— А с того, что Кронос, явившись ему, сказал, что это я его препоручил братьям, за непослушание.

— Да, очень интересно, — нервно хихикнула Кедвин. — Я смотрю, доверие между вами растет на глазах. А чего ты, собственно, ожидал?

— Да черт с ним, с доверием! — поморщился Митос. — Меня другое волнует. Что, если я в самом деле виноват?

— Каким же образом?

— Если это — изделие моего подсознания? Как я могу быть уверен, что эта сила не вытаскивает на свет мои кошмары и фантазии?

— А как ты можешь быть уверен, что это не его кошмары и фантазии? — возразила Кедвин. — С чего тебя вдруг потянуло на самобичевание?

— Не знаю, — пожал плечами Митос. — Понимаешь, мне снова вспомнилась та злополучная история с Робертом.

Он замолчал, и Кедвин, подумав, решилась задать вопрос:

— Митос, скажи, пожалуйста, почему ты всюду видишь напоминания о Роберте? Что все-таки у вас случилось? Или у тебя есть основания его в чем-то подозревать?

— Нет… оснований нет. Но… это довольно сложно объяснить… в нем всегда было нечто, чего я не мог понять. Знаешь, как если бы в середине книги одна страница была написана на неизвестном языке. Я наблюдал за ним долго. Это нечто всегда присутствовало, и в его поступках, и в наших с ним отношениях. Иногда мне кажется, что я преувеличиваю, а иногда становится страшно. Я не знаю, чего можно ждать от этого человека. Хотя это не делает мне чести — Роберт все-таки мой ученик. Я уже давно стараюсь не вмешиваться в его жизнь и не вовлекать его в свою. Я понимаю, это звучит глупо… но…

— Нет, не глупо, — покачала головой Кедвин и решила переменить тему: — Ты выглядишь усталым…

— Скажи прямо — как выжатый лимон, — хмыкнул Митос. — Я и чувствую себя не лучше, чем выгляжу. Всего несколько дней, а мне уже кажется, что прошла вечность… Знать бы, когда все это кончится.

— Может быть, скоро, — заметила Кедвин. — Помнишь, что говорил Ник?

— Да, от генератора нужно избавиться поскорее. Но мне-то чем это поможет?

— Постой, ты говорил, что генератор действовал на МакЛауда.

Митос вздохнул, стряхивая пепел с сигареты.

— Генератор не работает, Кедвин.

— Что? — удивилась она. — То есть как, не работает?

— Еще позавчера вечером я почувствовал, что давление слабеет. А вчерашние события и эта ночь прошли без его участия.

Кедвин ответила не сразу.

— То есть все это случилось не из-за генератора?

— Именно так. И это меня больше всего сейчас беспокоит. Видимо, для МакЛауда воздействие этой проклятой машины не было главной проблемой… Хотя, возможно, исчезновение давления с этой стороны позволит ему быстрее найти решение задачи.

— А если нет?

— Я ему помогу. Заставлю.

Кедвин снова помолчала, обдумывая намек. Потом спросила:

— Зачем ты заставляешь его себя ненавидеть? Разве нельзя внушить менее опасные чувства?

— Можно.

Митос бросил в урну окурок, достал было сигареты, но, передумав, снова сунул пачку в карман.

— Я могу заставить его даже полюбить себя. Но любовь порождает слишком много эмоций, порой противоречащих друг другу. А чтобы вернуть себе свободу, он должен этого по-настоящему пожелать. Не отвлекаясь на розовые сопли. Извини, мне пора возвращаться домой…

Он встал и оправил пальто; Кедвин поднялась тоже.

— Митос, но если он будет тебя вот так ненавидеть… считать своим врагом… Это же опасно для тебя!

— Ничего, справлюсь, — коротко сказал он и, попрощавшись, пошел по дорожке в сторону своего дома.

Кедвин проводила его взглядом, потом снова села на скамейку.

Завести разговор о Роберте и Кассандре она так и не смогла. Ну что ж, надо попытаться разобраться самой…

В конце концов, что ей известно? Что Роберт Морган сегодня встретился с Кассандрой. Ну и что с того?

Кедвин достала телефон и набрала номер.

— Ник? Да, это я. Есть дело… мы можем встретиться?

*

Следующие три дня остались в памяти Дункана МакЛауда, как один серый дождливый вечер. Он механически двигался, ел, занимался какой-то домашней работой, выматывал себя тренировками в спортзале, надеясь, что усталость тела заглушит страх перед ночью. Ночные видения теперь казались ему куда более яркими и реальными, чем серость пустых дней.

…Первая ночь прошла относительно спокойно, оставив только неясное чувство тревоги. На второй день МакЛауда снова одолело беспокойство. Митос не сидел безвылазно дома; оставшись один, МакЛауд невольно начал припоминать своих посетителей. И снова зашевелились по углам тени.

Как ни старался он успокоиться и убедить себя, что это не более чем его фантазия, что здесь и сейчас никакие призраки ему не страшны, к вечеру нервы у него были на пределе.

Митос вернулся к ужину и вроде не заметил, в каком состоянии пребывает его подопечный. МакЛауд почувствовал укол злой досады — этот мерзавец получил именно то, чего хотел: возможность заставить его сидеть тихо и помалкивать. Поэтому и «защиту» свою полностью восстанавливать не хочет. Так ведь удобнее!

МакЛауду снова припомнились слова призрака-Кроноса. Он готов был поверить, что наделал себе неприятностей сам. Но даже если так, то не слишком ли жестоко Митос пользуется плодами его глупости, на которую сам его толкнул?

Вечером он ложился в постель с твердым намерением не спать. Конечно, было бы лучше совсем не ложиться, но это будет слишком явной демонстрацией страха и неуверенности. Почему так важно было не выказать страх, МакЛауд не задумывался, но чуял, что это будет хоть какой-то формой протеста.

*

…Длинный коридор. Поворот, коридор разветвляется на два. Свернуть направо.

Лестница вниз. Откуда здесь лестница? Надо вернуться назад и попробовать пройти налево.

Он вернулся к развилке — и остановился. Откуда он знает, что лестницы быть не должно? Или он уже был здесь? Но когда?

МакЛауд снова огляделся. Да, это место ему знакомо. Это тот самый лабиринт, через который он проходил, ища путь к Кассандре. Но он был здесь и прежде. Еще до той злополучной попытки он проходил по этим коридорам. Больше того, тогда он точно знал дорогу, знал, куда идти, чтобы выбраться. Неяркий бело-голубой огонек мерцал впереди, помогая выбирать нужное направление среди бесчисленных перекрестков и развилок…

Где он сейчас?

Огонька не было.

Выбираться отсюда было нужно, МакЛауд уже чувствовал, как недобро сгущается воздух. Он пошел в левый коридор наугад.

Справа возник выход в боковой коридор. МакЛауд вздрогнул и прибавил шаг, чтобы поскорее уйти подальше. И все-таки услышал — не голос, только дальнее эхо… Коридор кончился снова лестницей. МакЛауд не мог вспомнить, должна ли быть здесь лестница. Нужно поискать другой путь.

Он повернулся.

В противоположном конце коридора, на фоне светлого прямоугольника, четко рисовался до жути знакомый темный силуэт.

Забыв о намерении поискать другую дорогу, МакЛауд развернулся и бросился прочь — сначала вниз по лестнице, потом снова по длинному коридору. Добежав до очередного поворота, свернул за угол и лишь тогда позволил себе остановиться и перевести дыхание.

Прислушался, потом осторожно выглянул из-за угла.

В коридоре он никого не увидел, но услышал приближающиеся голоса, смех, шаги.

Он никогда не считал себя трусом. Даже наоборот, помнил случаи, когда слишком пренебрегал опасностью. Но теперь все было иначе. Он знал, чувствовал — с тем, что преследует его сейчас, он сражаться не может.

Это был его собственный страх, обретший форму. И весь его опыт самоконтроля и боевых искусств сейчас не значит ровным счетом ничего. Здесь, в мире кошмаров и фантазий, он беспомощен, как ребенок.

Но должен же быть выход из этого лабиринта!

Он пошел вперед — стремясь удалиться от внушающих ужас голосов. Но, миновав несколько развилок и поворотов, понял, что идет им навстречу. Снова повернул назад, стараясь не поддаваться панике. Выход должен быть, нужно только успокоиться и подумать. Ведь нашел же он дорогу тогда, к Кассандре.