Но Ханако пошел дальше, и все трое увязались следом. Он услышал крик Гарелко, оглянулся и понял, что Лейза схватила того за правое ухо, зашипев: — Переубеди их, старикан, или пожалеешь о неудаче!

— Попробую! Клянусь!

Ханако поспешил, снова устремив взгляд на юг. — Простите за быстроту, — крикнул он. — Выберите шаг по себе, это уже ничего не значит.

— О чем ты, Ханако? — удивился Татенал.

В ответ он указал вперед. — Видите небо? Там, друзья мои, мир затаил дыхание.

Он слышал тихие вскрики и неразборчивое бурчание: новый спор вспыхнул между Лейзой и ее мужьями.

Ханако был рад, что они полюбились. Тот огонь нужно было ублажить. Отныне разум его чист, решимость сурова, душа полна новой смелости.

«Смерть, наконец я встану с тобой лицом к лицу. Не моргнув, встречу ту, свидания с которой добивались герои прошлого. И вырву ответы.

Но я не глупец. Владыка Горных Обвалов, я не брошу тебе вызов. Каждый раз ты побеждаешь. Да, ты никогда не проигрывал. И я спрошу, о Повелитель Смерти: есть ли ценность у победы в столь нечестной игре?»

* * *

Пятнистое лицо Гетола несло выражение давней боли и страдания. Аратан подозревал, что выражение это не изменяется. Пять столетий погребения в земле, среди корней, взяли такую дань, что он поражался, как Джагуту удалось сохранить здравый рассудок. «Конечно, если здравость вообще была. Это же Джагуты».

Гетол смотрел на Аратана со странной отрешенностью, как будто изучал не молодого чернокожего Анди, но нечто совсем иное. Зловещий взор нервировал Аратана, но он не был готов показать это брату Готоса. Так что упрямо смотрел в ответ.

Протекло немало времени. Готос поднял голову над письменным столом. — Так ли это необходимо?

Гетол нахмурился и пожал плечами, отворачиваясь. — Твой подопечный. Бастард Драконуса.

— Да, что с ним?

— Да, — сказал Аратан. — Что со мной?

Гетол хмыкнул: — Думаю, некоторые мысли лучше не произносить вслух.

Готос положил стило. — Как мне видится, ты довольно мало говорил в последнее, весьма долгое время.

— Верно.

— Ах, эти бесполезные слова.

— Сказал писака, склонившийся над толстым томом.

— Если я заблуждаюсь, брат, просвети меня.

Гетол задумчиво осмотрел свои узловатые пальцы. — Когти пора остричь. И все же я рад, что они отросли. Хотя Серегал, которого я затащил на свое место, может придерживаться иного мнения.

— Твои глаза были открыты? — спросил Готос.

— Нет, разумеется. Их бы жгло, да и там не на что смотреть. Представь заключенного, погребенного под песчаной почвой или мокрым торфом. Вот: закрытые глаза, спокойное лицо, упрямо сжатые губы.

— Да, похоже.

— Нет, — буркнул Гетол. — Ничего подобного. Почти все погребенные мертвы. Кажется, смерти нравится елейная мина. Впрочем, если уж выбирать вечное выражение лица, мирный сон кажется предпочтительнее судороги ужаса.

— А твое лицо, брат?

— О, смею надеяться, это было… разочарование?

Готос вздохнул и потер лицо запачканными в чернилах пальцами. — Мы были добровольцами, Гетол. Простое невезение, что…

— Мои роковые ошибки, да. Или, скорее, неожиданное отпадение от фортуны. Ты не встаешь поутру, мечтая закончить день в черной земле, в хватке корней, оказаться в плену на пятьсот лет.

— Да, это было бы нелепо, — согласился Готос. — Однако каждое утро следовало бы начинать с размышлений о сюрпризах, хранимых на складе судеб.

— Это ты был одержим возвышенными размышлениями, брат, не я.

— Похоже, в том мера разума.

— Недостаток, который я признаю с гордостью, — оскалил потемневшие клыки Гетол.

— Отсюда и ошибки.

Ухмылка пропала.

— Как всегда, обделенные интеллектом, — объяснял Готос, — бесконечно жалуются на невезение. Проклятие безмозглых — биться головой об упрямую стену реальности, доказывая, что все должно быть по-иному. Бах, бах, бах. Так и вижу выражение тупого разочарования, год за годом, век за веком.

— Виноват Худ, — зарычал Гетол.

— Это очень точно сказано.

Братья одновременно кивнули и замолчали.

Аратан удобнее уселся в кресле, глядя то на одного, то на другого. Скрестил руки на груди. — Вы оба смешны, — сказал он. — Полагаю, пора мне вас покинуть. Готос, благодарю за ваше… терпение. За еду, питье и работу, мне заданную. Догадываюсь, вы с Отом решили, куда я отправлюсь… но готов скромно указать, что я вошел в возраст самостоятельных решений. И сейчас пойду рядом с Худом, ожидая открытия врат.

— Увы, — отозвался Готос, — мы не можем этого позволить. Ты сделал себя подарком, не так ли? Ради отца. Не припоминаю, чтобы отказывался от подарка. Гетол?

Гетол снова задумчиво изучал Аратана. — Я только что прибыл, но нет, ты не делал подобных заявлений.

— Именно. Насчет Ота… Аратан, помни, что юная Кория Делат, которая должна вернуться в Куральд Галайн, останется без защитника.

— Так найдите кого другого, — крикнул Аратан. — Почему бы не Гетол? Не похоже, что у него есть другие дела.

— Забавно, — протянул Гетол. — Я как раз думал предложить именно это. Сопровождать вас с Корией.

— Значит, у нее есть спутник, не надо тащить меня! К тому же отец послал меня сюда, чтобы удалить от своих соперников в Цитадели.

Готос кашлянул. — Да, насчет этого.

— Вы что-то слышали? — Аратан подался вперед. — Как? Вы не покидаете проклятой комнаты!

— Возмущения в эфире. — Готос наморщил лоб.

— Возмущения в чем?

Морщины стали глубже, как и недоверие Аратана.

Гетол фыркнул.

Вздохнув, Готос сознался: — Путешественница прибыла вчера в лагерь Худа. Восхитительно суровая женщина из Форулканов, по имени Нерешительность. Она рассказывала о событиях на востоке.

— Каких?

— Ох, не заставляй меня утверждать, будто они уже произошли. Скорее… проложен путь, имеющий одно лишь окончание. — Он тихо свистнул, выдыхая. — В соответствии с моими неоспоримыми наблюдениями о наследственной саморазрушительности цивилизации…

— Не надо снова, — простонал Гетол, вставая. — Наконец мы открыли истинную причину, по коей я прыгнул под корни дерева во Дворе. Это было единственное убежище. Думаю, нужно навестить Худа в последний раз. Хотя бы порадуюсь, видя стыд в его глазах. — Он посмотрел на Аратана. — Можешь пойти со мной, если переживешь неминуемый монолог. — Он вышел из комнаты.

— Милорд, — сказал Аратан Готосу, — дайте мне еще один урок, прошу. Хотелось бы узнать подробности того, что случилось или скоро случится.

— Вот в том и вопрос, юный Аратан. Когда вы прибудете в Куральд Галайн, дым так или иначе рассеется. Пыль осядет, братские могилы засыплют землей и так далее. Разумно будет предсказать изгнание твоего отца. Был бы поражен, встретив его в пределах королевства.

— Так к чему я вернусь?

— К пеплу и руинам, — удовлетворенно улыбнулся Готос.

* * *

— Хотела бы отсоветовать. — Кория всматривалась в Дом Азата, в недавно перерытый, сочащийся смолой двор. — Хранитель был духом, причем жалким. Слушай, Ифайле, от него мудрости не наберешься.

— И все же, — ответил Бегущий-за-Псами, — он был мне сородичем.

Она вздохнула. — Да, я так и сказала.

— И я хотел бы поговорить с ним.

— Дом может не пустить нас. Теперь он стал более сильным… более могущественным. Ты не чувствуешь?

Он посмотрел удивительно синими глазами. — Я не гадающий по костям. Моя чувствительность в ином. — Он смотрел все внимательнее. — Майхиб. Сосуд. Да, вижу, у тебя есть что-то общее с домом.

— Что?

— Возможно, общее назначение. — Вдруг он повернулся, глядя на север. — Скорбящие родичи вышли в поход.

— Как… откуда ты узнал?

Он пожал плечами: — Как раз время, не так ли?

Кория мялась, не в силах встретить его взгляд.

— Ах, — сказал он тихо. — Ты хочешь, чтобы я был не там.

— То, куда они идут… не для тебя. Ну, будешь говорить с Кадигом Авалем или нет? Зачем мы сюда пришли?