Когда стемнело, и бригада погрузилась в «буханку», он махнул им рукой и, вновь пройдясь по дому и оценив работу, также отбыл в свою Питерскую резиденцию.

Утро следующего дня Макс начал со звонка Владиславу Игнатьевичу.

– Алло, Владислав Игнатьевич, вы где?

– Около дома стоим. Как раз звонить собирался. Нам Вас ждать или можно начинать работать дальше?

– Вау! Начинайте. Я выезжаю. Вы с экспертом говорили?

– Да, само собой. Заинтересовал, да, думаю – заинтересовал. Во всяком случае, в понедельник вас готовы принять.

– О'кей! Через пару часов буду! – Макс повесил трубку и ухмыльнулся – все-таки Андрей был неправ, работать здесь умеют.

Когда Макс приехал, работа уже кипела вовсю. Владислав Игнатьевич в одиночку грузил в кузов «ГАЗели» снятые наличники и другие резные доски. Завидев Макса, он оставил погрузку, снял перчатки, поздоровался и рассказал об уже проделанных работах по дому. Макс одобрительно кивнул. Тогда мастер начал объяснять, как и где найти эксперта, что нужно ему говорить и рекомендовал настоять на личном посещении им дома, поскольку предметов собрали много, а времени мало. Макс слушал внимательно и всё усвоил. Затем Владислав Игнатьевич вернулся к своей работе, а владелец антиквариата, удостоверившись, что его присутствие вовсе не обязательно, прошёл наверх, в комнату с подготовленными для эксперта предметами. Там он начал с интересом рассматривать столы, стулья, картины и иные предметы интерьера.

Дойдя до окна, он увидел коробку с надписью «фарфор», которая привлекала его внимание. Открыв её, он почти сразу наткнулся на лежавший сверху до боли знакомый бабушкин кофейник, небрежно завёрнутый в газету. Макс с любопытством ребенка, обнаружившего клад, вытащил свёрток и тут же почувствовал, что по руке скользнула выпавшая из газеты маленькая крышечка. Он попытался поймать её на лету, но у него не вышло, и та коснулась пола. Не услышав звука разлетающихся осколков, Макс моргнул и посмотрел на пол. Крышечка подкатилась к самому порогу комнаты. Выдохнув, он радостно направился за ней, как вдруг в дверь ввалился один из рабочих. Макс замер. Рабочий поставил на пол ящик и тут же вышел. Тихо подойдя к порогу и подняв с пола чудом уцелевшую крышечку, Макс водрузил её на кофейник и с облегчением отнёс его на стол возле окна.

Уже более уверенный в себе, он посмотрел на принесённый ящик, так и стоявший у порога. Макс решил вскрыть его, чтобы потом при эксперте не ударить в грязь лицом, извлекая из него очередную стопку старых газет или свалявшуюся подушку. Он хлопнул ладонью по ящику, подняв пыль. Ящик был крепким и тяжелым. Чтобы сохранить потенциальную драгоценность, Макс не стал продолжать разрушение ящика голыми руками и пошёл к рабочим – спросить какой-нибудь инструмент.

Обзаведясь гвоздодером, он быстро вскрыл ящик. В ящике лежало устройство, напоминающее патефон или граммофон, но то ли некомплектное, то ли сломанное. Сверху он обнаружил большую медную трубу с прожилками зеленоватых окисей, под ней виднелся деревянный, обтянутый кожей корпус с обитыми медью углами, один их которых был сильно поврежден. Сбоку стояло несколько пластинок, две были треснуты. Макс вдруг вспомнил, как в день их отъезда в Америку мама и бабушка гонялись за дедом по двору, чтобы отнять у него топор, которым он с чего-то захотел разбить проигрыватель. Потом деда увели наверх, в спальню. Видимо, он успел нанести удар, скорее всего и не один – вряд ли аппарат пострадал так от сырости или падения. Побоявшись причинить больший вред предмету, Макс решил оставить всё, как есть, но на всякий случай позвал Владислава Игнатьевича для консультации.

– Владислав Игнатьевич, как думаете, стоит это показывать эксперту?

Мастер склонился над ящиком и долго смотрел туда. Потом он вынул трубу и стряхнул с неё рукавицей пыль. Изнутри рупор выглядел странно – стенки покрывали какие-то рельефные символы, – не то письмена, похожие на древний арабский язык, не то стилизованный узор. С внешней стороны труба была по большей части гладкой, имелся только небольшой вензель «JMS» и ещё какие-то латинские буквы.

– Не знаю, не специалист я в этих приборах. Но если вам интересно моё мнение, то эту штуку я бы с собой туда, к эксперту прихватил. Для затравочки. Думаю, увидев агрегат, она прискачет сюда вперед вашего «Порше».

– Она? – Макса такой поворот событий быстро вернул из воспоминаний о детстве и прямо таки швырнул в удивительную реальность. Макс не был склонен к сексизму в крайних его проявлениях, но при слове «эксперт» он всегда представлял строгого интеллигента с легкой сединой и с дипломатом.

– Эксперт, то бишь, – Владислав Игнатьевич лукаво улыбнулся уголком рта.

– Он – она? – теперь строгий интеллигент с чемоданом превращался в воображении Макса в такую же серьёзную, даже более чем, суровую даму.

– Ну, хе-е, да. Но это совершенно не меняет дела. Эксперт она отличный. С колоссальным опытом! Может, слышал историю про картину Кустодиева? – кажется, «Одалиска». Её за три миллиона долларов продали, а оказалось – подделка… лет восемь назад, наверное, дело было. А в Иркутске Глазунов висел поддельный – эти разоблачения все – её работа. Ей ваш Сотбис теперь чуть ли не зарплату платит!

– Нет, не слышал. Я с искусством не очень знаком.

– А картину все ж хотите купить? – улыбнулся бригадир.

– Вот и начну знакомиться, – отшутился в ответ Макс.

Следуя совету Владислава Игнатьевича, Макс аккуратно упаковал трубу обратно в ящик, обмёл с него пыль и отнёс в машину.

Утро понедельника он решил начать с посещения эксперта. Надо отдать должное Владиславу Игнатьевичу, объяснил тот всё прекрасно, даже схемку нарисовал, как найти. Хотя не найти это здание нужно было постараться. Огромная пятиэтажка в стиле сталинского классицизма, с толстенными пилонами, высоким крыльцом, облицованным гранитной плиткой, будто специально была поставлена сюда, чтобы прижать ткань мостовых, садов и двориков к земной тверди. Во всяком случае, со стороны выглядело именно так: окружающие кварталы, тротуары, дорожки – всё попиралось молчаливым грузным величием этого строения. Макс поднялся к входу, свободной от ящика рукой потянул дверь на себя. Почти трёхметровая створка поддалась с сильным сопротивлением и внушительным скрежетом.

«Швейцаром здесь "Скала" Джонсон подрабатывает, – промелькнуло в голове Макса. – Тут так накачаешься…»

За дверью открывался целый мир культуры, доселе непознанный Максом. Он оказался в большом холле, центром которого стала монументальная лестница с лепными перилами и оббитыми плитками на ступенях. Макс огляделся. В том же стиле небрежной запущенности были решены: стены, с потрескавшейся краской в десяток слоев; плафоны а-ля «модерн», с прилежно покрашенной в цвет потолка ажурной бронзой; пол, хранивший на себе, видимо, отпечатки походки медного всадника, железного человека и конницы Александра Великого. Окинув взглядом всё это угасающее великолепие, Макс глянул на бумажку. Ему нужно было в 404 кабинет.

«"ERROR 404: NOT FOUND". Было бы обидно таскать ящик просто так», – снова пошутил про себя Макс и зашагал к лестнице.

Поднявшись на четвёртый этаж, он увидел темный и длинный – метров сорок, не меньше – коридор, в конце которого мерцала уже отжившая своё лампа дневного света, изредка озаряя пространство розоватыми вспышками. Стены были покрашены тёмно-бежевой краской. На полу уложен уже видавший виды паркет, кое-где клёпки отсутствовали.

Взяв ящик перед собой, Макс сделал шаг вперёд. Если существует перечень устройств, являющихся охранной сигнализацией с функцией распугивания злоумышленников, то этот паркет заслуживает среди них первое место. С первым же шагом паркет издал ужасающий скрип, и стабильно сохранял интенсивность и частоту звучания в ответ на все последующие попытки вновь на него наступить. Макс сначала пытался пойти тише, потом ближе к одной стене, затем – к другой, но всё было тщетно. Наконец он перестал обращать на это внимание, и просто пошёл быстрее.