- Понимаю, - ответил Ветрис, но горло пересохло, и варвар закашлялся. - Я говорю на общем, и я не дикий.
- Правда? - с недоверием спросил его собеседник, подходя ближе и нагибаясь. В сумерках вырисовалось узкое лицо с резкими чертами, небольшая рыжая борода и узкие, непонятного цвета глаза, смотревшие цепко и внимательно. - А зачем останавливался рядом со входом в мертвецкие залы? Живым и умным там делать нечего. И почему ты был вместе с золотыми ведьмами?
Ветрис хотел было соврать, что его наняли, чтобы охранять караван, но всмотрелся в загоравшиеся золотистыми искорками глаза незнакомца, и передумал. Что-то подсказывало Коэну, что тот, кто с ним сейчас разговаривает, не так прост, как хочет казаться.
- Я Коэн Ветрис, вождь народа Долины, - вздохнув, произнёс он. Эти слова нужно было бы говорить с выражением и гордостью, но будучи связанным, добавить себе значимости не получалось. - Моя страна расположена за восточными границами Империи, между горами и Великой Степью.
- Ответь на вопрос, Коэн Ветрис, - тон говорившего изменился, и варвар скорее почувствовал, чем услышал, как из ножен выходит клинок.
- Мы шли к Отцу, - раздувая ноздри, и пересиливая желание плюнуть допрашивающему в лицо, ответил Ветрис. - А кто спрашивает?
- Моё имя тебе не нужно, но можешь называть меня Семь Стрел, - мужчина откинул покрывавшие варвара шкуры, и взмахнул небольшим ножом, рассекая стягивавшие ноги Ветриса верёвки. - Об остальном ты расскажешь тем, кто знает звезды.
Лаитан не верила своим глазам. Перед ней снова были залы дворца Империи, такие же пышные и чистые, какими она их оставила недавно. Или это было давно? Время теперь не имело значения, ничего теперь не имело значения. Жрицы танцевали в честь возвращения госпожи, Мастера готовили кузницы и раздували меха горнил, в которых сгорят жертвенные подати, живые лазутчики и дети проклятых матерей, пошедших против Закона.
- Закон един! - гремело под сводами дворца. - Закон един для всех! Только жрицы имеют право решать, кому стать матерью, как зачать дитя!
Лаитан уже пила сладкое розовое вино, приятно освежавшее тело и разум, а вокруг продолжали танцевать девушки, чьи тела в бронзовой коже, будто резные статуэтки, чётко вырисовывались на фоне светлых драпировок и мраморных узоров на стенах.
- Закон гласит, что Медноликая Лаитан последняя мать матерей! И да будет так!
- Да будет так! - закричала сама Лаитан, звякнув браслетами и присоединяясь к танцам. Смех и веселье, переполнившие разум и чувства госпожи Империи, бились в её крови золотыми искрами, пока она не увидела чёрную кляксу темноты, расползающейся от дальнего угла. Медноликая застыла, с её губ медленно сползла радостная улыбка. Она оглянулась, покрутила головой, надеясь отыскать поддержку у своих телохранительниц, но остальные будто не видели пятна Тьмы, ползущей прямо к Лаитан. Госпожа достала свои черные клинки, но ледяная струя холода, протянувшаяся прямо из черноты, в мгновение ока превратила оружие в распавшиеся, треснувшие от холода обломки. Прочная и неувядающая от времени сталь Империи сдулась и распалась на части, глухо звякнув о мраморный пол под ногами. Лаитан отступила на шаг, в сердце появился страх, но в тот же миг тьма, поднявшись будто животное, покачнулась, обретая форму кошки размером с саму Лаитан, и, припав к земле, прыгнула в сторону. Сотканное из тьмы животное повернуло к Медноликой морду, раскрыло пасть в беззвучном мяуканье, и снова прыгнуло в дальний угол зала, где коридоры вели дальше, к лестницам и кузням. Лаитан пошла за ней, оставив позади веселье и зовущих её сестёр. Чьи-то руки хватали госпожу за запястья, и она сначала пыталась злиться, но потом, устав уклоняться от касаний, начала зло вырывать свои руки из цепких пальцев сестёр, сгрудившихся в единую массу.
Через некоторое время Лаитан уже бежала прочь, а за ней, шумя и прокатываясь по переходам дворца, неслась, растекаясь на поворотах, людская масса. Огромная кошка вела её сквозь знакомые и полузабытые коридоры, все дальше погружаясь в сердце дворца. В итоге Лаитан встала перед неприметной дверью, на которой было начертано двойное солнце, окружённое несколькими кольцами черного, золотого, медного и белого цветов. Призрачное животное легко толкнуло лапой дверь и замерло на пороге. Лаитан шагнула внутрь, стараясь запереться от воющих и пугающих её сестёр и служанок. Справившись с затвором, Медноликая оглянулась и замерла в ужасе.
Прямо перед ней, чуть на возвышении, лежала она сама. Рядом замерли старые жрицы, чьи морщинистые лица были столь стары, будто они существовали все эти тысячи лет после основания Империи.
- Это будет в последний раз, - сказала одна из них, посмотрев на медноволосую женщину, укрытую простыней. Женщина была либо мертва, либо крепко спала. Вторая старуха в церемониальных одеждах поджала губы и сказала в ответ:
- Материала было достаточно, но не бесконечно. Часть испортилась, когда произошёл сбой системы контроля почти тысячу лет назад.
- Ты взяла это из памяти? - обратилась к ней первая. Её собеседница кивнула, сложив руки на впалой груди.
- Если бы все шло, как надо, мы то же были бы юны и прекрасны, обновляя себя и загружая память прожитого, как в это дитя.
- Материал прошёл проверку, прежде чем оказаться в лоне матери? - спросила третья, доселе молчавшая жрица. Две первые согласно кивнули, и одна из них сказала:
- Заданные параметры роста, веса, внешности, пола и возраста вхождения в силу. Генетические маркёры говорят о катастрофическом снижении порога защиты от старения, к тому же, с каждым поколением мы теряем концентрацию силы в крови объектов.
- Да, и потому это будет последний раз. У нас больше нет пригодного материала для оплодотворения клеток носителя.
Все трое повернули головы в сторону, Лаитан тоже посмотрела туда. Открытая крышка из прозрачного материала, похожего на шлифованный кварц, дымилась холодным паром, и Медноликая даже тут чувствовала исходящий от этой открытой ёмкости холод. Лаитан посмотрела на кошку рядом, та умывалась.
- Завершаем процедуру, новая карта готова. Имя следующей матери матерей?
- Лаитан, - ответили вопрошающей.
Лаитан в ужасе уставилась на чёрную кошку, которая, словно улыбаясь, открыла пасть и прыгнула на неё, заставляя очнуться от морока. Последнее, что успела услышать Медноликая, шёпот в разуме, заставляющий стереть страх:
- Ты нужна мне, чтобы хозяин вернулся.
"Тьма", - в ужасе закричала мысленно Лаитан.
Открыв глаза, она её и увидела. Темноту. И услышала только шорохи сбивчивого дыхания, да сладостные стоны жриц неподалёку.
- Морстен... - прошептала Лаитан.
- Морстен. Морстен, - слова капают в тишину, мерные, как отсчёт времени водяными часами. Дорогая игрушка для Империи, чья жизнь и смерть регулируются, подобно гигантскому механизму, циклами засух и наводнений. - Морстен...
На берегу великих солёных озёр, где воды много, но пить её можно только если решил умереть мучительной смертью, ходила пословица. Злая, но правдивая. "Бедный водой, как житель Озёрья. Богатый солью, как житель Озёрья. Дурак, наверное, раз не сбежал оттуда".
Дурак. Верно. В доме его родителей, владевших, как и многие, солевой мельницей, клепсидра была. Воды тоже хватало, но вот только солёной. Выпаривая соль из слез великих озёр, люди с трудом добывали себе драгоценную пресную влагу для полива земли и питья. Морстен стоял на стене небольшого квадратного загона-форта из побелевших от высолов стволов гигантского тростника, и всматривался вдаль. Над дорогой висела взвесь белёсого песка, смешанного с горькой солью, а это означало караван, который привозил в город еду из центральных провинций, либо прибытие военного отряда. Второго он хотел сильнее.
Вот уже много лет, с самого праздника наречения имён, когда у него отрезали прядь волос, которую с песнями и танцами сожгли в Солнечном костре, гибкий юноша с разъеденными солью пальцами мечтал сбежать отсюда. И выходов было два: податься в прислужники при караване, или уйти в наёмники.