Танаис медленно встала, и гнев, озаривший ее лицо, сделал его еще более прекрасным.

– Я очень не люблю, когда меня продают. Но еще больше я не люблю, когда меня покупают. Вы были правы, удивляясь, что мы не торопимся уйти. Теперь я и сама удивляюсь этому. Правда, мы не успели еще осмотреть ваш зверинец, но, тем не менее, самое ужасное из ваших чудовищ мы уже видели.

Томирис расхохоталась, словно услышав необыкновенно веселую шутку, и громко захлопала в ладоши.

– Прекрасная речь, достойная моего друга Цицерона! Но не спешите прощаться. У вас будет достаточно времени, чтобы всесторонне обдумать мое предложение. Стража!

Возникшие как из-под земли воины в черном взяли Алетейю в кольцо и потащили к выходу. Танаис кинулась следом, но один из стражей молча поднес лезвие меча к горлу Алетейи и слегка надавил. Из пореза засочилась кровь, и Танаис остановилась.

– Я отпущу ее, как только мы достигнем соглашения, – сказала Томирис, когда стража вывела Алетейю из зала. – Только не заставляй меня ждать слишком долго. Мое терпение не безгранично. В противном случае, твоя подруга вплотную познакомится с обитателями моего подземного зверинца, и я думаю, что это знакомство не доставит ей особого удовольствия.

– Я умру вместе с ней.

– Ну и глупо… Даже самая долгая любовь все же короче самой короткой жизни. Да и что такое, в конце концов, любовь, измена, жизнь и смерть? Только слова. Измени название – изменится смысл. Назови любовь – влечением, измену – новым увлечением, и ты убедишься, что жизнь станет намного проще.

– «Проще» не значит «лучше».

– Не лицемерь! Лучше быть злым и грешным до конца, чем добрым и святым – наполовину!

– Мне неизвестно значение этих слов, но общий смысл мне ясен. Я – не злая и не добрая, не святая и не грешная, что бы там ни значили эти слова. Просто я люблю ее, и ты мне не нужна.

– Прости, я совсем упустила из виду твое происхождение. Ты ведь из варварского племени, ну откуда же тебе знать, что у цивилизованных людей такая любовь, как ваша, считается пороком и грехом?

– Я не знаю, что такое порок и грех. Судя по твоему тону, это что-то не слишком хорошее. Но я знаю, что такое любовь. И если у цивилизованных людей она считается пороком и грехом, мне жаль цивилизованных людей. Они никогда не любили.

– Любопытно узнать, в чем заключается тайна вашей приверженности друг другу? Неужели эта девчонка умеет что-то такое, чего не умею я?

– Я не совсем поняла твой вопрос.

– Хорошо, спрошу иначе. Почему ты отвергла меня?

– Потому что каждому человеку свойственно желание быть любимым ради себя самого, а не ради каких-либо преимуществ и выгод.

– Внушая любовь, вы самоутверждаетесь? Вам недостаточно того, что вы сами знаете о себе? Вам необходимо, чтобы другой человек своей любовью подтвердил ценность вашей личности? Впрочем, мне понятно это желание. В нем, как в зеркале, отражается ваша гордыня, ваша жажда бессмертия и ваша зависть к богам. Вам так же трудно смириться с мыслью, что вы – не боги, как мне трудно понять, почему ты отказываешься от предоставляемого тебе судьбою шанса на реальное, а не иллюзорное бессмертие…

– Потому что бессмертие теряет всякий смысл, если за него приходится расплачиваться гибелью души.

Томирис устало усмехнулась.

– Душа – это серьезно… Сама по себе человеческая жизнь немногого стоит, но душа… Это самый дорогой товар. Это единственный товар, который, если повезет, можно обменять на бессмертие… Только безнадежные глупцы обменивают душу на власть, богатство и славу. Настоящая цена за нее – бессмертие… Я, разумеется, не говорю о душах, за которые и медный грош – цена непомерная. Я не говорю и о душах, за которые и бессмертие – не цена. Слишком мало и тех, и других… Впрочем, ты ведь, кажется, оценила свою душу выше бессмертия, а любовь смертной девчонки – выше любви бессмертной богини? Это делает тебе честь. Ты всему знаешь настоящую цену.

– Цену имеет только то, что продается. Поэтому ни любовь, ни душа не имеют цены.

– Цену имеет только то, что покупается. Поэтому и любовь, и душа стоят ровно столько, сколько за них готовы заплатить. Правда, иногда цена не соответствует стоимости. А сейчас я хочу показать тебе свой зверинец. Надеюсь, тебе понравится…

В сопровождении многочисленной стражи они спустились по широкой каменной лестнице в подземелье, и при свете сотен факелов Танаис увидела чудовищ, в существование которых разум отказывался верить. Она поспешно отвернулась, пытаясь подавить острый приступ тошноты.

– Неужели они тебе не нравятся? – с притворным удивлением спросила Томирис. – Взгляни-ка на этого красавца!

В клетке находилось нечто столь ужасное и омерзительное, что Танаис не выдержала и на мгновение зажмурилась. Холодный озноб пробежал вдоль ее позвоночника, когда она нашла в себе силы еще раз взглянуть на кошмарное порождение больного человеческого разума. Только настоящий безумец мог вообразить себе этот немигающий жестокий взгляд василиска, эту усеянную кинжаловидными клыками зловонную пасть, это гороподобное, покрытое осклизлой чешуей туловище, от которого тянулись во все стороны, напряженно извиваясь, длинные, толщиной в обхват, щупальца с присосками.

– Он очень голоден, он со вчерашнего утра ничего не ел, и сейчас способен проглотить целого быка, – повернувшись к Танаис лицом, с жестокой усмешкой сказала волшебница. – Я приготовила ему легкий завтрак, и если через пять минут я не услышу ответа, твоя подруга станет его добычей.

Танаис молчала, и только холодный пот, струившийся по ее челу, выдавал ее отчаяние.

– Ты совсем ее не любишь… – заметила Томирис, с жестокой усмешкой наблюдая за признаками страха, отчетливо выступившими на лице Танаис.

– Я так ее люблю, что не раздумывая разделю ее участь с нею.

– Неужели ты думаешь, что я это допущу? – насмешливо спросила волшебница. – Даже не надейся. Я прикажу бросить твою подругу в клетку и заставлю тебя смотреть, как клыки этого чудовища станут терзать столь любимое тобою тело, как брызнет фонтаном из перекушенного горла кровь… Ты услышишь ее предсмертный вопль, в котором прозвучит проклятие тебе, и уже никогда в жизни не сможешь его забыть. Он будет преследовать тебя днем и ночью, во сне и наяву, и сведет с ума… Время истекло. Я слушаю твой ответ, – и Томирис устремила на свою жертву взгляд, полный огня и крови.

– Нет… – еле слышно прошептала Танаис и прямо посмотрела в глаза своей мучительнице.

– Зевс свидетель: я не хотела крови, – медленно и тихо промолвила Томирис, и взгляд ее угас. – Стража, привести девчонку.

Стражи бросились выполнять приказ и вскоре вернулись, ведя Алетейю.

При виде чудовищ она жутко закричала и стала рваться из рук стражников, но внезапно прекратила сопротивление и упала без чувств.

– Что с ней? – брезгливо спросила Томирис.

– Всего лишь обморок, госпожа.

– Я хочу, чтоб она умерла при полном сознании.

В воздухе запахло какими-то травами, и некоторое время спустя Алетейя открыла глаза и с недоумением и страхом обвела взглядом подземелье с находившимися в нем монстрами.

Увидев Танаис, она слабо вскрикнула и протянула к ней тонкие руки, словно умоляя о защите, но двое могучих стражников крепко держали Танаис за плечи, не давая пошевелиться.

С мрачной усмешкой наблюдала Томирис за тем, с какой неистовой силой тянулись друг к другу эти двое, и что-то похожее на зависть мелькнуло на миг в ее непроницаемом взоре.

Властным жестом она указала на клетку с чудовищем, и огромный эйдос, без видимого усилия подхватив Алетейю на руки, понес ее на съедение хищнику.

Танаис рванулась с такой невероятной силой, что ей удалось свалить обоих стражников и освободиться. Не обращая внимания на градом сыпавшиеся на нее со всех сторон удары, она бросилась наперерез эйдосу, державшему на руках Алетейю, но двое стражей настигли ее и повалили на пол, а великан легко протолкнул Алетейю между прутьями решетки внутрь клетки.