Лаитан задумчиво посмотрела на него, обдумала свои вопросы, но решилась задать их, пока ещё оставалось время на это:

- Тогда почему долинцы? - поймав непонимающий взгляд властелина, она пояснила: - ты сказал про объединение и древних создателей. Тогда почему именно Долина? Не Тьма и золото, не серебро и червление? Ты никогда не думал, что бывает и чёрное золото, и червлёное серебро, которые ценятся выше?

Собеседник Лаитан отвёл взгляд. Видимо, тема была ему неприятна. Но Лаитан, не заметившая этого, задала последний вопрос:

- И что тогда вообще действует на Посмертника? Мы не знаем. И никому не пришло в голову это выяснить. Да, мы идём к Океану, как к Отцу всего сущего. Но Отец может спать, может быть болен, может умирать. И кто тогда поможет нам, если мы сами должны будем помочь ему.

Лаитан поднялась на ноги, не ожидая слов благодарности за свою работу. Да властелин и не привык быть кому-то благодарным на словах. К тому же, он достаточно спасал ее за время похода, чтобы она могла успокоить свою гордыню тем, что просто отдала ему часть долга. Теперь ей было совершенно ясно: военный союз с долинцами имел значение только при наличие Посмертника, против которого он был создан. Появление северянина смешало все карты. Брачный же союз не имел никакого значения вообще, и Ветрису нужно было именно нечто такое, к чему его могла привести не одна Лаитан, но в союзе с Морстеном. И варвар сделал ставку на три силы, старательно не поддерживая Тьму, но отчаянно в ней нуждаясь в пути. Все ответы лежали впереди, у Океана. Оставив Морстена в одиночестве, она направилась к Киоми и Ветрису, поспешавшим к ней со стороны дороги. Варвар выглядел спокойным, а её служанка, наоборот, готова была растерзать всех, включая и свою госпожу.

- Госпожа Медноликая Лаитан! - спрыгнув с седла, подбежала она к своей царице. - Как ты могла так собой рисковать? Зачем ты осталась? Почему не пошла с нами?

- Действительно, мать матерей, - рассудительным тоном вклинился Ветрис, - к чему такие заботы о слуге Тьмы? Твоя сила и твои ласки могли бы оживить и более достойных людей.

- Более достойные почему-то разбежались, - очень тихо сказала Лаитан, - и мои заботы равны по отношению ко всем моим союзникам и подданным. Если бы ты, вождь, оказался на месте властелина, я бы заботилась о тебе не хуже.

В голосе Лаитан слышался явный намёк на трусость долинца.

Ветрис понял оскорбление, прозвучавшее невысказанным в словах Лаитан, и на мгновение утратил душевное равновесие. Уязвлённая гордость варвара вопияла.

- Я достаточно осмотрителен, чтобы не оказаться на месте проклятого Тьмой, - сказал он, искривив губы в брезгливой гримасе. - Но ты была неосторожна, о владетельница. Рисковать собой ради бессмертного, который, быть может, ежедневно купается в лаве своего личного вулкана... Не думаю, что ему что-то угрожало. Кроме, разве что, долгого подъёма вверх по скалам и одиноких закатов в попытке догнать нас. Если бы Морстен, - он произнёс это имя, словно название опасного ядовитого гада, - захотел продолжить путь. А не вернулся бы в свой замок, забрав своих вонючих слуг и избавив нас от необходимости лицезреть себя.

Киоми с уважением посмотрела на варвара, и кивнула, соглашаясь с горячими словами гордого вождя.

Гравейн, прекрасно слышавший горделивый бред Ветриса, наклонил голову, и вздохнул. Иногда очень плохо, что у Властелина Тьмы хороший слух. Но варвары редко отличались уважением к тем, кто не был им нужен. "Не может же этот, по слухам, мудрый правитель, проживший едва ли не полторы тысячи лет, вести себя, как чертов юнец, который только вчера принял имя? - Морстен задумался, потирая зудевшие ожоги, смазанные руками Лаитан. - Или может? Или его подталкивает его же тело, гораздо более молодое, чем разум. Пожалуй, Лаитан была не так уж и неправа, когда упомянула о разных сочетаниях спасительного кровосмешения. Почему именно варвары Долины? Только ли из-за того, что в их жилах течёт кровь Луны, Древних и Тьма пойми кого еще? Да и Отец-Океан действительно может быть болен. Слишком много больных вопросов и слишком мало времени для поиска ответов".

Владыка Севера, сдерживая готовые вырваться кряхтение и стоны, осторожно поднялся на ноги, с трудом оторвавшись от камня, который прилично отдавил ему зад на протяжении всего разговора с Лаитан, и медленно побрёл к стреноженным уккунам. Где-то там лежала запасная кольчуга. В свете слов Ветриса надеть её под привычный балахон казалось очень хорошей идеей, предохраняющей от острого отравления имперской сталью.

- Тогда что же ты, гордый и прекрасный отец своего народа, сам не повёл в поход остальных? - испытав неведомо откуда взявшуюся злость на варвара, прошипела Лаитан. - Зачем же тебе пользоваться столь опротивевшими тебе вонючими животными и слугами властелина севера? Или, когда припасы и целебные травы служат во благо тебе и твоим людям, то слуга Тьмы становится не таким темным?

Лаитан даже не заметила, как на кончиках её пальцев сверкнули золотые искры. В ответ на её эмоциональное состояние варвар сверкнул серебром в глазах, намереваясь отразить атаку. Он так и стоял, открывая и закрывая рот, не в силах что-либо ответить матери матерей. В ситуацию вмешалась Киоми:

- Госпожа Лаитан, ты пугаешь свой народ и меня лично. Ты защищаешь Тьму и её слугу прилюдно, оскорбляя будущего супруга, оскорбляя тем самым всех имперцев рядом.

За её спиной послышался нестройный гул голосов жриц и долинцев. Ветрис расправил плечи, приободрённый поддержкой женщины.

- Защищать и не позволять несправедливость - разные вещи, Киоми. И если Империя действительно так светла и чиста, как была изначально, то всем её людям стоило бы понимать эту разницу, а не поддаваться на провокации пришлых, - она недвусмысленно посмотрела на варвара. Щеки Киоми вспыхнули румянцем. Она опустила голову и замолчала.

- Мы слишком долго пестовали, передавая из уст в уста, легенды о повелителях льдов и песков, чтобы теперь иметь хоть какое-то правдивое представление об их истинной сути. Я не отрицаю того, что Морстен - слуга Тьмы. Но если Тьма коварна настолько, насколько вам хочется с Ветрисом верить, то и золото крови Империи должно быть настолько же сиятельно и незапятнано недоверием, ложью или подлостью.

Лаитан набросила на плечи тонкий плащ одной из жриц, которая протянула ей его, пока остальные были заняты друг другом, и пошла к своему уккуну, прихрамывая и осторожно касаясь синяка на половину лица.

Впереди ждали пески и горы, а Лаитан настолько запуталась, что уже не знала, кому верить и кого опасаться. Позади неё шелохнулась тень, и мать матерей тут же почуяла присутствие в ней одной из жриц.

- Назовись, - приказала Лаитан. Тень всколыхнулась, из неё послышался приглушенный голос:

- Надира, моя госпожа.

- С чем ты пришла ко мне, Надира? - спросила Лаитан, усаживаясь в седло. Тень помолчала, но все же ответила:

- Твоя первая служанка, великолепная Киоми, да продлит солнце её дни, осторожно спрашивала всех нас... кое о чём...

- О чём же, Надира? - устало спросила Лаитан, натягивая поводья.

- Не замечали ли мы ворожбы на тебе, мать матерей. Не поддалась ли ты лживым уговорам Тьмы, - едва слышно выдохнула жрица. Лаитан скрипнула бы зубами, но скула слишком сильно болела для этого.

- Спасибо, Надира, я благодарна тебе за то, что ты не побоялась выяснить это лично.

- Будь осторожна, госпожа, - шелестнула тень и пропала. Лаитан кивнула и постаралась выбрать путь поближе к властелину севера. На всякий случай. Тьма в эти времена оказалась честнее света, и, если Морстен захочет её смерти, он не станет плести интриг, а ударит прямо в сердце.

Морстен дожидался остальных, сидя в седле, и пытаясь не думать о том, что сотворит с его ожогами путь на уккуне. Мазь тхади заживляла всё и быстро, вызывая взамен сильные голод и жажду, но даже снадобьям этого народа требовалось время. А с этим в последние дни были проблемы.