Джордж заглянул в темные глубины души и понял, что Элизабет говорит правду. Он взял себя в руки и попытался отделаться от гнева.

— Да, ты права, раньше мы уже справлялись с этой проблемой.

— И я так думала!

— Это малоприятная тема. Думаю, тетушка Агата наложила на наш брак проклятье, и...

— Агата? — резко обернулась Элизабет. — Тетушка Агата? Она-то какое имеет к этому отношение?

Джордж на мгновение погрузился в раздумья.

— Я не хотел тебе говорить...

— Думаю, сейчас самое время сказать, что бы это ни было!

Джордж по-прежнему колебался, кусая губы.

— Теперь это не имеет значения.

— Нет уж, скажи!

— Ну ладно. В тот вечер, когда она умерла, я зашел к ней сказать, что ей всего девяносто восемь, а вовсе не сто, как она объявила, и она напустилась на меня — наверное, от злости, от желания отомстить...

— Что она сказала?

— Она сказала, что Валентин — не мой сын.

Элизабет уставилась на него с перекошенным лицом.

— Так вот откуда всё это проистекает...

— Да. В основном... Целиком и полностью.

— И ты ей поверил! Поверил полоумной старухе?!

— Она сказала, что мы с тобой недостаточно долго женаты, чтобы ты успела родить ребенка в срок.

— Валентин родился раньше срока. Я упала с лестницы!

— Так ты сказала...

— Так я сказала?! Ты по-прежнему считаешь, несмотря на все мои слова, что с рождения Валентина я намеренно тебя обманываю? Что я не падала с лестницы, что я всё это выдумала, чтобы выдать Валентина за твоего ребенка, хотя это не так? Об этом тебе тоже рассказала тетушка Агата?

— Нет. Но наверняка именно на это она и намекала. А с чего бы ей выдумывать подобное?

— Потому что она тебя ненавидела, Джордж, вот почему! Она ненавидела тебя настолько же сильно, как и ты ее! Да и как могло быть иначе, когда ты только что разрушил ее планы на чудесный праздник по поводу столетия? Да она бы сказала что угодно, всё, что взбрело бы в голову, лишь бы навредить тебе перед смертью.

— Мне казалось, она тебе нравилась.

— Разумеется, нравилась!

— Тогда зачем же она сказала то, что могло бы разрушить не только мою жизнь, но и твою?

— Потому что желание навредить тебе в тот момент перевешивало всё остальное. Наверняка так и было! Жестоко с твоей стороны было придумать такое, чтобы разрушить ее планы...

— Я ничего не придумывал! Это правда!

— Но никому эта правда была неинтересна, кроме тебя! Если бы ты сначала посоветовался со мной, я бы попросила тебя ничего об этом не говорить. Устроили бы праздник, и все были бы счастливы, а через несколько месяцев тетушка Агата мирно скончалась бы, довольная своим величайшим триумфом. Но нет! Ты должен был сказать ей, мелко и дешево отомстить! Вот она и решила ответить, ударить тебя в спину единственным доступным ей оружием. Она ведь видела, как ты счастлив с сыном, как горд, что у тебя родился сын и наследник всего состояния. И она сумела всё разрушить. Вряд ли ей приходило в голову подумать обо мне или Валентине. Она лишь хотела отомстить тебе! И отомстила, правда? У нее получилось! — Элизабет резко рассмеялась. — Получилось куда лучше, чем она могла вообразить! Яд разлился по твоим венам и с тех пор тебя отравляет. Как же она тебе отомстила, Джордж, и всё из-за твоего мелкого и злобного триумфа! С тех пор каждый день твоей жизни был разрушен словами тетушки Агаты.

На лице Джорджа выступил пот.

— Будь ты проклята, да как ты смеешь говорить мне такое! Мелкий и злобный, так ты меня назвала? Мелким и дешевым. Я не потерплю подобные оскорбления! — Он развернулся, как будто собрался выйти из комнаты. — Я просто хотел выяснить ее истинный возраст, вот и всё. Этим Полдаркам ни в чем нельзя доверять.

— Она не знала, сколько ей лет!

— Подозреваю, что знала. — У двери он снова повернулся и подошел к туалетному столику. — А то, что ты сказала мне сегодня, Элизабет, не считая этих непростительных оскорблений, это неправда! Неправда, что Агата отравила мне жизнь после своей смерти. Элизабет, прекрати смеяться!

Элизабет прижала ладонь к губам, пытаясь сдержать смех, истерику. Она икнула, кашлянула и снова засмеялась. Потом ее вырвало.

— Ты нездорова?

— Кажется, я сейчас упаду в обморок.

Она качнулась, и Джордж быстро встал за ее спиной и взял за плечи, а потом обнял за талию. Когда Элизабет соскользнула с кресла, он подхватил ее и поднял, посмотрев в затуманенные глаза, а затем перенес на кровать. Элизабет лежала на спине, и румянец на щеках постепенно возвращался, а прекрасные белокурые волосы, немного потускневшие с возрастом, раскинулись вокруг головы и сверкали в свете канделябра, как потемневшее озеро.

— Что такое? Что случилось?

Теперь гнев Джорджа сменился тревогой, но голос звучал почти так же.

— Ничего страшного.

— Но ведь должна быть причина! Что тебе принести? Я позвоню Эллен.

— Нет... Нюхательные соли. В ящике...

Джордж достал соли. Некоторое время оба молчали, и это остудило страсти. Джордж отошел и встал спиной к камину, глядя на кровать.

Элизабет еще раз понюхала соль.

— Ребенок шевельнулся. И больно.

— Лучше позвать доктора, — бросил Джордж. — Хотя один Господь знает, кого можно найти в этой отсталой округе! Чоук теперь калека, а этот Энис слишком много о себе воображает...

— Со мной всё будет хорошо.

— Сразу после Рождества мы вернемся в Труро. Или даже раньше. Всё безопаснее, когда рядом Бенна.

— Ты сильно меня расстроил. Со мной было всё в порядке.

Джордж сунул руки в карманы.

— Похоже, я оказываю дурное влияние!

— Так и есть.

— Так что, мне уехать?

— Я не хочу, чтобы ты уезжал, но не вынесу еще одну такую сцену.

— Вероятно, ты бы предпочла, чтобы я вел себя как твой первый муж — шлялся к доступным женщинам, напивался до беспамятства, проигрывал деньги...

— Ты же знаешь, что нет.

— Значит, не стоило мне так о тебе заботиться, да? Думать о том, чем ты занята и что сделала?

Элизабет не ответила, и Джордж встал рядом, так и не решив внутренний конфликт, но понимая, что нельзя дальше вести себя в таком же духе. Из-за беспокойства о здоровье жены нужно было закончить ссору миром, но он не знал как.

— Я навещу Валентина, — неохотно сказал он.

— Благодарю тебя.

— Этот чертов дом проклят, — сказал Джордж. — Каждый раз, когда мы здесь, случаются несчастья.

— Какие несчастья?

— Это неверное слово. Похоже, сегодня я нахожу одни неверные слова... — он с отвращением дернул плечами. — Ты же знаешь, моя любовь к тебе неизменна.

— Трудно в это поверить!

— Но это правда! — выкрикнул он, внезапно снова разозлившись. — Ты должна это знать, Элизабет! Ты единственный человек, который мне дорог!

— Есть только один способ это доказать.

— Какой?

— Полюби и Валентина.

После ухода Джорджа Элизабет немного подремала.

Ей действительно стало нехорошо, и она опасалась, что потеряет сознание. Ребенок вел себя беспокойно, и бурная сцена ее истощила. Но где-то через час она встала, пошла в соседнюю комнату и достала из саквояжа бутылочку.

Почти настало время для вечернего чая, но Элизабет попросила ее не беспокоить, к тому же пить ей не хотелось. Она принесла бутылочку и ложку в постель, откупорила пробку и понюхала буро-коричневую жидкость. Пахло заплесневелыми грибами. Потом Элизабет попробовала капельку языком. Вкус не особо отвратительный.

После визита к доктору Ансельму она собиралась выкинуть склянку, но всё же решила сохранить, хотя и в уверенности, что никогда ей не воспользуется. По мере того как приближался назначенный срок, ее решимость крепла. Часто хворая, хотя и несерьезно, она привыкла заботиться о здоровье и не хотела себе навредить. Доктор Ансельм не скрывал, что это рискованно, хотя и не уточнил, чем именно грозит. Риск для ребенка — это одно. Элизабет не желала рисковать его жизнью. Она надеялась, что будет девочка. Иногда ей казалось, что вокруг одни мужчины. Девочка принесет радость и утешение.