- Я могу приготовить.

- Хорошо. С меня вискарь.

- Я не пью, Себастьян.

- Вообще? Как ты выживаешь?

- Пиво. Или вино.

- Нет, Ричард. Только не вино. Пускай будет пиво. А почему ты никуда не пойдешь?

- Куда?

- Не знаю… Ты же куда-нибудь должен ходить, девочки-мальчики-родственники?

- Мальчики? – актер улыбается.

- Что? – снайпер привычно скалится во все тридцать два зуба.

- Нет, ничего. Ты вот тоже никуда не ходишь, только работа. И у меня тоже только работа.

Почему не провести вечер вместе?

- Двусмысленные фразы становятся твоим коньком.

- Просто ты пошлый, Себ.

У Ричарда красивая улыбка – открытая, доброжелательная.

- Вас всех послушать, так я один виноват.

Щелчок кнута – тигр оскаливает клыки, бешено молотя хвостом по покрытию. Дрессировщик чуть кривит губы. Щелчок.

Щелчок. Щелчок. Кнут мелькает перед желтыми, а нет, перед голубыми глазами.

Щелчок. Тигр присаживается на задние лапы.

Дрессировщик доволен. Большое животное удостаивается одобрительного взгляда.

Легко треплет хищника между ушей:

- Лежать, - тигр ластится под руку, игнорируя.

- Лежать. – Щелчок.

Тигр шарахается прочь, неприкрыто рыча.

Свист, щелчок – прикосновение кнута рассекает стену-полотно. За ним – еще одно – не выпутаться. Стены – разноцветная мишура, без конца и края, тряпки с фирменными лейблами и дизайнерскими узорами.

Щелчок.

Тигр покорно укладывается у ног дрессировщика.

- Молодец. – Тонкие пальцы зарываются в густую шерсть. – Хороший, послушный мальчик.

Кнут всегда в зоне досягаемости, всегда под рукой. И вовсе не потому, что тигр может кинуться на своего хозяина.

- Ты о чем задумался на полфильма?

- Ни о чем… Ты вкусно готовишь, кстати.

- Я люблю готовить. Спасибо. – Рик довольно облизывается, глядя в экран. – О чем ты думал?

- Неважно. Ричард, ты любопытный, как ребенок.

- Есть такое. О Джиме?

- Почему сразу о Джиме? – Себастьян поворачивает голову, сталкиваясь взглядом с глазами, цвета молочного шоколада.

- А о ком тебе еще думать?

Щелчок.

Ричард отстраняется, испуганно глядя в резко расширившиеся зрачки.

- Себ?

Искреннее беспокойство в голосе совершенно не идет этому лицу. Хотя нет, идет – такое беспокойство не пошло бы Джеймсу.

- О тиграх и дрессировщиках. И о цирке.

Взлохмаченная голова укладывается на плечо.

- Ты любишь цирк?

- Ненавижу.

- А дрессировщика?

Снайпер молчит, поглаживая узкое бедро.

- Не отвечай.

- Я и не собирался.

Ричи ерзает, устраиваясь поудобнее. Забавно – вроде бы только что сидел на другом конце дивана, а сейчас трется спиной и плечами о широкую грудь, пытаясь сесть ровно и не соскальзывать в горизонтальное положение.

- Ну что ты дергаешься?

Актер замирает, чуть напрягшись и не глядя на полковника.

- Ричард, мне иногда кажется, что ты меня подозреваешь в желании расстрелять твое тощее тельце, из чего-нибудь крупнокалиберного, прямо здесь и сейчас.

- Даже не знаю… Ты грозный.

- Что, даже сейчас? – снайпер комично приподнимает брови, обхватив копию своего шефа за талию, перетаскивая брюнета ближе к себе, усаживая его между своих ног.

- Нет, сейчас нет. - Ричи расслабленно откидывается на наемника. – Ну, может быть немного. Хотел бы я быть Джеймсом.

- Зачем? – длинные пальцы легко проходятся по шее.

- Чтобы у меня было то, что есть у него.

Себастьян улыбается, предсказуемо почувствовав прикосновение мягких губ к шее.

Щелчок.

К черту.

Свист, щелчок.

Развернуть парня на сто восемьдесят градусов, подхватить под бедра, поддерживая, позволяя ласкать языком губы.

Нежный, осторожный – хрупкие руки ложатся на плечи, немного сжимая.

Чувственный – тихо постанывает почти от каждого прикосновения.

Тигр, забывшись, прижимается губами к тонкой бледной шее, прикусывает, оставляя метку. Это приятно – отметить кого-то, делая своим.

Дрессировщик не принадлежит тигру – тигр принадлежит дрессировщику.

Ричард тихонько вскрикивает, подставляя шею, вплетая пальцы в светлые волосы.

- Больно? Прости, я не хотел…

- Нет, я не против, - ластится, как котенок, прижимаясь.

- Не против, значит? – видавший виды кардиган летит на пол – вслед за ним – футболка. Ладони под поясницу, не давая упасть; губы по ключице, ниже – к напрягшемуся соску, прикусить, вылизать, прикусить сильнее, до хриплого стона; приняться за другой: боль – ласка, укус – поцелуй.

Нежный стон – Ричи выгибается, почти неосознанно двигая бедрами.

- Хочу тебя… - бессмысленный, ненужный шепот, но снайперу так хочется не молчать, не рычать, не захлебываться страстью – для разнообразия хочется тонуть в нежности, ловить губами мягкие губы, гладить податливое тело.

Одежда лишняя, а диван слишком узкий – невысокий актер хрипло дышит; как всегда, чуть испуганно смотрит на отставного военного, склоняющегося над ним – тонкие руки смыкаются на спине, притягивая мощное тело для поцелуя. Тело к телу, кожа к коже, близко, жарко, обволакивающе жарко, тесно.

Себастьян прижимается губами к шее брюнета, терзает тонкую кожу, оставляя лиловые следы; одно неловкое движение – и оба скатываются с дивана на пол, чудом не вмазавшись в стол.

- Да тут опасно, - сбивчиво шепчет Рик, обвивая руками шею киллера.

Тот подхватывает его, вынуждая скрестить ноги за своей спиной, придерживая обеими руками.

По квартире идет практически по памяти – не желает прерывать поцелуй. Усаживается на край своей кровати, позволяя маленькому актеру ненадолго перехватить инициативу.

Тут уж Ричард отрывается по полной. Блондин довольно мычит, отдаваясь во власть маленького нежного котенка – быстро, чуть царапая, по коже пробегаются пальцы, юркий язык скользит от шеи вниз, по животу, который мгновенно напрягается от прикосновений, ремень на джинсах не поддается тонким слабым пальцам – Себастьян расстегивает его сам, заодно уж стягивая потертые джинсы с соблазнительной задницы актера, тянет его на себя. Рука ложится на пах, поглаживая – Ричи выгибается на кровати. Остатки одежды – в угол, смазку – на пальцы, самообладание – к черту.

Нет, невозможно быть резким или грубым по отношению к этому созданию.

Ричард зажмуривается, закусив губу, когда блондин медленно, сдерживая себя, помогая рукой, проникает внутрь. Тугие, нерастянутые мышцы плотно обхватывают член, хотя актер расслабляется очень быстро, подаваясь бедрами вверх. Изящные ноги скрещиваются на пояснице, резко притягивая партнера на себя Рик вскрикивает, вцепляясь в светлые волосы, дико шипит:

- Не останавливайся… Не надо меня жалеть… Возьми уже…

Как можно отказать, когда так просят, когда просят таким голосом, когда просят такие губы?

Вскрик – Себастьян вминает маленького брюнета в кровать резко вталкивая член до конца.

Протяжный стон, перемежаемый жалобными всхлипами – пара глубоких медленных движений и полковник отстраняется, поддерживая закинутые уже ему на плечи ноги.

Пошло облизываясь, смотрит, как член почти выскальзывает из кольца уже растянутых мышц, влажная от смазки, чуть покрасневшая кожа блестит, приковывает внимание. Головка скользит внутрь и наружу; короткие медленные фрикции доводят Ричарда до жалобного подвывания.

- Пожалуйста, Себ… Пожалуйста…

Резче, жестче, глубже – на плечах наверняка останутся царапины от тонких острых ногтей.

Ричи стонет в голос, почти кричит, на что полковник, со словами «тебе нужно беречь голос» закрывает его рот глубоким поцелуем. Пальцы с плеч переключаются на шею, на затылок, изящное тело вздрагивает, сжимаясь – долгий вскрик, тонущий в чужих губах, Ричард кончает раскинув руки, выгнувшись, захлебываясь новым стоном от прикосновений члена к простате. Несколько грубых рывков – снайпер еле успевает зафиксироваться на локтях, чтобы не придавить партнера, упирается лбом в хрупкое плечо. Чуть отдышавшись перекатывается на бок, блаженно прикрывая глаза.