А еще лучше, разумеется, если Халлид Беханн подоспеет как раз, чтобы послушать хор горящих в казармах.

А пока ей нужно выследить ее милость Шекканто. Говорят, она больна и прикована к постели. Рафадас и Билат шли следом. Эск отворила дверь главного здания и скользнула внутрь. Тепло овеяло ее со всех сторон, пахло готовым ужином. Фитили фонарей были завернуты. Трое солдат спокойно прошли в холл.

У камина стояла пара мягких кресел; в одном кто-то сидел, склонив голову и закрыв глаза. Из-под груды мехов едва виднелась голова и правая рука — серая кожа провисла во сне.

Эск подскочила, вытаскивая меч.

Вогнала лезвие в шею мужчины и тут же зажала рукой рот. Она видела открывшиеся глаза, но лезвие уже пронизало шею и кончик вырвался наружу, породив поток крови. Умирая, старик встретил взор лейтенанта, но глаза его казались ничего не понимающими. Последний вздох прошипел в ноздрях, рука Эск окрасилась алым. Глаза смотрели в ничто.

Вырвав меч, она отошла и огляделась. Прошипела: — Ищем комнату выше, куда стекается тепло. В центре, вдалеке от наружных стен. Билат, ты ведешь.

Однако, когда она пошевелилась, Рафадас задержал ее. Он осматривал убитого в кресле, разворошив меха и держа его руку.

— Лейтенант! — прошептал он.

Она и сама различила перстень с печатью и узоры выцветших татуировок.

— Вы только что убили Скеленала!

Эск оскалилась: — Что он тут делал? Хорошо, теперь нам не нужно идти на Йедан!

— Королевская кровь…

— Тихо, проклятый. Действительно думал, Халлид Беханн оставил бы ему жизнь?

Рафадас отступил.

Эск смотрела на мужчин, замечая потрясение на лицах. — Какого иного хрена вы ждали, дураки? Это гражданская война. Многие ли должны стоять на ступенях трона? А? Мы тут расчищаем путь. Скеланал мертв. Пора послать к нему женушку.

По ее расчетам, казармы должны были уже пылать — но дикий шторм заглушил все звуки снаружи. И все же кто-нибудь в доме может вскоре заметить бледные отсветы пожара.

— Пора уходить. Билат, идешь по лестнице первым. Рафадас, прикрой мне спину. За работу.

Они повиновались неохотно, словно завязли в патоке, но Эск сдержала разочарование и нарастающий гнев. Солдаты выполняют приказы. Это не оспаривается, не подвергается сомнению. Легион слушается командиров, и мир становится проще и лучше. Нет нужды раздумывать о пятнах королевской крови на левой руке или о целых струйках оной на мече. Скеленал не был королем. Он выбрал участь жреца, присоединившись к ордену поклонников бога, что ныне мертв. По ее разумению, он просто сделал неверный бросок костей, отчего будущее убийство стало если не обязательным, то вероятным.

Билат взобрался наверх лестницы и резко отпрянул. Жест руки заставил Эск и Рафадаса примерзнуть к ступеням. Он сделал пару шагов назад и склонился к уху лейтенанта. — Два стражника в конце перехода. По сторонам большой двери.

Чья-то небрежность и беззаботность, заключила она, позволила Скеленалу остаться в одиночестве. Старик тихо заснул в кресле у огня. Но здесь, перед вероятными покоями Шекканто, бдительность не утрачена. Эск хмуро опустила меч, закрывая краем волчьего плаща и, кивком велев солдатам оставаться на месте, прошла мимо, выйдя в коридор.

Оба монаха поднялись с деревянных стульев, на которых сидели у двери.

Улыбаясь, Эск приблизилась. — Мне сказали, что Ее Милость готова принять меня, хотя я прибыла поздно. Друзья, у меня важные вести от лорда Урусандера.

Монах справа сделал два шага вперед. На поясе висела секира с короткой рукоятью, но в руке он держал тяжелый тесак с кривым лезвием. — Конечно, — заговорил он. — Идите. Она будет рада встрече.

Смотревшая на монаха Эск едва уловила промельк движения слева. До монаха оставалось десять шагов, но Эск ощутила резкий удар в плечо, такой мощный, что ее развернуло. Опустив глаза, лейтенант заметила угодивший в плечо топорик.

Шок и внезапная дезориентация; она почувствовала, что ударяется спиной о стену.

«А, дерьмо. Никого не обманула».

Движение на лестнице — Рафадас и Билат неслись к ней, подняв клинки.

Монах добрался первым. Она подняла меч для защиты, ожидая выпада тесака и готовясь отмести его вбок. Да, так должно было быть.

Но монах метнул оружие, когда меж ними оставалось три шага. Новый удар сотряс правую руку, она видела, как меч выпадает и звенит о стену и пол. Брошенный тесак вошел между ребер, кривой конец пропорол легкое. Эск оседала по стене, рот заполнился кровью.

«Телохранители. Да, они точно хороши. Там, у ворот, нам слишком повезло».

Монах развернулся навстречу солдатам и — походя — провел по ее глотке тонким ножом.

Укол боли, внезапное тепло и… ничто.

Видя, как монах небрежно перерезал горло офицеру, Рафадас выругался и бросился на негодяя.

Меч давал ему преимущество, ибо монах вооружился лишь короткой секирой, а в левой руке держал охотничий нож. Он спокойно смотрел на приближение Рафадаса.

— Она пришла на переговоры! — крикнул Билат сзади.

— Она пришла на смерть, — отозвался монах.

Рафадас заревел и атаковал, рубанув наискосок, желая выбить из рук секиру или вообще перерубить руки. Но клинок прошел по воздуху. Чуть не упав, он отвел меч и принял защитную стойку, но что-то отклонило клинок, а нож коснулся виска с таким звуком, будто гвоздем пробили глиняный горшок.

Звук повторился эхом; Рафадас отступил, тряся головой. Зрение ухудшилось. Он вдруг понял, что не знает где оказался и что за странный тип проходит мимо. Стоял, ничего не понимая, а потом к нему подошел второй тип. Морща лоб, Рафадас смотрел, как тот небрежно махнул тесаком. Родилась смутная тревога, он попытался поднять руку и блокировать лезвие — такое острое, что может поранить — но рука не желала слушаться или оказалась слишком медленной. Лезвие рубануло шею, рассекая кожу, мышцы и кость.

Мир дико накренился. Рафадас созерцал пол, ринувшийся ему навстречу.

Билат закричал, видя, как голова Рафадаса слетает с плеч, хотя тело еще стоит. Через миг первый монах добрался до солдата. Выругав того, кто не позволил взять щиты, Билат попятился, размахивая мечом и удерживая напирающего монаха. Щит изменил бы всё. Не нужно было бы тревожиться о втором оружии, со щитом он мог бы напасть, блокируя топор, даже летящий — а потом меч быстро завершил бы дело.

Он кивнул себе и осознал, что сидит около лестничного проема. Пот заливал глаза и трудно было понять, что делают руки около живота — будто копают — но нет, они стараются затолкать кишки обратно в тело. Получается не слишком.

Щит. И меч. С ними все обернулось бы совсем наоборот. Не он сидел бы на полу.

Моргая и страдая от жгучего пота, он увидел: руки сдались и кишки вывалились наружу. Помнится, однажды он пытался вырыть отхожую яму в песке, но стенки осыпались, пока треклятая яма не стала шагов пятнадцати в длину и товарищи — все до одного хохочущие — не бросили веревку, чтобы вылезти по осыпи. Конечно, они заранее знали насчет песка. Ритуал входа, его выставили дураком… но как взаправду было обидно и стыдно!

Позор. Ну что за последнее воспоминание!

* * *

Жар объявшего казармы пламени заставил сержанта Телру и солдат отступить ко входу в главный дом, они решили дождаться возвращения лейтенанта, когда та завершит грязную работу.

Крики из казарм уже утихли. Никто не вышел наружу, а значит — ей и ее солдатам не придется благословить клинки. Зачастую война забывает о честной драке, становясь гнусным упражнением в разрушении, когда вокруг пожары и вы перешагиваете мертвые тела… как будто будущее успело отравить настоящее. В известном смысле это облегчает задачи, но мало кому удается избежать чувства, будто сегодня чего-то не хватает.

Жара и пламя, клубы черного дыма под сводом белых облаков — все напоминало ей о последнем виденном пожаре. Об имении, пустом жилище злой старухи. Да, честно сказать, там случилось нехорошее. Она перевыполнила приказы. Ну, еще честнее, она была пьяна.