В это время послышался шум автомобиля.
— Кажется, гости начинают съезжаться, — заметил Бремон. — Вы увидите сегодня пеструю компанию. Надеюсь, что не будете скучать. А наш разговор мы продолжим позже.
Бремон извинился и пошел встречать гостей. Клауса и Маргарет представляли вновь прибывающим. Здесь были журналисты, актеры, мрачный лысый продюсер, приехавший с молоденькой киноактрисой. Все они собрались в салоне.
Вскоре эта пестрая компания разбилась на группки, и общий разговор тоже как бы разлился на ручейки.
На Клауса никто не обращал внимания: он не был знаменитостью, к тому же плохо владел французским. Пил он умеренно, поэтому мог с трезвой головой наблюдать за собравшимися.
Возле Маргарет все время крутился кто-нибудь из мужчин. Когда молоденькая киноактриса, приехавшая с продюсером, предложила устроить что-то вроде американского ночного клуба «Гепард», Маргарет энергично взялась ей помогать. Правда, не хватало музыки и соответствующего освещения. В «Гепарде» играло до шести эстрадных оркестров, а окраска света каждую секунду менялась, потом свет гас и снова зажигался. У Бремона был стереофонический магнитофон. Верхний свет выключили, а нижний — заставили бутылками, и в помещении воцарился таинственный полумрак.
Достали записи современной танцевальной музыки. Желающие стали танцевать, а Клинген пошел разыскивать Бремона и нашел его на палубе в шезлонге.
— А, это вы?.. Садитесь… Захотелось на воздух. Все-таки возраст, знаете…
Клинген устроился в шезлонге рядом. Было очень тихо, и голос Бремона, хотя он и говорил почти шепотом, звучал отчетливо:
— Мы здесь, во Франции, да и не только во Франции, возлагаем на «Союз бывших офицеров» большие надежды. Вы, немцы, должны начинать, как и в тридцатые годы.
— Но у нас мало сил, — возразил Клинген.
— Не так уж мало, — не согласился Бремон. — По моим сведениям, проживает около четырехсот тысяч бывших эсэсовцев и есть такие организации, как «Немецкое социальное движение», «Немецкий блок», землячества, наконец, Национал-демократическая партия… Вы только начните, а мы поможем: в Италии есть «Итальянское социальное движение», во Франции — ОАС, в Англии — «Британский союз», в Голландии — «Нидерландские архивы консервативной революции», в Норвегии — «Северное единение». Если мы объединим свои силы, то можем рассчитывать на успех.
— И тем не менее этого недостаточно, — в раздумье проговорил Клинген.
— Вы забываете о том, что в каждой стране у нас есть мощный союзник — армия. Когда вы будете в Италии, поговорите с полковником Кане. Только случайность помешала военным захватить власть в этой стране, но она помешала сегодня, а завтра…
— Однако военные могут потребовать слишком большую плату за участие в перевороте.
— Они ее получат.
— Власть?
— Зачем же? Получат огромную армию, неограниченные средства на вооружение…
— Но армия подчиняется правительству, а добиться сейчас большинства в правительстве… Это, по-моему, нереально.
— Ну что ж, перейдем к реальности, — сказал Бремон. — Если мы не можем добиться большинства в правительстве, то в нашей власти изменить его состав. Вы помните, конечно, историю короля Александра и министра Барту[31]. Сегодня Америка подает нам достойный пример…
— Вы имеете в виду Кеннеди?
Бремон не стал прямо отвечать на этот вопрос. Он спросил:
— А как вы думаете? Для чего у нас спортивные клубы или ваши «Группы порядка»? Не для того же, в самом деле, чтобы молодые люди занимались спортом?..
Появление Маргарет прервало их разговор.
— Шеф! Это вы? Я вас всюду ищу. Я очень виновата перед вами… Я совсем забыла о своих обязанностях переводчицы…
Эллинг слегка качнулась.
— Ужасно кружится голова, — сказала она.
— Вы здесь, кажется, без машины? Возьмите мой «ягуар», — предложил Бремон. — Машину оставьте у отеля, завтра шофер заберет ее.
— Спасибо, мосье Бремон…
Через несколько минут Клаус и Маргарет были уже на пути к Парижу, который, как Млечный Путь, светился впереди мириадами точек.
— Я плохо себя вела? — борясь с дремотой и опьянением, спросила Маргарет.
— Не мучайте себя, поспите, — предложил он.
Этих слов она, наверное, уже не слышала…
Около «Байярда» он разбудил ее, открыл дверцу, помог выйти. У портье Клаус взял ключи, и они поднялись в лифте наверх. Когда он подвел ее к номеру, она взяла его за руку. Он отпер дверь, пропустил ее и зашел следом.
— Клаус, я была бы в отчаянии, если бы вы сейчас оставили меня одну, — сказала она и пошла в ванную комнату.
* * *
Номера Клингена и Эллинг соединялись внутренней дверью. Он попытался уснуть, но разговор с Бремоном не выходил из головы. Организации, которые называл книгоиздатель, были известны Клингену, но об истинном назначении спортивных клубов он услышал впервые. Значит снова террор, как в тридцатые годы!.. Не случайно же Бремон вспомнил Америку…
Послышался легкий шум открываемой двери, Клаус притворился спящим. Глаза его были закрыты, но слух обострен. Он слышал, как Маргарет подошла к нему, остановилась, и рука, пахнущая жасмином, коснулась его лица. Прикосновение было очень нежным и не могло разбудить крепко спящего человека. Кажется, ему удалось ее провести.
Маргарет осмелела, подошла к столу, задержалась около него. Что ей там нужно? Когда Маргарет стала рыться в его вещах, в шкафу, он приоткрыл глаза и сквозь ресницы увидел ее. Окно было незашторено, и лунный свет хорошо освещал комнату. Эллинг, наклонившись над чемоданом, осторожно перебирала его рубашки, ощупывала дно… Одно мгновение Клинген совсем было решил встать и заставить ее убраться отсюда: «Припугнуть!..» Но тут же отверг эту мысль: «Нет, лучше понаблюдать».
Наконец Маргарет направилась к выходу и очень осторожно, как это мог бы сделать только трезвый человек, прикрыла за собой дверь. Все стихло.
Значит, за ним следили! Теперь было ясно, что это не просто проверка, которой он подвергался не раз… Когда же началась эта слежка и что могло послужить поводом? А главное, как близко они подошли к нему?.. Нужно было принимать решение.
Зейдлиц первым назвал ему имя Питера Гарвея и прямо указал на его возможную связь с Маргарет. Но знал ли он больше того, что сказал?.. Не в правилах Зейдлица выкладывать все, что он знает, и, скорее всего, эта старая лиса кое-что утаила, но что?
Маргарет Эллинг работала в издательстве с момента его основания. Клаус не раз замечал, как она пыталась привлечь к себе его внимание: не то чтобы соблазняла его, но в ее поведении были тысячи мелочей, которые говорили о том, что она интересуется им. Интересовалась ли она им как богатым женихом, или это было уже задание Питера Гарвея?
Клинген не мог также не заметить перемены, которая произошла с Маргарет в последнее время. Это началось в тот весенний день, когда, придя в издательство, он застал Маргарет в подавленном состоянии. Косметика не могла скрыть того, что она плакала. Это было так непохоже на Эллинг. В тот же день Маргарет по рассеянности подала на подпись Клингену не ту бумагу.
— Что с вами, вы не заболели? — участливо спросил он.
— Да, да! Я чувствую себя очень плохо. Отпустите, пожалуйста, меня сегодня…
Это была пятница. А в понедельник она явилась на службу такая же уверенная в себе, как всегда. И все-таки Маргарет стала несколько иной…
Что заставило ее пойти на службу к Гарвею? Оскорбленное самолюбие? Деньги? Принуждение? Для оскорбленного самолюбия у нее, пожалуй, не было причин. Самым простым ответом было бы — деньги. Она знала им цену. Но тогда почему — слезы?.. Возможно, ее принудили. Принуждение плюс деньги? Но чтобы принудить, надо «зацепить» человека. Что могла совершить Маргарет такого, что отдало ее во власть Си-ай-си? На этот вопрос Клинген не мог ответить.
Если бы он знал это, если бы он смог склонить ее на свою сторону, то, возможно, добрался бы до главного: интересуется ли им Си-ай-си как человеком Зейдлица и теми документами, которые он получит в Австрии, или они подозревают, что он — советский разведчик? Но попытка склонить Эллинг на свою сторону может обернуться против него.
