- Можно я сидя буду говорить? - спросил Хиггс у председательствующего.

- Конечно, - ответила та.

- Спасибо, - поблагодарил тот и тут же обратился к собранию:

- Вы знаете, - сказал он, устраиваясь на своем табурете, - родился я в обычной советской семье. Папа был инженером-конструктором на "Серпе и Молоте", мама работала в Научно-исследовательском институте здравоохранения. Могу вас клятвенно заверить, что дома они людей не ели и, тем более, не рожали. Я это точно знаю, потому что жили мы в однокомнатной квартире общей площадью двадцать один квадратный метр, а санузел был нераздельным...

- Может, они ночью ели? - спросил мальчик Виталий, въедливо глядя.

- Исключено, - мы бы с братом непременно этот факт отметили.

- У вас есть брат? - спросила Валентина Ивановна?

- Да, старший. Предваряя ваш вопрос, скажу, что у него никаких физиологических отклонений нет.

- Вы уверены? - спросила Серафима Аркадьевна.

- Совершенно. Мы близки с ним с детства.

- То есть он о вас все знает?

- Да. Мы даже с ним, выпивая на его сорокалетие, заключили соглашение, что я его съем, как только он состарится до неприемлемого качества жизни .

- А когда вы съели первого человека? Наверняка это сопровождалось нервным потрясением? - подал голос мальчик Виктор Степанович.

- Не то слово. Это был мой сосед по квартире милейший старичок Игнатий Спиридонович Каяков или Каюков, уже не помню. Он страдал буквально от всех болезней, исключая венерические, и каждый новый Божий день был для него хуже адского. Я хотел немедленно повеситься, повесится, после того как импульсивно сломал ему шею, но какая-то неведомая внутренняя сила остановила меня, отбросила в угол уже намыленную веревку, которую я решительно сжимал в руке. Другая сила, видимо, лишняя мозговая извилина, появившаяся по воле Проведения, сделала меня исключительно плотоядным, внушила нечеловеческий аппетит и решимость. Я стал его есть, этого Каякова или Каюкова, предварительно даже не помыв и не побрив, и это внушало мне отвращение к себе, но я не мог остановиться. Вы не поверите, когда я скажу, почему я не смог остановиться...

- Поверим, поверим, - сказал бывший аспирант Виталий, напоминавший теперь старшего Особой тройки.

- Понимаете, когда я уже хотел бежать прочь, в мой мозг вкралось понимание, что я совершаю великий подвиг, учиняю прорыв в естествоиспытательской науке, который никто не в силах совершить, даже Высшая сила. Когда я доел его и, сморенный сытостью, свалился спать, мне приснилось красочное театрализованное таинство превращения отжившего в молодое, мертвого в живое. Именно превращение. Вы посмотрите, как несовершенно в нашем обществе происходит передача жизненного опыта от отживающего поколения к нарождающемуся. Будущие люди получают в наследство от поживших извращенное старостью представление о жизни, скисший жизненный опыт, то есть неверие в победу нравственности, уверенность в тщете свершений, личных побед, любви, наконец. А я непосредственно переношу лучшее в пожившем человеке, его не умеющую умирать надежду в него же, но свежего и жадного да жизни. Поверьте, когда у меня раздулся живот и разверзся пупок, а в отверстии появилась голова ребенка, а потом и сам он весь, я не ужаснулся, не испугался, я стал счастлив. Я знал, что это Игнатий Спиридонович переродился, можно сказать, реинкарнировал, чтобы начать новую жизнь, лучшую жизнь, которая будет несравнимо лучше и богаче прежней...

- Понятно, - зевнула девочка Валентина Ивановна. - А как все это на вашем здоровье отражается? Я после своего рождения ведра три струпьев набрала с вас и вокруг . Это, наверное, вредно для вас?

- Странный вопрос, не ожидал его от вас услышать. Вот вы, создавая что-то новое, великое, эпохальное, жалеть себя будете?

- Новое, великое, эпохальное, - скептически повторил мальчик Виктор Степанович. - Вот мне теперь не великого хочется, но мороженого побольше и ничего больше, кроме конфет. Стоило ли меня, кондового, без всякого сомнения, прирожденного мещанина, рожать и мучится? А кушать меня? Это же страшно подумать, сколько вам при этом пришлось испытать морально и физически! Испытать, чтобы мне мороженого цинично хотелось, а потом, когда пиписька окрепнет, ядреную девочку?

- Понимаешь, Витенька, многие подвиги бы не совершились, если бы герой доподлинно знал, ради кого он идет в бой, - неуверенно проговорил Иван Иванович.

- Да ну! - возмутился бывший аспирант Виталий. - Вспомните Геракла! Для кого он подвиги совершал? Для себя, конечно! А на заказчиков ему было плевать. А диссертации наши? Для кого они пишутся? Думаете, для народа и тяжелой промышленности? Чепуха! Они пишутся диссертантом для самого себя, для карьеры и для надувания щек и потому не имеют обычно никакой цены!

- Мы отвлеклись от темы нашего собрания! - постучала девочка Валентина Ивановна кружкой по газовой плите, рядом с которой сидела. - Напомню вам, что мы собрались здесь, чтобы выяснить, унаследовали мы от Ивана Ивановича его способности или нет.

- Думаю, нет, не унаследовали - убежденно сказал Хиггс. - Но, думаю, всем надо на всякий случай провериться, УЗИ сделать.

- А вы делали? - поинтересовалась Серафима Аркадьевна.

- Конечно. И оказалось, что у меня двойной желудок.

- Ну, какого размера желудки, мы хорошо знаем. Трудно поверить, чтобы в нем умещался ребенок трех лет.

- Наверное, растягивается, как матка. Да и дети растут очень быстро. После выхода из меня они за час увеличиваются в размерах раза в полтора. Кстати, ни у кого из вас не остались в памяти какие-нибудь предродовые воспоминания? Это нужно для науки, - обвел Хиггс своих новорожденных детей.

Дети молчали.

- Значит, не остались...

- Так что мы решим? - вернулась к председательству девочка Валентина Ивановна.

- Я думаю, всем детям надо сделать УЗИ у частного доктора. А потом, получив результаты, будем думать.

- А что думать? - сказал Хиггс. - Есть только то, что есть. И вот еще что я хочу вам сказать, дети мои, а также вам, уважаемая Серафима Аркадьевна. Я много думал над своим естеством, размышлял, так сказать, и пришел к выводу, что способность к омолаживанию людей известным вам способом есть у меня уникальная способность, то есть на всей Земле обладаю ею я один. Более того, дальнейшие размышления привели меня к мысли, что практически все люди обладают той или иной уникальной способностью, но большинство из них, подавляющее большинство, не могут ее обнаружить, не могут ее вскрыть, развить и использовать. К сожалению, уникальные способности описываются только в мифах...

- А как же Ванга? - перебил Ивана Ивановича ребенок Виктор Степанович.

- Думаю, она шарлатанка.

- А Вольф Мессинг? - не отставал Витюша?

- Изощренный фокусник.

- А Кашпировский? - широко распахнула глаза Серафима Аркадьевна. - Я лично на его сеансе в обморок падала?!

- Жулик!

- А вы?..

- Я?.. Вот дела, я как-то совсем забыл о себе. Хотя, если подумать, я - вещь в себе, известная лишь восьми персонам... А сколько таких персон на свете может быть!

- А..

- Разреши мне все же завершить свое выступление, - указующим движением руки Хиггс усадил ребенка Виталия на место. - Так вот, как я говорил, достоверных свидетельств существования на Земле людей с уникальными способностями, кроме меня, как выяснилось, к сожалению нет. Но вот что я хочу вам сказать в заключение моей речи. Вы - мои дети или станете ими. И вполне возможно, вы унаследуете не мою уникальную способность, но станете уникальными людьми в какой-нибудь другой области. Давайте на этом закончим, что-то я утомился говорить...

8.

Следующим утром Серафима Аркадьевна, прибрав на кухне после всеобщего завтрака, пошла в свою комнату отдохнуть, то есть почитать сегодняшний листок численника. Остальные остались на кухне.

- Уникальным человеком быть плохо, - убежденно сказал бывший аспирант Виталий, явно зацикленный на словах Хиггса об уникальных способностях. - Вот узнают про вас, Иван Иванович, бандиты, украдут и будут эксплуатировать.