– Кирюш, а тебе позволят стать сенатором? – осторожно спросила Анна.

– А кто мне может не позволить? – поднял бровь муж.

– Ну, мало ли… Сам ведь знаешь, просто так такие кресла не достаются. Деньги нужны, связи, поддержка.

– Ань, не гони волну, а? Как Стройков попал в Совет Федерации, помнишь? Сделал и варяга московского, и Трунина, депутата тамошнего. На народной любви вылез и на том, что первых два барбоса его всерьёз не принимали, друг за другом следили и друг друга дерьмом мазали. Ну и домазались, что люди пошли и выбрали председателя совхоза.

– Сейчас нет совхозов, – зачем-то поправила Анна.

– Ой, да брось ты придираться к словам! Не совхоза, так колхоза, или как там его артель битвы за урожай называлась. Ты ведь делала интервью с ним в своём журнале, знаешь, что он всю сознательную жизнь совхозами-колхозами руководил. А тут на сенаторство замахнулся. Наверное, просто попробовать хотел, а тут вдруг – получилось! Знаешь, мне почему-то думается, что он оттого и раком заболел, что не по зубам кусок урвал, подавился. Одно дело коровам хвосты считать и дояркам удои повышать, другое – область держать и с этими волками-федералами по-волчьи выть. Не за своё дело взялся старик.

– А ты? Ты за своё берёшься?

– Я? Да!

Муж взглянул ей в лицо, и Анна в глубине зрачков увидела отблеск стали:

– Зря я, что ли, столько лет парламентским журналистом ишачу, вась-васи с нашими сенаторами и депутатами развожу, статейки им иммиджевые стряпаю, книжки писать помогаю и разные приятности организовываю? Я всю их кухню гнилую знаю, все ходы-выходы, так что ни инфаркта, ни онкологии не будет. Я вижу себя, понимаешь? Вижу в этом кресле.

– А деньги, Кирюш? Откуда деньги на предвыборную компанию?

– Будут деньги. Дадут.

– Кто?

– Кое-кто, кому интересно будет бизнес в области замутить. Сделают свои первые, так сказать, инвестиции. Ну что, мать, я тебя убедил?

– В том, что ты можешь стать сенатором? Да, вполне.

– А в том, что ты должна будешь возглавить мой предвыборный штаб?

– Ну, давай, возглавлю… Только журнал мне зачем бросать? Давай параллельно! Через полгода выборы, штаб закроется, куда я вернусь? Думаешь, Витька будет для меня должность полгода сохранять?

– Ань, ты что! – захохотал Кирилл. – Когда я хорошо сяду в Москве, я тебе новый журнал куплю! Твой собственный! Будешь на себя работать, а не на этого павлина, у которого из всех талантов – связи в «Газпроме» и допуск к денежному соску! Давай, возвращаемся в Москву и сразу начнём расписывать, что сделать надо.

– Главное что надо, это сохранять к тебе интерес в городе, – задумчиво сказала Анна и спохватилась. – Слушай, только сразу я не смогу, мне февральский номер выпускать.

– Ань, какой номер? Мы же договорились – ты уходишь из журнала.

– Но я ведь не могу так сразу… И по закону мне две недели нужно отрабатывать.

– Не нужно, Витька сказал, что подпишет тебе заявление сразу же, – Кирилл закинул руки за голову и потянулся.

– Что сказал Витька? – Она отстранилась, заглядывая ему в лицо. – Кир, ты что, сообщил ему уже, что я ухожу? Ты уже всё решил за меня?

– Анютка, ну а что такого? – он смотрел на неё с безмятежной уверенностью. – Ты что, отказалась бы помочь мне сделать карьеру? Разве ты отказалась бы стать женой сенатора, а? Ань, это ведь теперь дело нашей жизни, наша главная политическая интрига. И нам все наши силы, все наши умения нужно только на этом сконцентрировать, а не на чужих играх в политику. Разве не так?

– Так, наверное, – подумав, кивнула Анна.

Всё было так и, как всегда, разумно. Однако расставаться с журналом было безумно жаль. Она этот журнал, можно сказать, родила и выкормила, создав за три года издание, о котором говорили, с оценкам которого считались, и попасть куда даже в виде небольшой информации почитали за честь. И Витька не такой уж и павлин, а вполне нормальный издатель. В финансово-хозяйственных делах сечёт – дай Бог каждому. И сосок денежный им уже почти год как не нужен – реклама в журнал идёт таким косяком, что окупает весь тираж с запасом. И почему-то нет в ней ни волнения, ни азарта от мысли, что она может стать сенаторшей. А есть досада, что муж распорядился её жизнью по-своему, одним махом распределив их роли. Впрочем, он ведь её муж.

– Анютка, ты ведь со мной, правда? – Кирилл будто что-то почувствовал, сгрёб жену и заглянул в серьёзные глаза. – Ты ведь понимаешь, что никого другого я на это место взять не могу? Да и нет никого другого, ты – лучшая. И вместе мы – команда. Разве не так?

– Так, – согласилась, наконец, Анна, и стала отвечать на его поцелуи и двигаться с ним в такт и плавиться в его руках, окончательно согласившись, что в их жизни наступает новая полоса.

А утром она не увидела солнца. Небо вдруг закрылось низкими облаками, задул противный холодный ветер. Оставшиеся два дня до отъезда они проходили в свитерах, и искупаться в розовом море у неё больше не было никакой возможности.

***

«Эти тучки пониже будут тех, египетских. Да и ветерок явно посвежее». Анна поёжилась и застегнула молнию повыше. Да уж, северное лето: градусов пятнадцать всего, и ветер какой-то холодный. Главное, когда на станции в Городке выходили, вроде солнышко показывалось. И потом весь час, пока ехали до Посёлка, хмари такой не было. А тут, у перевала, у начала их пути – низкое серое небо и совсем не летний ветер.

– Давай, командир, строй их в колонну по одному, ворота открывать буду! – показал в улыбке остатки зубов старик-сторож. Путь к Синь-озеру начинался у заброшенного рудника.

– Ну, все готовы? – Арсений окинул взглядом их группу из пятнадцати человек. – Тогда пошли!

«Надо же, а ведь и не очень тяжело идти!» – думала Анна четверть часа спустя, топая в первых рядах разреженной кучки, в которую превратилась их группа. Пока подъём был не очень заметен, хотя впереди маячила гора с усыпанным валунами склоном. По бокам тоже вздымались горы – черныё, строгие, холодные. Анна шла, радуясь, каким удобным оказался рюкзак (вес почти не чувствуется!) и наслаждаясь торжественной тишиной окружающего пространства. Оказывается, она утомилась от шума, который Янка регулярно устраивала эти полтора суток. Даже час переезда из Городка девчонка умудрилась превратить в дискотеку. Водитель поймал какую-то попсовую станцию, и она в голос подпевала бредовым песенкам, подрыгиваясь и подпрыгивая на заднем сидении, куда сгрудилась половина их народа. Анна заметила, что Кирилл тоже в этой груде, отметила, что заметила и шикнула на себя мысленно – хватит уже на парня реагировать! Что ж это такое, как будто в свои восемнадцать вернулась, когда Анюта, мышка-дурнушка, тайком влюблялась в мальчиков, ловила на себе их равнодушно-транзитные взгляды и сладко страдала от неразделённых чувств. А Янка, похоже, никогда ни от чего не страдала, ни от чувств, ни от комплексов. Курносая щекастая толстушка, она живым мячиком подпрыгивал на сидении и самозабвенно горланила, подпевая очередной попсовой пошлятине про то, что перевелись и Казановы и ловеласы, и что вокруг одни папуасы. Потом, сообразив, что «папуасы», скорее всего, рифма, одобренная цензурой, Янка подобрала более подходящую по смыслу нецензурную рифму и горланила уже её.

А теперь толи строгое величие места, толи понимание, что нужно беречь силы угомонили девушку. Да и шла она где-то позади Анны, отстала.

Через первый ручей пришлось перебираться по узким брусьям, и Анна запаниковала – упаду! Вмешался Арсений, скомандовал: «В ноги уйди!», и она поняв, о чём он, сосредоточилась на ощущении ступней. Словно вниз стекла-осела, забыла про страх и прошла по узкой поверхности. Вслед за остальными поднялась по тропинке в горку. И остановилась возле россыпи крупных валунов: дальше нужно было карабкаться по ним.

Арсений придержал группу, дожидаясь отставших:

– Народ, я хочу, чтобы вы вспомнили про плотности и пустоты. Почувствуйте камни, как плотности, обтекайте их. Если вы будете идти вот так, – он забрался на валун, перешёл на второй, постоял, потом таким же образом перебрался на следующий, – то вы очень быстро устанете. По камням нужно течь, двигаться в потоке. Вот так! – И он стал быстро шагать с камня на камень, не теряя движения, перенося равновесие с ноги на ногу. – Понятно? Вась, ты не против побыть замыкающим?