Что есть зло? С чем он должен бороться?

– Ты длань бога теперь, – без слов сообщали ему пронзительные глаза Донателло.

Фердинанд знал. Он кивнул, подставляя свою голову под кровавый мазок кинжалом. Так помазывают на трон королей, только миром, а не кровью их общества.

Сзади стояла толпа его безмолвных собратьев. Рука каждого кровоточила. А Донателло уже подносил чашу к его губам. Причастие кровью?

– Ты готов принять возложенную на тебя миссию? – последний вопрос. В нем уже не было нужды, но такова была традиция. Пока он официально не согласится, обряд не будет завершен.

Золотой край чаши был таким холодным и неприятным на ощупь. Запах крови тоже отдавал металлом. Капельки вина для причастий совсем не смягчили этот вкус. Он должен был пить кровь своих сотоварищей и уповать на то, что таким образом сила всего ордена объединиться в нем одном, сделав его непобедимым. Это был абсурд, и все же Фердинанд произнес, как и было положено:

– Я готов!

И тут же его пронзило ощущение того, что его любимый мраморный ангел смотрит на него прямо с этого алтаря, спереди, сзади, с высоты, отовсюду. Это тоже было абсурдно, но ангел не поощрял. Напротив, сознание Фердинанда разорвалось от одного обвиняющего звука:

– Иуда!

Он начал бояться этого слова, но оно звучало в голове, произносимое бескровными губами ангела.

Так ангел называл его. Почему? Из-за крови, которую он должен был выпить? Живой крови, собравшихся здесь людей. Фердинанд пил, стараясь не чувствовать вкус. Было слишком неприятно. Его должно было вырвать, но не вырвало.

Он осушил чашу с трудом. Она выскользнула из его рук и покатилась по полу. Его не тошнило, он сам как будто умер, впитав в себя живую силу других. И тут же на хорах запели гимн новому воину господа. Донателло был доволен им.

Теперь время уже не пугало его, он как будто начал спешить.

– Она идет! – предрек он, будто мог увидеть нечто вдали.

– Она? – изумился Фердинанд, но холодный металл ритуального кинжала уже лег в его руки. Он принял миссию на себя.

Ангелы не бродят ночью по улицам. Особенно в пропитанных заразой нищих кварталах. Но сегодня это случилось. Существо, которое как будто только что пало с небес, задумчиво двигалось вперед, чертя кровавую линию по грязной стене. Его красота пугала. Стоило лишь раз взглянуть на такое создание, чтобы потерять рассудок. Отпечаток неземной грусти от потери небес, золотое сияние неземной красоты, хрупкость в сочетании с силой и некий гипнотизм во всем облике. При виде чего-то подобного, сложно не сойти с ума. Бог действительно знал, что он делает, когда сотворял дьявола. Творение вышло совершенным.

Николетт даже не думала отвести за уши золотые пряди, в которых запутались пикси. Сверхсущества липли к ней, как мухи к меду. Они влюблялись в нее еще сильнее, чем люди. Ее тело манило их больше, чем золото. Оно казалось сделанным из мрамора: абсолютно бескровное, бесчувственное, белое и холодное. Круто закрученные локоны, как червленое золото, если отрезать локон он стал бы золотом, глаза, как лазурь, тело, как мрамор. И в довершение всему крылья за спиной.

Они отросли сегодня. Сегодня она узнала, кто она есть. Сегодня была ночь всех свершений. В эту ночь она пошла к реке, чтобы свести счеты с жизнью и избавиться таким образом от сознания того, что дьявол уже не стоит за спиной, а живет внутри. Острый нож прошелся по ее запястьем, вся кровь вытекла в реку, но жизнь не ушла. Напротив, пришла новая темная сущность. За спиной отросли крылья. В воде отразился дьявол.

Николетт с трудом опиралась на стену. По разрезанным запястьям все еще текла кровь. Последняя струйка. Темные дымчатые крылья за спиной едва трепыхались.

В луже, на земле, она заметила свое собственное светящееся отражение. На него указал крошечный эльф, выпорхнувший из ее волос. Он был в восторге, а она нет. Вселенская грусть в ее глазах на миг затмила лазурь. Глаза стали пустыми, как осколки небес. Жаль, что лужа не может треснуть, как зеркало под ее взглядом.

Красота дьявола пленяла, но только не ее саму.

Окраины города были бедными, мрачными и пустыми. Здесь почти никто ее не видел, кроме крыс, разносивших заразу, и нищих. Если какая-то нищенка и рехнется, заметив ее, то никому от этого хуже не станет. Тут полно отчаявшихся и сумасшедших от несчастья людей. Кругом бедность, болезни и нищета. Если бог создал все это, то зачем было вообще создавать мир. Лишь для того, чтобы подчеркнуть красоту Денницы.

Николетт прислонилась головой к грязной стене. Запястья уже не болели, но она ощущала слабость и голод. Кто-то шел ей навстречу. Кто-то вскрикнул и застыл на месте, увидев ее. Кто-то был поражен видом божественного зла, как стрелой любви. Кто это был, было не важно. Главное. это был человек, с живой кровью. Чисто инстинктивно Николетт выкинула руку вперед, и ее ногти вцепились в чье-то горло, легко вошли в плоть, выдавливая хрупкие человеческие косточки и потоки крови. Кровь, как причастие. Кровь, как жизнь. Кровь, как сладкое вино для пира нечисти.

Николетт не назвала бы это пиром. Просто насыщением. Ее собственная кровь ушла в реку, ей нужна была другая, чтобы наполнить опустевшие вены. Уже бескровные порезы на ее запястьях закрылись, будто их и не было, но плоть осталась белой, как мел, фосфоресцирующей изнутри.

Где-то рядом добивало свой ритм живое сердце. Уже умиравшее. Потом труп осел в грязную лужу, отражающую лунный свет. Николетт даже не обратила внимания: мужчина это был или женщина. Не важно! Этот человек изнемогал от физического желания к ней и от болезненной любви. Удовлетворение ему дать она не могла. Любовь и страсть не в ее природе. Голод и жажда тоже. Она их не чувствовала. Теперешняя кровь была просто необходимостью. Она была и терпкой, и сладкой одновременно, но в целом все равно какой-то безвкусной.

Грязная лужа отражала небеса, как будто их осколок упал на землю. Николетт вытерла рот ладонью. Небеса это в прошлом. Мертвые глаза жертвы это настоящее. А что же в будущем?

На собрании ее уже ждали. Жуткие существа толпились в мрачной зале и недовольно гомонили. Им пришлось долго ждать. Они на такое не рассчитывали. Хорошо, что дождались вообще. Николетт вошла к ним, как будто была королевой. И не важно, что одежда на ней порвана, а в безразличных глазах словно застыли осколки ада. Она действительно королева этих существ. А потом, когда часы пробьют нужный срок, она станет их божеством.

– Где? – требовательно спросила она у чудовища, бывшего здесь главным в ее отсутствие. На входе ей пришлось раскрыть ладонь и показать метку у себя на руке. Здесь этого уже не требовалось. Ее узнавали в лицо. Вот идет Денница, изгнанный с небес, чтобы захватить власть на земле…

Когтистая длань указала ей в узкий арочный проход. Действительно там! Николетт тут же ощутила его присутствие. Он ждет ее, как и все они, только намного дольше и напряженнее.

Она пошла не спеша. Сначала мимо арок, потом по ступеням к темному древнему алтарю. Сегодня здесь не было перевернутого распятия, как всегда, на алтаре возвышалось нечто другое. Статуя с крыльями. Огромная, мрачная, черная целиком и пугающая. Красивыми в ней были только крылья, а под ними начинался монстр. Николетт смотрела равнодушно и долго. Она искала нечто в его пустых глазах и нашла. Ей следовало опуститься перед ним на колени, но гордость помешала. Николетт молитвенно сложила руки у лба и преклонила лишь одно колено перед статуей. Вот и все. Теперь пора. Наверное, она должна была его поцеловать… Но этого не потребовалась. Когти статуи начали шевелиться. Потом вздрогнули крылья. Она ведь пришла. Темные воды реки ее не приняли. Ее ждало нечто более страшное.

Ее отец. Ее отражение. Ее мрачная ипостась. Монстр оживал. Тот самый монстр, который толкнул первоначального ангела на границы восстания. Ее сущность, ее характер, ее гордыня – все воплотилось в нем. Ее душа. Душа ангела. И красивая оболочка, чтобы прикрыть душу. Одно единое существо разбилось на двух. Николетт должна была видеть в нем свое отражение, но видела только крылатое чудовище.