Ребёнок с родинкой в форме полумесяца.

Ксан чувствовала, как похолодело её сердце.

- Ты не поверишь, моя милая, но в лесу есть ведьма.

Нет.

- И она забирает наших детей, по одному ежегодно. Мы должны оставлять младшее дитя в кругу платанов и никогда не оглядываться назад. А если мы не сделаем этого, то колдунья придёт и уничтожит каждого из нас.

Нет! Нет, нет, нет!

Эти дети!

Бедные отцы, бедные матери…

Она любила их всех, разумеется, и у них была счастлива жизнь, но… Не облако висело над протекторатом, а печаль. Как она была так слепа?!

- Я здесь из-за неё. Из-за моей прекрасной Эсин! Она любит меня, она хочет семью, но наше дитя самое юное во всём протекторате, а я не могу позволить своему ребёнку, ребёнку Эсин, уйти. Большинство людей просто принимает это как должное, ведь разве есть у них выбор? Но есть люди, у которых души нежны, как у моей Эсин, и они просто сходят с ума. И их запирают, - он умолк. Тело дрожало, или, может быть, это дрожала Ксан? – Наш мальчик, он такой красивый… И ведьма его отберёт? Это убьёт Эсин! Это и меня убьёт.

Если б Ксан могла ощутить магию, она бы трансформировалась сию секунду. Обняла бы бедного мальчика. Рассказала бы о своей ошибке. О детях, которых переводила через лес. О том, как радовались они и их семьи.

- Но! Горе висело над Протекторатом!

О Буг! Тирания горя…

И… Вопли сумасшедших матерей. Горе и боль, а она не сделала ничего, чтобы остановить это, даже если не видела ничего – и он тоже, и его горе… Она видела, как боль прижилась с его виной и стыдом.

Как это началось? Как?

И словно в ответ она услышала свои воспоминания а в дивных невидимых пещерах – тихие, хищные, пугающие шаги, ближе, ближе,, ближе.

Нет. Не может быть. Но она была осторожна – печаль внутри. Она знала, что лучше пусть горе разрушит её саму, чем вырвется на свободу и окажется в чужих руках.

- Так или иначе, друг мой, я никогда прежде не убивал. Никогда не причинял боль живому существу. Но я люблю Эсин. И люблю Лукена, своего сына! И сделаю всё, что нужно, чтобы защитить свою семью. Да, моя ласточка – не хочу, чтобы ты испугалась, когда я сделаю то, что должен. Я не злой человек, я просто люблю свою семью. И потому и убью ведьму. Да. Я убью ведьму или, попытавшись, хотя бы спокойно умру…

Глава 38. В которой поднимается туман.

Когда Эсин и Мэй пересекли площадь, вышагивая к башне, население протектората прикрывало лица руками. Они отбрасывали свои шали и плащи, смаковал и блеск солнца на коже, удивлялись отсутствием прохлады – и теперь понимали, что тумана больше нет.

- Видела ли ты когда-нибудь такое небо? – удивилась Мэй.

- Нет, - медленно ответила Эсин. – Не видела… - малыш бормотал и суетился в светлой ткани на груди матери. Эсин обняла его тёплое тело, поцеловала в лоб. Его должны совсем скоро отобрать и изменить, но сейчас только любовь. Мать должна выполнить ту задачу, что дана ей свыше.

Когда Эсин была маленькой девочкой, мать рассказывала ей историю после рассказа о лесной ведьме. Эсин была любознательным ребёнком, и, узнав, что старшего брата отдали в жертву, преисполнилась вопросами. А куда он пропал? А что делать, если попытаться его найти? Что сделает колдунья? Что она такое? Она одинока? А она точно женщина? А если бороться невозможно, то почему не попытаться научиться? Ведьма злая, но насколько? Какое это зло?

У постоянных вопросов Эсин были последствия. Ужасные последствия. Её мать, бледная, измождённая женщина, полная смирения и печали, одержимо бормотала о колдунье. Она рассказывала истории, когда её никто не просил. Бормотала их про себя, пока должна была шагать с другими на Буг.

- Ведьма ест детей. Или порабощает. Или выпивает их дотла, - бормотала мать Эсин.

- Ведьма рыскает по лесу на огромных лапах. Она однажды съела тигриное сердце, полное скорби, и теперь это сердце бьётся в её груди.

- Ведьма умеет становиться птицей. Она может среди ночи залететь в твою спальню и выклевать твои глаза!

- Она стара, как пыль. Она может переступить мир в своих сапогах-в-Семь-Лиг. Ты и не поймёшь, когда она вытащит тебя из твоей постели!

Со временем её истории становились всё длиннее и запутаннее, они наматывались тяжёлой цепью вокруг её тела, и она больше не могла держать их на себе. А потом она просто умерла.

Или так, по крайней мере, видела Эсин.

Тогда Эсин было шестнадцать, и она прославилась на весь Протекторат как на диво умная девушка – быстрые руки, острый разум. Когда Сестры Звезд прибыли к ней после похорон матери и предложили стать их ученицей, она колебалась лишь один миг. Её отец ушёл, исчезла её мат, старшие братья, те, которых не отобрала колдунья, давно уже сотворили свои семьи. Это было слишком грустно. Был один мальчик в классе, задевший её сердце, тихий мальчишка, но из важной семьи. Занятый своими вещами. И не было шанса, что он посмотрит на неё ещё раз. Потому, когда пришли Сёстры Звёзд, она упаковала вещи и двинулась за ними.

Но потом поняла, что во всех этих вещах, которые она узнавала в башне, в астрономии, ботанике, механике и математике не было ни слова о колдунье. Ни одного. Словно её не существовало.

А потом она заметила, что у сестры Игнатии не было возраста.

А потом почувствовала тихие шаги каждую ночь.

А потом увидела, как одна из новеньких сестер рыдала – её дедушка умер, - и сестра Игнатия смотрела на девушку с поразительным голодом во взгляде.

Всё детство Эсин пронесла на себе истории матери о колдунье. Она носила это при всех. И спины остальных тоже изогнулись под тяжестью скорби. Она искала истину среди сестёр, но правды о ведьме ей так и не открыли.

История может поведать правду, но ещё история может солгать. Изогнуться, закрутиться и запутаться. История – великая сила! И кто получил бы самую большую выгоду от такой власти? Ведь всё меньше и меньше людей помнили лес по другую его сторону, а Башня всё большую тень отбрасывала на Протекторат.

И её душа была нетронута, когда Эсин вернулась в башню, всё ещё сжимая руку Мэй.

Младший брат Энтена, Вин, встретил их у двери. Она любила его больше всех братьев Энтена. Эсин обняла его до того крепко, словно пыталась отдать всё, что у неё было.

- Могу ли я тебе доверить? – беззвучно прошептала она ему на ухо. – Поможешь ли ты мне спасти семью?

Вин ничего не ответил. Он закрыл глаза, чувствуя, как голос ветра лентой оборачивается вокруг его сердца. В этой башне ещё было немного доброты. А Эсин была добрейшим человеком. И он обнял её в ответ, лишь бы убедиться в том, что она была совершенно реальной.

- Мои бывшие сестры, думаю, медитируют, милый Вин, - улыбнулась ему Эсин. Вин задрожал, когда она произнесла его имя. Его по имени в башне никто не называл – просто мальчик. И именно тогда он решил, что во всём на свете поможет Эсин. – Ты проведёшь меня к ним? И я должна попросить тебя ещё об одной услуге…

Сестры собрались для утренней медитации и часа молчания, потом они пели, потом – сражались. Эсин и Мэй вошли в комнату, когда первые ноты песни скользнули по каменным коридорам. Голоса сестёр замерли, когда Эсин подошла к ним. Ворковал ребёнок, и сёстры с открытыми ртами смотрели на неё – заговорила лишь одна.

- Ты, - промолвила она.

- Ты оставила нас, - ответила другая.

- Никто никогда не доходит, - отозвалась третья.

- Знаю, - кивнула Эсин. – Знание – страшная сила, - неофициальный девиз их сестринства. Никто не знал больше сестёр. Ни у кого не было такого доступа к знаниям. И всё же, они здесь, слепые. Что ж… Сегодня это изменится. – Я ушла. И не просто так. Мне жаль. Но, милые мои сёстры, мне есть что сказать вам, прежде чем я вновь вынуждена буду уйти. – Она наклонилась и поцеловала сына в лоб. – Мне придётся поведать вам одну историю.

Вин прижался спиной к стене у двери, что вела в комнату для медитации.