«Возвращайся скорее, радость сердца моего, – посылала девушка в небо отчаянную мольбу, и та чёрной ласточкой летела далеко-далеко – туда, где сейчас, должно быть, сражалась женщина-кошка. – Нет мне без тебя жизни...»

Миринэ была охвачена жаром и тяжкой головной болью, когда наконец вернулся Темгур. Она слышала голос отчима у ворот, требовавший отдать её ему, и сжималась в больной, измученный комочек.

– Да будет тебе известно, что старейшины наложили запрет на этот брак, – объявил дядя Камдуг, не пуская Темгура даже на порог дома. – То, что ты задумал, немыслимо и нелепо, а потому непозволительно!

– Да плевать я хотел на старейшин! – крикнул Темгур. – Я здесь власть, я! И закон – тоже я. Что хочу, то и делаю, на моей стороне сила. У меня – воины, у меня – оружие, я и прав. И никто мне не указ!

– Если для тебя даже слово отцов ничего не значит, дрянь ты, а не человек, – сказал дядя Камдуг. – Ни одного друга не останется у тебя, никто не примет тебя в своём доме и не подаст руки. Ты или безумец, или мерзавец, от которого отвернутся все, кто когда-либо знал тебя. Власть у того, кого уважают, а к тебе уважения быть не может.

– Власть у того, кого боятся! – залаял жутким смехом Темгур. – О каких друзьях ты говоришь, Камдуг? У меня их отродясь не было – и ничего, как-то обходился без дружбы и многого добился в жизни!

– Зря ты так думаешь, Темгур, – с глухим рокотом печали и негодования молвил дядя Камдуг. – Всё, что люди делали для тебя, они делали не из страха перед тобой, а по своей доброй воле. А добивался ты своих целей хитростью, изворотливостью и кривдой, нет света и благородства в твоей жестокой душе. Это давно было видно, но люди до последнего давали тебе возможность показать себя с хорошей стороны, верили и помогали тебе. Они заранее считали тебя достойным человеком, но ты не заслужил чести считаться таковым, не оправдал доверия. Больше его не будет. Что ж, если ты не уважаешь решение старейшин, мы обратимся к самому князю Астанмуру, чтоб он тебя приструнил! Найдётся на тебя управа.

– Князю сейчас недосуг, да и в чужие семейные дела он вмешиваться не станет. Довольно болтовни! – Темгур хотел возвысить голос до громового рёва, но недоставало ему благородной мощи – вместо львиного рыка получался хрипло-басовитый собачий брёх. – Отдайте Миринэ по-хорошему, иначе прольётся кровь!

Прихрамывая на своей деревянной ноге, дядя Камдуг вышел вперёд. Все мужчины его семьи спокойно и твёрдо ждали, готовые сражаться, и мгновения дрожали в воздухе, звенели тетивами, стонали натянутыми струнами нервов.

– Ребятки, – обратился дядя к дружинникам Темгура. – Неужели вы готовы лить кровь по приказу этого бесчестного человека? То, что он творит – зло, но я верю, что многие из вас оказались на его стороне по ошибке и заблуждению. Неужели вы согласны с ним? Или вам всё равно, и вы готовы убивать любого, на кого он укажет? Он платит вам, но деньги решают не всё.

– Хватит болтать, старик, – крикнул ему кто-то из тех, к кому его слова были обращены. – Отдавай девчонку, или вам всем конец!

– А вот ты выбрал этого человека господином сознательно, – сказал дядя Камдуг. – А значит, ты – такой же, как он. Подобное притягивается к подобному.

Больше Миринэ не могла смотреть на это, прильнув горящим лбом к окну. Она не могла допустить кровопролития. Охваченное жаром и лихорадкой тело плохо повиновалось, шаталось от стены к стене, ноги отказывались её нести и подкашивались, но Миринэ шла – падала, поднималась, но шла, держась за стены.

– Не надо, – прохрипела она, уцепившись за косяк открытой двери. – Не надо убивать друг друга из-за меня, я не стою того!..

– Детка, иди сейчас же в дом! – вскричал дядя Камдуг, обернувшись и сверкнув глазами.

– Нет, дядя... – Собрав остатки сил, Миринэ отпустила косяк и сделала несколько шатких шагов вперёд. – Если прольётся кровь, я не смогу жить с этим бременем на душе.

Всадники, факелы, частокол конских ног – всё сливалось перед её глазами в тошнотворную круговерть. Где-то там был Темгур, но она не различала размытых лиц. Силы иссякли, и она осела наземь, вцепившись раскрытыми пальцами в прохладную, сырую землю двора.

– Я возвращаюсь, – сказала она. – Не надо жертв ради меня.

– Благоразумное решение, – сквозь звон в ушах послышался голос отчима совсем рядом с ней.

Её подхватили и понесли, потом была тряска, скачка – всё смешалось в болезненном бреду.

*   *   *

Водопад Тысяча Радуг переливался в солнечных лучах, полностью оправдывая своё название: многоцветное сияние раскинулось над ним арками воздушных ворот – ворот в счастье...

Подставляя лицо шальной игре солнечных зайчиков, Миромари окидывала ищущим взглядом окрестности. Зов любимого голоса привёл её сюда, и в нём слышалась такая тоскливая мольба, что сердце женщины-кошки рвалось из груди от тревоги.

«Миринэ! Где ты, радость моя?»

Лёгким ветерком коснулся её щеки ответ:

«Здесь...»

Девушка сидела на земле с непокрытой головой, в одной лёгкой сорочке, и чёрная коса лежала своим шелковистым кончиком в траве. Белогорянку поразила бледность её щёк и голубые измождённые тени под глазами; бесконечная усталость и мука лежала на светлом юном челе Миринэ. Кинувшись к девушке, Миромари с нежным беспокойством приподняла её лицо, ощупала. Лоб красавицы горел сухим жаром.

«Да ты захворала, милая! Что с тобой?»

В глазах Миринэ мерцала тоска.

«Я так жду тебя, Миромари, свет души моей, – прошелестели её пересохшие губы. – Возвращайся скорее, спаси меня, укради меня!»

«Что? Что стряслось, ладушка моя?»

Женщина-кошка легонько встряхнула девушку за поникшие плечи, прижала к себе, и болезненно горячие руки Миринэ поползли вверх, обвивая её шею кольцом слабых объятий.

«Мой отчим обезумел, он хочет жениться на мне, – зашептала она, щекоча острое ухо кошки прерывистым, горячечным дыханием. – Он хочет, чтоб я родила ему сына... Дядя Камдуг попытался меня защитить, но тщетно... Отчим не признаёт даже решения старейшин, никто ему не указ. Я не хочу, чтобы лилась кровь моих родичей из-за меня! Помоги, Миромари, сделай что-нибудь... Только на тебя моя последняя надежда... Возвращайся...»

«Я не отдам тебя этому мерзавцу! – вскричала белогорянка, у которой от услышанного дух перехватило, а сердце тяжко набухло горячим гневом. – Ты моя, слышишь? Ты – моя лада, моя судьба, я знаю это. И никто не посмеет отнять тебя у меня!»

Глаза Миромари распахнулись навстречу ночному небу, усеянному звёздами. Костёр потух, дотлевая угольками, Звиямба похрапывал рядом. Война подошла к концу, туркулы спешно грузились на свои корабли и отплывали за море, восвояси – те, кто успел. Ну, а кто не успел, тот сложил голову на солнечногорской земле, удобрив её своей кровью, чтоб обильнее плодоносили виноградники.

Отзвуки сна щекотали душу крылышками мотыльков, теребили женщину-кошку за уши, звали, шуршали: «Спеши, спеши... Спаси, спаси!» Отхлебнув целебной воды из фляжки, Миромари перевела дух. Мускулы ещё гудели после недавнего боя: они гнали туркулов, а те улепётывали, отбиваясь. Натруженное в битве, гудящее тело просило отдыха, но Миромари преодолела усталую тяжесть и оторвалась от земли, пружинисто выпрямившись и устремив лицо к звёздам. Никакая усталость не оправдывала промедления: Миринэ была в беде.

Шаг в проход – и женщина-кошка очутилась во дворе знакомого дома. Из распахнутой настежь двери струился свет, который озарял две сражающиеся фигуры. В одной из них Миромари узнала Темгура, а его противником был Энверуш. Решив, видно, что он и один в поле воин, парень бросил вызов этому матёрому волку, дабы вырвать Миринэ из его лап.

Седоглавый и молодой воины бились яростно, ни один не уступал в силе и ловкости. Голова Темгура серебрилась инеем, больные суставы пальцев опухли, но в бою он был всё ещё хорош. Он наносил такие удары, что Энверуш еле отбивался. Седеющим волком Темгур бросался на него, отстаивая своё право сильного и защищая своё место под солнцем.