Айзеку не надо больше, он двигается размеренно, в хорошем темпе, глубоко впуская в рот член и подаваясь на пальцы, отчаянно желая принять глубже. Айзек глубоко насаживается глоткой на член, вжимаясь носом в подстриженные паховые волосы, и, приноровившись дышать, начинает мерно, ритмично сглатывать, стимулируя член тугими и гладкими стенками глотки. Питер хрипло взрыкивает, коротко толкаясь бедрами глубже в податливый мягкий рот, уже двумя пальцами надавливает на пульсирующую дырочку, раскрывая, но по-прежнему не проникая глубоко. Айзек длинно стонет, вибрируя вокруг твердой, пульсирующей в преддверии разрядки плоти, едва дотрагивается до себя, обнимая ладонью головку, и кончает, заходясь волной сладкой, сильной дрожи, глотая выплескивающуюся в горло сперму.

Айзек еще вздрагивает от пережитого оргазма, от излишней чувствительности тела, когда Питер, аккуратно погладив его по пояснице, помогает выпрямиться и сесть, напоследок проводя большим пальцем по влажным, припухшим губам. Айзек дрожащими руками приводит себя в порядок, Питер вытирает капли его семени с обивки и притягивает волчонка ближе к себе, зарываясь лицом во влажные мягкие кудряшки.

Айзеку требуется еще примерно дюжина минут на то, чтобы окончательно прийти в себя, перестать сладко подрагивать, и Питер все это время терпеливо обнимает его, прижимая к себе, согревая, изредка касаясь губами виска, дожидаясь, пока Айзек по-настоящему расслабится и успокоится.

- Тебе нужно подправить макияж, милая, - Питер мягко улыбается, глядя на чуть покрасневшего юношу, и щелкает переключателем, включая в салоне свет.

Айзек тихо радуется тому, что у него уже не дрожат руки, когда он вытягивает из клатча зеркальце и косметичку. Питер просто сидит рядом, с ленивым удовлетворением скользя ладонью от колена к бедру Айзека и обратно, наблюдая за тем, как волчонок заново красит губы, как подправляет умело наложенные тени, в довершение чисто символически обмахнув кисточкой и без того идеальные ресницы.

- Я бы мог отвезти тебя домой, малышка, - Питер дожидается, пока Айзек закроет клатч и повернется к нему, светясь немым обожанием. - Но ты ведь понимаешь, что не стоит этого делать?

- Понимаю, папочка, - Айзек игриво, довольно улыбается, целуя мужчину в уголок губ.

Айзек действительно понимает, что не стоит смешивать то, что происходит между ними, и всю их остальную жизнь. Айзек ловит себя на слабой надежде, что когда-нибудь это время придет.

- Пойдем, я поймаю тебе такси, милая, - Питер удовлетворенно улыбается, ласково оглаживая Айзека по затылку.

***

Лейхи совсем не дурак - он тщательно, еще ночью, смывает с себя любой намек на запах Питера на коже. Делает это не только без удовольствия, но и с сожалением - ему бы очень хотелось после двух недель перерыва уснуть, окутанным ароматом Питера, удовлетворения, секса.

Но утром Дерек вполне может поднять их ни свет ни заря, и времени на долгие водные процедуры не будет. Айзек предпочитает не рисковать, не столько пугаясь неизбежного допроса со стороны стаи - он, может быть, смог бы как-то отговориться, хоть это и маловероятно, - сколько возможной реакции на это самого Питера.

Хейл же привычно-равнодушен, он всем своим видом выражает скуку, оглядывая стаю племянника, и его сердечный ритм не сбивается ни на такт, когда он случайно задевает взглядом Айзека. Лейхи скрытен от природы - ему приходится контролировать реакции своего тела при взгляде на этого красивого, сильного мужчину, особенно когда тот все-таки снисходит до общих тренировок стаи, но Айзеку это отлично, хоть и с трудом, удается.

И удается почти полностью абстрагироваться от ощущения обиды, граничащего с непониманием, когда Питер, после того как Дерек поставил дядю в пару своему старшему бете, походя ломает ему руку, вжимая лицом в землю - по-прежнему без малейшего проблеска эмоциональности.

Почти - не значит, что Айзеку в действительности это удается. Он рычит зло, но его запах пропитывается горькой обидой, вместо ярости и боли. Дерек не придает этому значения, со вздохом распуская уже изрядно потрепанных волчат.

Обычно после тренировок волчата сами залечивали свои повреждения, по мере сил помогая друг другу. Дерек помогал только с серьезными, сложными переломами, а Питер и вовсе открещивался от всего этого, брезгливо кривясь.

Но Айзеку руку он вправляет сам - просто садится рядом на диван, где Айзек устроился, стараясь поставить кость на место, не имея ни малейшего желания просить об этом кого-то из волчат - Айзек всегда предпочитал справляться сам, и коротким, выверенным движением вправляет руку, удовлетворенно кивнув, когда Айзек, буквально проглотив рвущийся наружу болезненный рык, не издает ни звука.

Питер так же молча уходит дальше, на кухню, явно собираясь сварить себе кофе.

Айзек слабо улыбается, глядя ему вслед, вспоминая нежной лаской осевший на коже шепот на прощание: “В следующую пятницу будь готова, милая”.

Да, папочка.

========== Часть 3 ==========

Питеру нравится контроль, ему нравится контролировать происходящее, особенно Айзека, особенно происходящее с Айзеком. Ему нравится знать, что Айзек подчинится и сделает ровно так, как захочет Питер, потому что Айзеку это нравится не меньше, чем бывшему альфе.

Питер сам выбирает для Айзека наряд, прислав с курьером объемную бархатисто-черную фирменную коробку какого-то бутика, перетянутую нежно-голубой шелковой лентой, сам выбирает время, сам выбирает место.

Айзек просто слушается, бесшумно про себя, выдыхая “да, папочка” каждый раз, когда очередная новая вещь касается кожи.

“Да, папочка”, - лазурное нижнее белье, отделанное черным кружевом.

Айзек завороженно рассматривает себя, поглаживая натянувший тонкую ткань член, проводя ладонями по оставшимся совершенно обнаженными ягодицам.

“Да, папочка”, - тонкие шелковые чулки жемчужного оттенка, с плотно прилегающим к коже кружевом и пояс для чулок - черный шелк с лазурными лентами.

Айзек нервно облизывает губы, уже представляя, как будет лучше наложить макияж и как уложить волосы.

“Ох, папочка… “, - изящные, удобные туфли на умопомрачительной шпильке.

Айзек проходится по своей комнате несколько раз, привыкая. Айзек любуется своими ногами, в таком оформлении выглядящими как ноги топ-модели. Айзек глаз от себя не может отвести и дышит все более неровно и сбито, представляя, как на него будет смотреть Питер.

Пальцы несмело касаются кобальтового атласа, проскальзывают по изящному кружеву; волчонок, будто решившись, отводит взгляд от зеркала, неспешно примеряя и зашнуровывая корсет. Айзек не спешит, управляясь с непривычной частью гардероба, аккуратно затягивает плотные шелковые ленты, поправляет корсет, несколько мгновений смотрит на носки туфель и только после этого поднимает взгляд на зеркало.

“О да, папочка”.

Губы изгибаются в немного самодовольной улыбке, Айзек поворачивается то одним боком, то другим, внимательно рассматривая себя, откровенно любуясь, не забывая чутко прислушиваться к происходящему вокруг особняка - то, что никого сегодня не должно было быть до вечера, вовсе не означает, что кто-нибудь не вернется внезапно, забыв какую-то ненужную мелочь.

Но в доме тихо, в лесу тихо, и у Айзека есть возможность вдоволь насмотреться на себя, погладить подчеркнутую талию, выразительную линию бедра, чуть надавить на верхнюю кромку корсета, одновременно выгибаясь, чтобы чувствительные, раззадоренные мягким трением соски сильнее прижались к гладкому атласу.

Член встает уже через несколько секунд, натягивая тонкое кружево. Айзек неотрывно смотрит на себя в зеркало, поглаживая выскользнувшую из-под кромки белья головку. Одна ладонь упирается в стену возле зеркала, волчонок подходит ближе, приспуская белье, плотно обхватывая ладонью основание члена и начиная почти грубо, быстро дрочить себе, любуясь лихорадочным блеском глаз, раскрасневшимися щеками и чуть припухшими губами.

“Прости, папочка”, - выдыхает, оставляя след на поверхности зеркала, перед тем как кончить, забрызгивая стекло спермой.