Сколько раз он напивался, чтобы не сорваться к знакомой до последней трещинки серой двери напротив и попросить прощения за всё, уже и не пересчитать. Как и сколько раз его упрекали в том, что он мрачный ублюдок, совершенно не умеющий веселиться.

Он умел. Умел, но только рядом с Ним.

Поэтому, когда Андрей не оттолкнул, Егор рассмеялся. Встал на колени и уткнулся носом в чуть мятую, тёплую рубашку. Смеялся и задыхался, свободный и обескураженно-счастливый.

А Андрей не смеялся — плакал, расслабленно прислонив щеку к темной махровой макушке.

— Неподходящий друг… — пьяно шептал он. — Ещё и тупой, как пробка. Любовь ведь так просто выражается…

Что ж, они всегда и на всё реагировали по-разному.

Пусть и чувствовали всегда, постоянно…

Совершенно одно и то же.