%

   -  Отпою я этого Николая, безо всяких патриархий... Отдельно. Мать его позову и отдельно отпою... Как отец Леонид... И прощение у неё попрошу!

   -  Ложись, ладно уж! Ещё махани немного, если надо, да и ложись без помыслов. У тебя там в келье Аркадий... Чтоб ты ему чего не ляпнул, а он не стуканул - ложись здесь, а после разберёшься.

Глеб послушался. Выпил ещё и лёг на кровать Сергия, не снимая ботинок, отвернулся к стене и тут же заснул. Отец Сергий погасил свет и вышел.

Спасёт ли кр асота

Жара в городских Джунглях...

Ну, прежде всего,

Я даже не видел его лица.

Я не разглядел его лицо.

У него в руке был пистолет.

Уфф... Я подумал...

Это опасное место...

132

King Crimson, «Thela Hun Ginjeet» .

   -  О! Здорово, Глеб! Сколько зим и прочих неприятных осадков!

-Привет! Да как-то так... учёба... семья...

   -  Да ты что? Женился? На Светке?

   -  Да, венчались тут у батюшки одного хорошего под Москвой. Мы, знаешь, тихо. Поехали сами, без родственников, всех этих пьяных горько и прочей мещанской тусни. Ну а теперь и распишемся. Она ж на шестом месяце уже у меня...

   -  Дык ты по залёту?

   -  Да не, Димк, ну ты что? У нас всё по-честному... Это она уже после венчания залетела.

   -  А-а-а-а! Ну это славно! А я уж думал ты того... перекрасился...

Глеб и его приятель-хиппи, Дима по прозвищу Дикобраз, стояли у кафе Турист, известной точке слёта всяких неформалов. Денег особо ни у кого не было, и в само маленькое стеклянное кафе заходили нечасто, но на близлежащих широких каменных подоконниках и приступках соседних зданий обычно кто-то всегда седел.

   -  В общем, слушал ты Кинг Кримсон, - а теперь наслушаешься кинд криксон! Это я тебе со знанием дела говорю! Так что, предлагаю пойти выпить, пока не началось, - предложил Дикобраз. - Тут недалеко портвейн дают, но штурмом брать придётся.

   -  Ну дык пошли, не впервой! Помнишь, как на Гауе на танке без башни за пивом ездили?

   -  А то! С этими работягами с танкового завода нам было по пути, они ведь тоже пиво любят... Но, не подкати они к ларьку, этак нам бы пива не дали! Типа: «Пива нету!» Но оно ж всегда так: если правильно идёшь, ветер тебя сам несёт. Ну, или танки...

   -  Ладно, помчались уже! И танки наши быстры... А то, глядишь, разберут

всё...

Переулками они вышли к винному. На улице перед входом - толпа. В дверях магазина маячила фигура здорового бугая. Он пускал будущих и нынешних алкоголиков и прочих желающих выпить граждан внутрь

139

Кинг Кримсон, «Thela Hun Ginjeet». Название песни представляет собой анаграмму к англ. heat in the jungle, жара в джунглях.

небольшими группами человек по десять-пятнадцать, дабы не сломали прилавок и не передавили друг друга прямо в предприятии советской торговли.

Где-то через полчаса, когда запускали очередную партию жаждущих, Глебу удалось проникнуть внутрь. Димка же остался по ту сторону мускулистой руки. Оно бы и ничего, но давали-то всего по две бутылки желанного Агдама^[124] на брата, и тут, понятно, надо брать двоим. Дикобраз присмотрелся к бугаю и вдруг неожиданно воскликнул:

   -  Масел! Это ты?

   -  Да... А ты кто, волосатик?

   -  Димка, из соседнего двора! Ну, помнишь, в Харитоньевском вы к нам приходили. Мы ещё снежную крепость слепили, а вы её брали! Ты всегда за главного был...

   -  Не, не помню. Ну да ладно, пролезай, давай, под рукой.

В это время в толпе раздался чей-то сдавленный голос:

   -  Ребят, навались! Он своих пропускает - а бухло кончается!

Герой дворов, подобно Антею, изо всех сил пытался сдержать напирающую толпу. Как ему это удавалось - было непонятно. На улице под сотню человек стремились пробиться к заветному прилавку. И тут Масёл не выдержал. Развернулся к толпе.

   -  Я, вашу мать, что, Достоевский, чтобы считать, что красота спасёт мир?! - и с этими словами он запустил тяжёлый кулак прямо в гущу толпы наотмашь. Ещё пару резких ударов - кто-то ойкнул, и толпа отринула.

Довольные Глеб с Дикобразом шли по переулку возле Чистопрудного бульвара. Бутылки едва торчали зелёными горлышками из карманов длинного Димкиного плаща.

   -  Та-а-а-к... А ну-ка стоп, чмошники! Чё за дела? - произнёс коренастый коротко стриженый парень в спортивном костюме типа Адидас.

Друзей окружила группа гопников.

   -  Вас мама стричься не учила? А на руки что, блядь, нацепили, как девки? А? Не слышу ответа?!

   -  Ребят, да вы что? Мы местные, я живу тут рядом, - попытался договориться Димка.

   -  И чо? Я не понял? Ты от того, что живёшь рядом, можешь, как говно по Москве ходить? - раскочегаривался главный гопник, - нормальные пацаны в армии, в керзачах дрочат, а вы на хрена такие нашей, блядь, стране нужны? Не, ну если вас школа и комсомол не научили, то мы, блядь, научим.

   -  Ребят, хотите выпить? У нас портвейн есть, возьмите бутылку, да и разойдёмся, ну чо вы? Все ж русские люди! - сделал свою попытку примирения Глеб.

   -  Чо, ханурик? Какой ты, нах, русский, а? Да ты ваще урод, вас убивать надо, понял?! Винище ты и так отдашь, блядь, и бабло. А потом мы вас обреем и Родину, мать вашу, любить научим!...

Тяжёлая бутылка грохнула об асфальт чуть в стороне. Гопники на секунду опешили, но и этого хватило, чтобы вырваться из кольца. Глеб уже на бегу сообразил, что это Дикобраз бросил бутылку портвейна, чтобы отвлечь любителей Родины.

Дикобраз с Глебом неслись в сторону метро. Вбежали - снова звон бьющейся бутылки, когда перепрыгивали через турникеты. Заливистый свисток контролёрши. Бегом вниз по эскалатору и быстро в вагон. Отдышаться. Ни ментов, ни гопников в вагоне нет. Ушли...

   -  Вторую то ты тоже специально грохнул? - спросил Глеб, когда они шли переулками, выйдя из метро на следующей станции.

-Не-е, выпала...

   -  Оно жаль, но вишь, как хорошо: я две в рюкзак спрятал - а ты в карман, но и то, и другое к месту оказалось!

   -  Это значит, что мы на правильном пути! - заключил Дикобраз, когда они заходили в тихий дворик Дворца бракосочетаний, где собирались распить спасённый портвейн.

   -  Вот интересно, не мог же этот твой Масёл, он ведь же такой же жлоб, как эти... читать Фёдора Михайловича. Это было бы оскорблением его дикого дворово-криминального принципа. А про красоту, что мир спасёт, слышал... И как-то даже по-своему реагирует, - рассуждал Глеб, откупоривая бутылку, - забавно! Ящик типа смотрит, а там ещё всё цитируют и Достоевского, и Чехова, что раба из себя надо выдавливать. Оно, наверное, и запомнилось ему... Может как-то вот так всё сдвинется?

   -  Не знаю... не думаю, что сдвинется. Как мода - пройдёт. Ты же чувствуешь, что всё это не глубоко, так... Да и раба выдавить разве каждому под силу? А главное, оно им надо?

Они расположились на дальней от прохода в сад скамейке под старинным деревом, выпили. За ними на заборе, аккурат напротив здания когда-то дворянской усадьбы, а сейчас места росписи молодожёнов, куда при хорошей погоде выходили только что сочетавшиеся браком пары, красовалось намалёванное чёрной краской известное слово из трёх букв.

   -  Как ты думаешь, кто это написал? Жених или невеста? - спросил, передавая бутылку Глеб.

   -  Думаю, это охреневшая от всего этого балагана старая дева, работающая здесь бракосовершителем, между двумя многолюдными свадьбами, полными таких же гопников, только переодевшихся в костюмы, выбежала сюда, и отвела душу. Так ей стало легче жить и работать, - ответил отхлебнув из горла Дикобраз.

   -  Наверняка! - улыбнулся Глеб. - Они живут в своей клетке, и им хорошо. Хотя на самом деле плохо...

   -  У них своя движуха - у нас своя. Мы знаем радость и за это платим. Наши счета выше, но мы и падаем глубже. Им продаться - ничего не поменять, а нам - всё потерять. Ты знаешь, как оно бывает...