганная буйством отца, девушка прибежала искать заступничества в дом Шимона, где, как всем было известно, жил Иешуа. Слушая Езекию, можно было прийти к очень двусмысленному выводу, но сам подлец не произнес притом ни одного дурного слова. Если бы Езекия напрямую обвинил Иешуа, что тот выкупил Рибку для своих утех, то даже враги наши сочли бы это гнусной клеветой, зная, что за человек распространяет такие слухи. Но Езекия, наоборот, расхваливал Иешуа на все лады, и в результате первыми, кто начал сомневаться и подозревать неладное, стали ученики и последователи. Они были настолько наивны, что не смогли распознать коварно расставленных сетей и были убеждены, что сами обо всем догадались.
