— Что-то ты в последнее время подтормаживать стал, — он улыбнулся, и облако стало гуще, мешая дышать. — Обновиться не хочешь?

Когда мы разошлись по домам — отлегло. Пустоту в черепушке сменили мысли. Как уже повелось, не самые оптимистичные.

В первую очередь меня смутило то, что я не замечал за ним таких странностей. Он больше не замирал, разглядывая меня так пристально, что становилось неуютно, не пытался прижаться то коленом, то плечом. Стал аккуратен и больше не допускал даже случайных касаний.

Чем не повод, чтобы накрутить?

Видимо, я ему теперь не интересен как сексуальный объект, предположил я, прогуливаясь по торговому центру в поисках новых наушников. Был, наверное. Был, да. Но теперь — нет.

А может интересен, но по-другому. Мы чувствуем по-разному? Или я слишком гоню лошадей? Или Данька начал понимать, что я ему не подхожу, и сейчас думает, как бы вернуть всё на круги своя без потерь?

— О, Костя, привет. Ты меня не заметил?

Голос Даши — звук, который мне меньше всего хотелось услышать в процессе погружения в состояние особой степени тяжести: «Я молодец, я нахуевертил». Но звук оказался не галлюцинацией и очень скоро слева обнаружился его источник в бежевой шапке с помпоном и короткой курточке нараспашку.

— А должен был? — грубовато ответил я.

— Не обижайся ты так. Сделала глупость, с кем не бывает, — улыбнулась Голопокина. — Не хочешь по кофейку в Кофемании прогнать?

— По делам, — я пошел мимо. Не помогло. Дашка пристроилась шаг в шаг.

— Кость, я извиниться хотела. Прости, пожалуйста, за ту шутку, ага?

— Да пофиг. Забудь.

— И ещё я… я хотела бы узнать, есть ли у меня шанс всё исправить.

Я остановился.

— В смысле?

— Снова наладить отношения.

От Дашки пахло приторно-сладкими духами, да так сильно, что следом тянулся целый шлейфище. Зачем — вдруг подумал я, раньше совершенно не обращавший на это внимания.

Спросил то же самое:

— Зачем?

— Как, зачем? У меня остались к тебе чувства. Я же на эмоциях всё. Ну, Кость. Не заставляй меня унижаться. Я знаю, что ты сейчас один. Давай попробуем снова?

— Нет.

— Ты так сильно бесишься из-за того, что я люблю иногда чуть-чуть выпить? — в звонком голосе прорезалось раздражение. Судя по капризам, Даша была уверена, что получит положительный ответ или хотя бы что-то вроде «я подумаю».

— Да мне на это со смотровой вышки насрать. Я уже не один. И вовсе не заставляю тебя унижаться. Не драматизируй.

— Ты ни с кем не встречаешься. Я точно знаю, — уверенно сказала она, подергивая прядь волос.

— Встречаюсь, — теряя терпение, прошипел я. — Вон, к примеру, с Данькой.

— Чего? — рассмеялась Даша. — С Новиковым-то?

И вдруг, осмотрев меня с головы до ног, покраснела пятнами, как мухомор.

— Стоп, погоди, мне надо это переварить. Парень? Ты и парень?

— Слэшевая душонка, — припечатал я, описывая вокруг Голопокиной неровный полукруг. — Только попробуй фанфик написать.

— Давай дружить! — бодро крикнула Дашка мне в след. — Всегда хотела иметь такого друга!

Хоть отстала и то хлеб.

Я продолжил путь, вернувшись на тропинку неприятных мыслей. На данный момент веретено уныния крутилось недостаточно быстро — я решил его ускорить.

Если Даня захотел снова стать друзьями, как скоро он скажет мне это в лицо? И почему так хреново от одной мысли, что я оказался недостаточно хорош?

Да, между нами были эпизоды помутнений, но это могло быть влияние настроения. Со мной такое случалось. Когда страсть возникала к девушке, которая мне на самом деле не очень-то нравилась.

Короче говоря, через пятнадцать минут я успешно довел себя до черного отчаяния и пошел в Кофеманию, заливать горе ореховым кофе с шоколадной крошкой.

Не прошло и пяти минут, эта жопа как почувствовала моё шекспиро-лермонтовское настроение.

— Блэкджек, я ничего не понимаю в этом сраном курсаче. Либо ты спасёшь меня, либо я бесславно погибну, погребенный под учебниками, — трагично взвыла трубка.

— Помогу, — ответил я.

— Что с голосом?

— Устал немного.

Горло сжималось, будто кто-то вязал в крепкий морской узел трахею с пищеводом. И говорил я именно так, как говорил бы человек с бабиной в шее — удушенно.

— Кто виноват? Что-то случилось?

— Я сам у себя случился и сам у себя виноват.

Упрекать Даню было глупо, как и переваливать печали с больной головы на более-менее здоровую. И что я мог сказать? Эй, чувак, какого хрена ты начал отдаляться от меня после того, как сказал о своих чувствах?

И что-то вроде: не бросай меня? А то я без тебя как-то уже не могу?

— Ты не дома? — тихо спросил Данька.

— Нет, я… в Кофемании сижу. В центре.

— Дождись.

В ухо ударили короткие гудки.

Скрипнув зубами, я обессиленно уронил голову на стол.

Дурак? Дурак. Типун, ты бы уже навестил меня чисто ради приличия, что ли?

Даня успел добраться до точки сосредоточения космической печали за двадцать минут. Я заказал себе повтор орехового с кексиками и копался в интернете, стараясь больше ни о чем не думать. Как показала практика, это ни к чему хорошему не приводит.

— О, мрак.

— Это карма, — фыркнул я, пробуя натянуть на лицо улыбку. Но уголки губ предательски съезжались, так что скоро это гиблое дело пришлось оставить. — Не стоило так срываться. Я в порядке.

— «Я в порядке», сказал он, «не стоило срываться». Ты что, совсем?

Даня повесил куртку на лапу вешалки, дернул завязки ярко-зеленой толстовки и сел напротив.

— Что стряслось?

Пришлось быть честным. Врать с моим-то удручающим артистизмом бесполезно, а уходить от темы — ещё бесполезнее.

— Я тебе… разонравился? — просто чтобы чем-то себя занять я придавил ложкой кубик сахара и стал крошить его на дне чашки. Бой был неравным, так что скоро кубик превратился в коричневую сахарную кашицу. С моими чувствами так же — вроде форму уже приняли, и затвердели, но стоило чуть надавить, бац, лужа какая-то…

Насилие над кубиком длилось всего секунд десять, но для меня это были целые часы — к тоске подоспел страх, сверху слоем наложилось ощущение собственной беспросветной тупости. Вишенкой на бутерброде стало банальное разочарование.

— С чего ты взял?

— Чувствую, что ты отдаляешься.

— Так…

Я поднял глаза.

Данька сидел, одной рукой подпирая голову и разглядывая меня из-под теней ресниц. Лицо не выражало ничего конкретного, какие-то полутона, невнятные недоэмоции.

— Вариант, что я хочу большего, ты, конечно же, не рассмотрел?

Модель ситуации, сформировавшаяся в моей голове, рассыпалась карточным домиком. Веретено уныния с легкого пинка двинулось в обратную сторону. Сначала я обалдел, потом — смутился.

— Вот-вот, — тихо дополнил Новиков. — Ты же зеленеешь от одной мысли об этом. Давай серьезно. Ты не готов. И боишься.

— Не боюсь я.

— Где-где, но в этом вопросе я не хочу брать тебя на слабо, Костя.

Нам пришлось прерваться — появилась официанточка, чтобы принять заказ. Даня попросил классику и дождался, пока она отойдет подальше.

— Я говорю это не потому, что хочу вызвать в тебе желание доказать мне обратное, — продолжил Новиков. — Если честно, меня радует то, что ты задумался об этом, но не радует негатив этих мыслей.

— Я не… ну ладно, да, я решил, что ты отдаляешься, потому что хочешь вернуть всё как было.

— И ты просто перечеркнул всё, что я сказал до?

— Прямой, как палка, — сдался я, прокручивая чашку на тарелке. — Решил, что передумал…

— Всё очень плохо, — покачал головой Даня. — Никогда больше не обесценивай мои чувства.

Несмотря на тон беседы, рядом с Новиковым всё равно не было неуютно.

Любые недопонимания в прошлом всегда приводили к тому, что я изводился, как самая настоящая тварь. Я мог коршуном кружить вокруг собственного раздражения и лелеять страхи, раздувая из искорки огромный пожар переживаний. А Данька был самой лучшей сигнализацией в мире. Он умудрился настроиться на меня за считанные мгновения, пригасить искру, да ещё и наладить новые связи на почве факта возгорания.