— Пожалуйста! — Подвинул свое распухшее колено метрдотель.

Иржи вытянул из кармана чистый носовой платок и под столом завязал его узлом.

— Вот здесь, — он продемонстрировал платок, — сильная болеутоляющая смесь. Смотрите, я прикладываю…

Призрачное пламя цепкими язычками охватило колено, нормализуя работу сустава и мышц, убирая отеки и соединяя лопнувшие при падении капилляры.

— Ну, как? — Спросил он минут через пять, убирая платок в карман.

Метр согнул, а потом разогнул колено. Встал, походил. И с задумчивым видом посмотрел на художника.

— Мне кажется, оно стало сгибаться лучше, чем раньше. И отека уже нет. Как Вы это сделали?

— Краски, мой друг, краски. — Сказал он, убирая в карман булыжник. — Химия, фармация — это две стороны одной медали. Главное — найти верные пропорции.

— Продайте мне, господин Измирский…

— Метр Сапеш! — Иржи укоризненно посмотрел на него. — Вы бы лучше подали нам вина за счет заведения!

— И то верно! — Метр, как молодой козлик, ускакал в сторону бара.

— Вы опять сияли. — Тихо сказал Йожеф.

— Не обращай внимания, в краски иногда добавляют ураниды. У них чистые желтые и зеленые цвета, а в темноте они светятся.

Иржи начал поедать салат, краем глаза косясь на Фаркаша. Несколько дней, пока он к нему не присматривался, вокруг «искры» Йожефа начал зарождаться, еще совсем неплотный и слабый, белый светящийся туман. «Вот так и становятся магами, мальчик. Хочешь ты этого, или нет». — Подумал художник. — «Сейчас придем в номер, надо будет проверить!»

Он доел салат и принялся за мясо с подливой и баклажанами, запивая вином. А в это время около бара началась какая-то возня и выкрики. Завизжал женский голос.

— Да что же сегодня происходит с этим отелем? То воруют, то дерутся! — В сердцах воскликнул Йожеф и посмотрел в тот угол.

Там явно намечалась какая-то потасовка. Мелькнул белый китель метрдотеля Сапеша и куртка официанта. Через кухню в зал вбежали два здоровых охранника. И так немногочисленная публика быстро вставала из-за столов, рассчитывалась и, оглядываясь, старалась уйти незаметно. В зал вошли полицейские. Взглянув в сторону бара, молча заняли столик у эстрады. Сапеш побежал к ним.

— Пойдем? — Иржи бросил салфетку на стол и поднялся.

— Погодите. — Остановил его Йожеф. — Там, у бара, сидит Юдифь.

— Вот как? Тащи ее сюда!

Фаркаш встал и четкой военной походкой подошел к модели, сидевшей с бокалом. Нагнулся, вытащил его у нее из рук, расплатился с барменом и поднял женщину. Она была настолько пьяна, что могла идти, только повиснув на Фаркаше.

Пока они вихляющей походкой, сшибая по дороге цепляющимися каблуками стулья, шли к Иржи, он заказал официанту что-нибудь быстро отрезвляющее. Тот удивился, но честно накапал нашатыря в воду.

«Придется попробовать почистить ей кровь» — подумал Иржи.

— Юдифь! — Он отодвинул стул и помог Фаркашу сгрузить на него тело. — Ну почему ты так напилась? Мы же с тобой только разговаривали! Ну как ты могла меня так подвести!

Отвлекая женщину и суетящегося вокруг нее охранника, Иржи попытался своим огнем нейтрализовать спирт в ее крови. Дело, без должного опыта, двигалось медленно. Но вот она подняла голову, осматриваясь вокруг себя.

— Где я?

— В ресторане отеля, детка.

— А как я сюда попала? — Она медленно, но верно трезвела.

— Из номера, наверно. С кем ты пила? И зачем?

Откашлявшись и хлебнув воды с нашатырем, она вполне трезвым голосом сказала:

— Я утром встала. Тебя, — она взглянула на Йожефа, — уже нет. Я собрала вещи, заказала билет и поехала в аэропорт.

— Доехала?

— Да. Потом пошла покупать в бар воду. И… очнулась здесь… Ничего не понимаю!

— Ты точно пила только воду?

— Точно! — разозлилась она.

— Кто был с тобой рядом?

— Я ничего не помню! — она схватилась за голову. — Я даже уже сдала номер!

— Тогда переночуешь со мной. Вернее, с нами. Нет. Мы будем дружно смотреть телевизор в моем номере.

Юдифь засмеялась:

— Могу и с тобой, и с вами…

Фаркаш покраснел.

— Пойдем! Хватит глаза полиции мозолить. Они и так уже сидят, словно в зрительном зале, и смотрят, чем наш спектакль на троих закончится.

Йожеф поднялся, подавая даме руку, Иржи отставил стул, и они ровной походкой вышли из ресторана.

Открывая дверь, художник снова понял, что под ней кто-то заинтересованно топтался.

— Проходите! — он, запустив Фаркаша и Юдифь, снова запер дверь и накинул защиту от проникновения внутрь. То же самое он проделал и с окнами. Закрыв шторы, он включил свет и телевизор. Новостной канал продолжал восхищаться или ужасаться, смотря с какой позиции их слушать, дерзкой кражей с похищением заложника. Начальник столичного уголовного розыска с печально-вдохновенным лицом рассказывал, какие силы сейчас брошены на то, чтобы найти бедную госпожу Балог. Он также сообщил, что полицейские управления соседних государств поставлены в известность и если что, сразу подключатся к расследованию.

— А еще, — начальник волевым и уверенным взором пробуравил телевизионный экран, — к нашему расследованию подключился лучший детектив нашей страны Янош Гузей. Думаю, результаты не заставят себя ждать!

— Ха-ха! — Мрачно сказала Юдифь и переключила канал. Там шло ток-шоу господина Малховского «Светские люди и их причуды». Приглашенными гостями в студии были уволенные повара, горничные и садовники.

— Ей не нравилось, как я складываю в шкафу белье! — Вещала женщина средних лет с бегающими глазками. — Она требовала, чтобы я его складывала исключительно по цветовому сочетанию!

— Врет! — Откомментировала Юдифь. — Знаю, где эта выдра работала. Она в постельном белье прятала украденные золотые заколки и браслеты. А хозяйка нашла.

— Чего же она не написала заявление?

— Жалко эту дуру стало. У нее двое детей. Представляете, если бы их мать посадили?

— А так она их тоже воровать научит. И посадят через несколько лет все развеселое семейство уже целиком. — Проворчал Фаркаш.

Юдифь уже снова хотела нажать кнопку, но Малховский развернулся к экрану, сделал страшные глаза и произнес:

— А некоторые аристократы и вовсе отказываются от своих родовых имен. Спрашивается, почему, вместо того, чтобы этим гордиться, они тщательнейшим образом скрывают тайну своего происхождения? Может, в этом кроются какие-то неприятные для потомков моменты? Сегодня мы в студию нашего ток-шоу пригласили известного специалиста по генеалогии древних родов нашего государства господина Лихтенштосса.

— Переключи! — Иржи протянул руку к пульту.

— Не-ет! — Улыбнулась Юдифь. — Похоже, намечаются весьма интересные подробности из жизни одного скромного художника!

— Я терпеть не могу Малховского. Мерзкий и наглый тип с глубоко запрятанным комплексом неполноценности. Думаю, в школе ему регулярно прилетало от одноклассников за отвисший животик, прыщи на лице и вечно жирные с перхотью волосы. А еще он ковырял в носу.

— Фу! — Засмеялась Юдифь. — Откуда ты взял такие подробности?

— Ты тоже ковыряла в носу и была пухлой, застенчивой девочкой. Вот!

— Неправда! — Обиделась та. — Ковыряние, так и быть, признаю, но я была ужасно худой и высокой. Меня дразнили вешалкой, и никто не хотел со мной дружить.

— Вот видишь, у каждого в шкафчике припрятан свой скелетик!

— Иржи, тут, между прочим, о тебе говорят! — прервал их дружескую пикировку Йожеф.

— Это Малховский мне мстит, за то, что я отказался подарить ему свой морской этюд.

— Послушай, это интересно!

Юдифь сделала звук погромче, и они стали смотреть в экран.

Маленький и сухонький господин Лихтенштосс, потряхивая седой бородкой и пушистым остатком волос, тыкал пальчиком в картинку с именами.

— Так вот, на основании всего вышесказанного, можно сделать вывод, что младший граф Измирский стал графом только в этом поколении.

— Да-а? — Удивилась Юдифь. — Я думала… Тогда ты что, усыновленный сын кухарки?