Приход профессора Годболи несколько утихомирил Азиза, но не сбросил с пьедестала; все внимание было приковано к доктору. Брахман, любезный и загадочный, не стал вмешиваться в поток красноречия Азиза и даже временами аплодировал ему. Он пил чай, откинувшись спиной на столик, поставленный на некотором расстоянии от парий, не принадлежавших ни к какой касте. Еду со стола он брал как бы невзначай. Все притворялись, что не замечают этих странностей брахманского чаепития. Годболи был сухой морщинистый старик с седыми усами и серо-голубыми глазами, кожа его была такой же светлой, как у европейцев. На голове его был тюрбан, похожий на скрученные светло-фиолетовые макароны, одет Годболи был в пиджак, жилет, дхоти, высокие носки со стрелками под цвет тюрбана. Все в Годболи было гармонично и примиряло Восток с Западом как ментально, так и физически. Лицо, выражавшее несокрушимую невозмутимость, только подчеркивало это впечатление. Он сильно заинтересовал женщин, и они ждали, что он дополнит Азиза и расскажет что-нибудь о религии. Но Годболи только ел и ел, улыбаясь и избегая смотреть на свои руки, бравшие со стола еду.
Оставив в покое Великих Моголов, Азиз обратился к темам, которые не могли задеть никого из присутствующих. Он принялся рассказывать о созревании плодов манго, о том, как в детстве любил под дождем бегать в большую манговую рощу, принадлежавшую его дяде, и там объедаться вкусными плодами.
– Потом я бежал назад под хлещущим дождем и с болью в желудке. Но меня это не волновало, ведь у всех моих друзей он тоже болел. Знаете, на урду есть поговорка: «Что значит несчастье, если мы все одинаково несчастны?» Она очень подходила к тому, что мы испытывали после обжорства. Мисс Квестед, вы дождетесь манго? Вообще, почему бы вам не поселиться в Индии?
– Боюсь, что я не смогу этого сделать, – ответила Адела. Она произнесла эту фразу, не задумываясь о ее содержании и смысле. Для нее, как и для трех ее собеседников, она прозвучала в русле разговора, и только по прошествии нескольких минут (а на самом деле через полчаса) она поняла всю важность этой обмолвки, обращенной в первую очередь к Ронни.
– Такие гости, как вы, здесь большая редкость.
– Да, это так, – сказал профессор Годболи. – Такие дружелюбные гости появляются здесь действительно очень редко. Но что мы можем сделать, чтобы задержать их?
– Соблазнить их манго.
Все рассмеялись.
– Манго сейчас можно легко найти и в Англии, – вставил слово Филдинг. – Их привозят пароходами-рефрижераторами. Можно устроить в Англии Индию точно так же, как в Индии – Англию.
– В обоих случаях такое предприятие обойдется страшно дорого, – сказала девушка.
– Да, думаю, вы правы.
– К тому же все это очень скверно.
Хозяин дома не решился продолжать беседу в таком рискованном ключе и обратился к пожилой леди, которую явно что-то тревожило – вид у нее был отрешенный.
– Какие у вас планы? – спросил Филдинг, сам не понимая почему.
Миссис Мур ответила, что хотела бы осмотреть колледж. Все немедленно поднялись, за исключением профессора Годболи, продолжавшего есть банан.
– Ты пойдешь, Адела? Я знаю, что ты не любишь всякие учреждения.
– Да, это правда, – ответила Адела и снова села.
Азиз заколебался. Его аудитория раскололась. Знакомая половина ее собралась уходить, но зато остаться решила самая внимательная. Решив, что это неформальный вечер, он тоже остался.
Разговор продолжился как ни в чем не бывало. Может ли торговец всучить приезжему незрелые плоды манго?
– Говорю вам как врач: нет.
Потом старик сказал:
– Знаете, я, пожалуй, пришлю вам некоторые здоровые сладости. Не могу отказать себе в таком удовольствии.
– Мисс Квестед, у профессора Годболи изумительные сладости, – сказал Азиз, не сумев скрыть печаль. Он бы и сам с удовольствием одарил дам сладостями, но у него не было жены, которая могла бы их приготовить. – Эти сладости помогут вам ощутить настоящий вкус Индии. Я же человек бедный, мне нечего вам предложить.
– Не понимаю, почему вы так говорите, вы же сами пригласили нас к себе.
Азиз снова пришел в ужас, вспомнив свою нищую лачугу. Господи, как ловко эта глупая девчонка поймала его на слове! Что делать?
– Да-да, – закричал он, – все остается в силе. Я приглашаю вас в Марабарские пещеры!
– Это просто восхитительно.
– О, это просто великолепно в сравнении с моими жалкими сладостями. Но разве мисс Квестед не побывала уже в пещерах?
– Нет, я даже не слышала о них.
– Не слышали? – в унисон воскликнули оба. – О Марабарских пещерах в Марабарских холмах?
– В Клубе вообще не происходит ничего интересного. Там только играют в теннис и сплетничают.
Старик промолчал, посчитав, вероятно, что для мисс Квестед было неприлично так отзываться о своей расе, и, может быть, боясь, что если он согласится с ней, то она расскажет своим о его нелояльности. Молодой человек, однако, отреагировал по-иному.
– Я знаю, – сказал Азиз.
– Так расскажите мне все, что хотели, иначе я так никогда и не пойму, что такое Индия. Это те самые холмы, на которые я иногда смотрю по вечерам? И что это за пещеры?
Азиз принялся рассказывать, но по ходу его рассказа выяснилось, что сам он никогда не бывал в пещерах, а лишь «намеревался» там побывать, но ему все время мешала работа или личные дела. Профессор Годболи шутливо поддел его:
– Мой дорогой юный господин, приходилось ли вам слышать присказку о чайнике и котелке? [18]
– Велики ли эти пещеры? – спросила Адела.
– Нет, не очень.
– Расскажите мне о них, профессор Годболи.
– Почту за честь. – Он удобнее уселся на стуле, лицо его стало суше и серьезнее. Мисс Квестед протянула сигаретницу ему и Азизу, а потом закурила сама. Выдержав паузу, Годболи не спеша заговорил: – В скале есть вход, через этот вход люди и попадают в пещеру.
– Это такие же пещеры, как на Элефанте?
– О нет, нет. В тех пещерах есть изваяния Шивы и Парвати. В Марабаре нет никаких изваяний.
– Но это, несомненно, священные пещеры, – сказал Азиз, стремясь вставить и свое слово.
– Нет, никоим образом.
– Но они же как-то украшены.
– О нет.
– Хорошо, но тогда почему они так знамениты? Мы же постоянно твердим о знаменитых Марабарских пещерах. Может быть, это пустое бахвальство?
– Нет, я бы так не сказал.
– Ну, тогда опишите их этой леди.
– Для меня это будет большим удовольствием.
Он действительно предвкушал удовольствие, но Азиз хорошо понимал, что кое-что Годболи удержит при себе. Он понял это, потому что и сам в подобных ситуациях страдал от такого же утаивания. Иногда, к полному отчаянию майора Каллендара, Азиз уклонялся от описания важных обстоятельств, велеречиво рассказывая о массе никому не нужных мелочей. Майор обвинял Азиза в неискренности и был в общем-то прав, хотя и не вполне. Скорее можно было сказать, что какая-то неподвластная Азизу сила капризно накладывала печать на его ум. Теперь точно так же вел себя и ум Годболи – непреднамеренно и непроизвольно он что-то скрывал. Если бы Азиз смог тонко подбодрить Годболи, то, вероятно, профессор смог бы снова овладеть собственным умом и сказать, например, что Марабарские пещеры знамениты своими сталактитами. Азиз попытался это сделать, но безуспешно.
Диалог между тем оставался непринужденным и дружеским, и Адела не чувствовала этих сильных подводных течений. Она не знала, что сравнительно простой ум мусульманина столкнулся здесь с Древней Тьмой. Азиз играл в захватывающую игру. Он пытался справиться с излюбленной человеческой игрушкой, но она отказывалась повиноваться. Правда, если бы даже Азиз смог, то ни он, ни профессор Годболи не получили бы от этого ни малейшего преимущества, но сама попытка очаровывала Азиза – она заменяла ему абстрактное мышление. Он продолжал вставлять свои замечания, возражал, оппонент опрокидывал его возражения, даже не замечая сути этих попыток, но в итоге так ничего и не сказал об исключительности Марабарских пещер.