Питер сам не торопится и Стайлзу не позволяет - укладывает его на темное покрывало, сам опускаясь сверху, удерживаясь на согнутой в локте руке, чтобы не давить всем весом, толкает колено между покорно разъехавшихся в стороны ног, устраиваясь удобнее, и продолжает неспешно, как-то даже дразняще, целовать уже покрасневшие чувственные губы, второй рукой проводя вдоль тела Стайлза - по груди, замершей на вдохе, по твердому, почти лишенному рельефа животу к ремню джинсов, и обратно, соскальзывая под ребрами на поясницу, чуть вздергивая человека, заставляя прогнуться и прижаться. Стайлз тихо стонет от неожиданной, томящей чувственности, совершенно ему незнакомой, послушно прижимаясь теснее, безвольно закидывая ослабевшие руки за голову, подставляясь, когда Питер скользит губами по его шее, по ключицам, оттягивая ворот футболки в сторону. Тело Стайлза жаждет большего: более откровенных и долгих ласк, но пока не получает, только намеки, распаляющие все больше, только короткие, но точные прикосновения, заставляющие дрожать от предвкушения, от волнами прокатывающегося по телу возбуждения. Где-то на задворках собственного сознания Стайлз думает, что не хотел бы быть настолько пассивным, не хотел бы всю инициативу отдавать ласкающему его мужчине, но эта мысль тонет в золотистом мареве, накрывающем Стайлза, потому что в данный конкретный момент нет ничего лучше, чем подчиняться сильному, опытному и ласковому любовнику. Да и Питера заметно ведет от такой покорности, от того, насколько чувственно отзывается Стайлз на каждое прикосновение, даже когда вся одежда все еще на нем. Светлые глаза оборотня становятся почти черными от залившего радужку зрачка, а из груди рвется глубокий и низкий гортанный рык, неожиданно заставляющий Стайлза прижаться еще теснее, приподняться, опираясь на разъезжающиеся локти, чтобы сцеловывать его отзвуки с чуть шершавых губ.
Питер немного отстраняется, удерживая Стайлза под поясницу, и тянет с него футболку, отбрасывая тряпку на пол, жадным взглядом обласкивая усыпанную родинками кожу, твердые соски и дорожку темных волос, уходящую от пупка к паху. Стайлз очень старается не издать ни звука, потому что его максимум сейчас это просящий скулеж, но его умоляющий взгляд игнорировать сложно, поэтому из своей футболки Питер выпутывается следом, снова подминая под себя несопротивляющегося, податливого Стайлза, на этот раз чуть более агрессивно и напористо, вжимаясь всем телом, не сдерживая уже довольного горлового урчания. Стайлз наконец-то справляется со своими руками, жадно оглаживая спину мужчины, плечи, запуская пальцы в волосы и невольно подкидывает бедра, ритмично изгибаясь под тяжелым и горячим телом, совершенно уже не контролируя ни себя, ни свои мысли. Питер ведется на провокацию, отвечает не менее ритмичными движениями, имитируя глубокие медленные толчки, подхватывает Стайлза под бедра, приподнимая, чтобы плотнее прижаться пахом к промежности, и ни на секунду не переставая целовать его, захлебывающегося собственными постанываниями.
Стайлз в какой-то момент ловит себя на том, что выстанывает имя Питера, перемежая его скулящим, неопределенным “пожалуйста” и что член болезненно стоит, стянутый плотной джинсой и это причиняет ощутимый дискомфорт. Теперь в движениях Питера куда больше нетерпеливости, но Хейл все еще прекрасно себя контролирует, не позволяя трансформации менять тело, даже радужка не полыхает алым, хотя выражение глаз меняется на еще более жаждущее, когда Стайлз остается перед оборотнем совершенно нагим, раскрытым, невероятно возбужденным. Голос оборотня подводит - хрипит, срывается на подобие рыка, когда он не без труда отрывисто проговаривает:
- Снизу был?
По всей видимости на более длинную фразу его просто не хватает, и Стайлз, ошалев от собственного возбуждения, мотает головой, все равно не делая попытки закрыться. У него самого не лучше ни с голосовыми связками, ни с оформлением мыслей в слова, поэтому максимум, что он может выдавить из себя, буквально облизывая взглядом тело сидящего между его ног Питера, это короткое и глуповатое: “Возьмешь?”, задерживаясь на красивом ровном члене, крупном, с темной от прилившей крови головкой, блестящей от выступившей смазки. Стайлз невольно облизывает губы и сглатывает, приподнимаясь на локтях и не отрывая взгляда от паха мужчины, потому и не замечает, как радужки глаз оборотня на несколько мгновений все-таки наливаются алым отсветом. От желания попробовать Питера на вкус сладкой судорогой сводит мышцы паха, и член дергается, роняя каплю густой смазки на живот.
- Не сегодня, - внезапно нежно и тихо проговаривает Питер, придерживая севшего Стайлза за плечи. Тот понимающе кивает - нет охоты тратить время на подготовку, не сегодня и не сейчас, когда возбуждение уже почти зашкаливает, - и тянет руку вниз, мягко обхватывая ладонью тяжелую мошонку, затем скользя пальцами к основанию члена, туго обхватывая. Питер рвано выдыхает, толкнувшись бедрами, и буквально заваливает Стайлза на спину, снова целуя, по-животному притираясь всем телом, так, что у Стайлза под закрытыми веками вспыхивают яркие белые вспышки. Стайлз хрипло дышит, глядя на оборотня безумными шальными глазами, гладит по груди, прихватывая пальцами соски, когда тот чуть приподнимается на одной руке, второй обхватывая свой член у основания, проводя головкой между ягодиц Стайлза, надавливая на сжатые мышцы, но не пытаясь толкнуться глубже. Стайлз запрокидывает голову, хватая губами воздух и комкая руками покрывало, дрожа, и осторожно двигаясь навстречу Питеру - мягкое и осторожное давление на анус неожиданно приятно и отзывается во всем теле совершенно новой степенью возбуждения, сладкими предоргазменными судорогами, незнакомым до этого желанием принять в себя горячую твердую плоть, прочувствовать медленное проникновение и рельеф члена, сжимать его в себе до момента оргазма.
Питер ему этого не позволяет, не хочет причинять боль, не хочет спешить, и лишь неспешно ласкает себя, сочащейся смазкой головкой толкаясь в тугую, пульсирующую дырку, раздразнивая, доводя Стайлза до хриплых, громких стонов, которые тот уже не пытается приглушить или скрыть. Стайлзу уже плевать на какие-либо приличия, не сейчас, когда он так близок к оргазму, когда член подрагивает в ласкающей его руке Питера, когда пульсирующий жаркий шар внизу живота готов взорваться вспышкой чистого удовольствия.
Стайлз конвульсивно дергается, подкидывая бедра, еще и еще, толкаясь в ладонь Питера, и слыша, как тот низко стонет, когда Стайлз насаживается на его член, впуская в себя только головку, но и этого обоим достаточно - Стайлз выгибается, бурно кончая, чувствуя, как теплые вязкие капли оседают на груди и, кажется, на подбородке, он дрожит, переживая отголоски своего оргазма, еще несколько секунд, которых Питеру хватает, чтобы нагнать его, кончая на чуть растянутые, пульсирующие мышцы.
Стайлз немного приходит в себя только когда Питер осторожно, будто опасаясь спугнуть этим немного животным жестом, слизывает сперму с его подбородка. Стайлз разморенно, довольно урчит, и оборотень опускает голову ниже, медленно вылизывая шею, грудь, живот, собирая языком капли семени, и затем вновь поднимается, медленно, глубоко и нежно целуя своего шамана.
Стилински жмется к его теплому боку еще несколько минут, приходя в себя, лениво скользя ладонью по рельефному прессу, затем урчит что-то невнятное, приподнимаясь, садясь на кровати и потягиваясь.
- Душ там, - Питер лениво указывает взглядом в сторону одной из дверей в комнате, затем снова принимаясь с удовольствием разглядывать Стайлза.
Стилински мешкает несколько мгновений, пока теплая ладонь не ложится на поясницу - очень успокаивающий жест.
- Останься, - негромко урчит Питер, внимательно следя за глазами Стайлза.
Шаман улыбается с каким-то облегчением, кивая. Его предыдущие отношения банальным образом не предусматривали возможности остаться на ночь в одной постели, но сейчас уходить совсем не хотелось, сам этот вариант казался нелепым и неправильным. Стайлз наклоняется к Питеру, мягко касаясь его губ своими, млея от того, как Хейл ерошит его волосы, поглаживая затылок.
