Саске хмыкает, в тишине слышатся сдержанные глотки и треньканье льда о стекло.

– У вас необыкновенные отношения. Лучше я еще не видел. Пожалуй, никогда.

– Итачи, знаешь… я… только хотел сказать, что нет ничего прекраснее, чем быть уверенным в завтрашнем дне. Ты, Наруто и работа – это всё, что мне нужно. Но я чувствую, что долго так продолжаться не может. Намечается что-то грандиозное, придурок играет в этом не последнюю роль. Я же не идиот и всё понимаю.

– Говоришь так, как будто уже попрощался.

Наступает тишина, от которой у меня мороз ползет по коже. Знал бы, что разговор зайдет об этом, не стал бы сидеть под дверью…

Любопытство кошку и сгубило!

– Я попрощался тогда, когда мы решили вернуться сюда. Никто не в силах стать препятствием для Узумаки.

– Даже ты?

– Даже я. Особенно я.

– И что ты решил? Сдаться?

– Нет, Итачи. Я сделаю всё, что смогу. Все, что в моих силах. Вопрос в том, хватит ли этого.

Благодаря Кьюби, решившего погонять кошку на ночь глядя, мне удается уйти незамеченным. В голове от всего услышанного раздувается резиновый шарик – напряжение и пустота…

Конечно, нам обоим есть что скрывать.

Я до сих пор не рассказал Саске о том, что со мной сделал Хаку в нашу последнюю встречу. А что даст этот факт кроме новой порции недоверия, отчуждения и пустой злобы? Пускай Учиха в последнее время стал спокойнее, это не гарантия, что внутри у него так же лощено-гладко, как снаружи.

Хотя активная работа и выступления в ресторанах хорошо повлияли на нас обоих, нельзя наверняка говорить о равновесии и балансе в наших душах. Плюс, Учиха думает, что не имеет на меня влияния…

Да, мы сделали всё, что могли. Рассыпали за собой крошки, как в сказке о Гензель и Гретель, возвели китайские стены, снарядили пушки, расправили паруса. Мы выкладываемся на все сто. Каждый безумный день.

Но равны ли мы сейчас? Способны ли понять друг друга и вместе найти путь к сердцам зрителей? Способны ли противостоять внешним и внутренним демонам?

В одном Саске прав. Мы уже попрощались.

Когда дверь в спальню тихонько щелкает, я сам не зная зачем, включаю опоссума и притворяюсь коматозником. Саске присаживается на край кровати, на которой я развалился, и сидит так, в полной тишине, минут десять. Затем он изящно вытягивается рядом, обхватывает мой подбородок кончиками пальцев и ровно произносит:

– Когда ты спишь, то дышишь в два раза медленнее, Наруто.

– От тебя за километр несет алкоголем. Я решил, что лучше притвориться мертвым, чем сталкиваться с тобой лицом к лицу.

– Не строй из себя недотрогу, умник. Чего не спишь?

– Не знаю. Размышляю обо всем подряд.

– И как?

– Не очень. Мыслей много, выводов мало, – немного поерзав, поворачиваюсь к Учихе лицом. – Как там Итачи?

– Выводов много, мыслей мало. Может вам надо уединиться?

– Пошел ты.

Саске замолкает, касается моей щеки губами и трется носом, словно слепой кошак.

– Осталась всего неделя. У тебя нет ощущения, что на нас вот-вот обвалится небо?

– Есть. Но не бойся, я спасу твою рыхлую шкурку.

– Посмотрим еще кого в итоге придется спасать, – Саске целует в уголок губ и неожиданно прикасается лбом к моему лбу.

Один взгляд в его глаза вселяет в меня пугающее спокойствие. Очищает, умывает, словно я с головой окунулся в живительный источник. Чистота и покой заполняют голову до самых берегов разума.

Мы оба знаем больше, чем хотим рассказывать, но не осуждаем друг друга за важные тайны. Мне не хочется терзать Саске, а ему – пытать меня. Всё честно.

Надо же, потребовалось всего четыре года, чтобы научиться верить друг другу. У нас туговато с учебным процессом, когда дело касается чувств.

Молчание не кажется неуютным. Скорее наоборот, уместным. Воздух между нами застывает, густеет, тянется резиной.

Затемненных углов не осталось. А я ничего не боюсь.

Мои единороги наточили рог, напились вдохновения, почистили копыта. Им больше незачем прятаться и некого охранять – я больше не могу быть неподвижным деревом. Может быть, в этой войне мне предстоит переродиться в одного из них.

Мир становится чертовски простым, когда находишь решение загадки собственной личности.

Да, пожалуй.

Одно я знаю точно – уличная магия, которую я создал под каменными завалами, всё ещё действует.

Ее хватит, чтобы выиграть нашу гонку за жизнью.

Потом будет финиш, алая лента, сладкий кругляш медали победителя. Будет триумф. Будет покой. Непременно.

А ты в это веришь… Саске?

========== Об озорстве, парашюте и турнире ==========

Это мост между небом и землей,

Между вами и нами,

Едва изученный путь,

Несмотря на преграды, мы связаны.

(с) Le Roi Soleil – Entre Ciel Et Terre

– Сердечный ритм в норме, вот, взгляните сами, – медсестра протягивает мне лист с результатами анализа и улыбается во все зубы. Надеюсь, она просто любит свою работу.

– Да, действительно, – пока я пытаюсь сделать вид, что что-то понимаю в неровной линии на мелкоразлинованной бумаге, она записывает данные в моем направлении. – Простите за любопытство, но вы случайно не знаете, что случилось с Куренай-сан?

– Ей пришлось уехать, – печально вздыхает девушка. – Очень грустно, она ведь чудесный врач, стольких людей на ноги поставила…

Действительно, чудесный врач, который вместе с насосом зашил в пациента смертельно-опасное устройство. И пусть она хоть тысячу раз хороший человек, даже угрозы – не оправдания.

Конечно, часть меня всегда будет жалеть её. Другая часть – ненавидеть. Однако, будь я на месте Куренай, я бы нашел способ хотя бы сообщить об опасности.

– Спасибо. Что мне делать дальше?

– Запишитесь на прием. Вас поставят в очередь на операцию по извлечению насоса перекачки крови и всё, свобода!

Медсестра мягко кивает на бумаги.

– Долго мне придется ждать своей очереди?

– От недели до месяца, в зависимости от занятости хирурга.

– Что ж, всё ясно. Спасибо.

Покидая кабинет, я думаю о связи Хаку с местными больницами. Что помешает Синтагме вмешаться в ход событий и опять засунуть в меня свой «цветок любви»?

Есть и другой вариант. Когда мы разберемся с шоу, я могу довериться Кабуто, если он возьмется за операцию на сердце. Или, на край, попросить помощи у Джирайи…

– Чего такой мрачный? – Саске поджидает меня у машины.

На него заглядываются все прохожие, особенно дамочки – смотрят чуть заинтересованно и одухотворенно, будто вдруг заметили произведение искусства посреди скучного городского пейзажа.

В мечтательном фиолетовом шарфике поверх длинного черного пальто, рядом с взятым напрокат фольцвагеном, весь нафуфыренный, распричесанный и гордый, как тысяча статуй свободы, он и вправду выглядит обалденно. Без шуток.

Только кто ж ему скажет.

– Я тут подумал… как насчет прогулки? Завтра концерт, вряд ли мы сможем что-то изменить за одну ночь. А так хотя бы проведем время с пользой.

– С какой это такой «пользой»? Время, проведенное в твоей компании, как правило, потрачено в пустую, – ехидно отзываюсь я, запрыгивая в салон.

Вместо ответной едкости Саске молча садится и заводит машину, что уже само по себе странно.

– Что сказали в больнице?

– С моим сердцем полный порядок, но вот извлекать насос теперь придется по записи к новому врачу. Не хочу ложиться под нож в больнице. Кстати, ты же у нас теперь практикующий хирург, как насчет еще одной маленькой операции?..

– Узумаки, ты сегодня точно огребешь.

Пока я давлюсь сдавленным смехом, Саске выруливает на главную дорогу и тихо продолжает разговор, словно прочитав мои мысли:

– Я доверяю Кабуто. Ладно, разберемся с операциями после. Время еще есть.

В салоне так тепло и уютно, что я с удовольствием расстегиваю верхние пуговицы своего ярко-голубого пуховика и растекаюсь по сидению. Может быть, Саске прав, сейчас нам необходимо отвлечься от работы. Усталость и натруженные мышцы в самый ответственный день никому не пойдут на пользу.