— Я рада.

— В общем, это было три недели назад. Вчера утром я получил письмо от Джона Робинсона. Он сообщил, что Питт благосклонно отнесся к моей просьбе, одной-единственной просьбе, и рекомендовал его величеству в новом году посвятить меня в рыцари.

Малышка в колыбели издала едва заметный вздох — свое первые высказывание в этом странном новом мире.

Элизабет шире приоткрыла глаза, прекрасные серо-голубые глаза, которые всегда так завораживали Джорджа.

— Ох, Джордж, это так чудесно!

Джордж широко улыбнулся — весьма редкое для него явление.

— Я предполагал, что тебе это понравится... леди Уорлегган.

Раздался легкий стук в дверь. Это была Люси Пайп.

— Если позволите, сэр, дохтур Бенна приехали. Ему подняться?

— Нет. Не стоит. Пусть твоя хозяйка отдохнет.

Голова Люси тут же скрылась за дверью.

— Ты должна поспать, дорогая, — сказал Джордж с совершенно несвойственной ему теплотой.

— Да...

Элизабет закрыла глаза.

— Сладких снов, леди Уорлегган, — сказал Джордж и наклонился ее поцеловать.

— Благодарю... сэр Джордж.

После долгой и утомительной поездки доктор Бенна не особо расстроился, когда ему сказали, что ребенок уже благополучно родился, а мать и дитя чувствуют себя хорошо. Однако куда больше его расстроил отказ Джорджа позволить осмотреть пациентку. В любых других домах он, несомненно, направился бы прямо в спальню, но с нуворишами Уорлегганами, подчеркивающими собственную важность, приходилось вести себя аккуратней.

А когда мистер Уорлегган наконец-то снизошел до беседы с ним, то был непреклонен. Его жена благополучно родила ребенка и теперь должна поспать. С ней мисс Оджерс, и она позовет доктора, если он понадобится. Джордж знал, что Бенна из тех, кто не способен войти в комнату на цыпочках, так что пока его стоит держать на первом этаже.

Чтобы умиротворить доктора, Джордж отвел его в столовую, где за бренди и портвейном дремали старики Чайноветы, и велел передать на кухню, чтобы подали обед ему и голодному гостю.

Миссис Чайновет, естественно, обрадовалась новости о рождении внучки, но, как и доктор Бенна, обиделась, что ей не позволили немедленно подняться наверх. Мистер Чайновет слишком много выпил, чтобы присоединиться ко всеобщей радости, и похрапывал, положив голову на стол. Стол был длинным, так что на другом конце можно было и поесть.

Джордж никогда не любил много болтать, а доктор Бенна до сих пор лелеял обиду, и потому за столом главным образом звучала аристократичная, хотя и заплетающаяся речь бабушки, миссис Джоан Чайновет, урожденной Ле Грис, как она подчеркивала — одного из старейших и высокорожденных семейств Англии.

— Вздор, — пробормотал Джонатан Чайновет, что-то расслышав сквозь пьяную дрему. — Самая что ни на есть об-бычная семья. Приехали из Нормандии пару веков назад. Ничего особенного.

Его жена пустилась в длиннейшие рассуждения о подходящем для малютки имени. Джордж продолжал жевать, припомнив похожий случай, когда родился Валентин и состоялся подобный же разговор о его имени. Но тогда перед ним сидел собственный отец, а в кресле свернулась эта старая карга, злобная ведьма Агата Полдарк, и время от времени шипела, как змея, выплевывая свои предложения.

Джордж не был суеверным, но вспомнил, как его мать боялась старуху — в былые времена тетушку Агату давно бы отволокли на костер или к позорному столбу. И вполне заслуженно, потому что ни один колдун не причинил бы ему столько зла. Даже отцовский бронхит как будто начал прогрессировать именно с того вечера, когда камин дымил, словно сквозняк устроили какие-то сверхъестественные силы. Да и сам Джордж был чертовым идиотом, раз поддался злобной старухе. Даже в день рождения Валентина она указала, что он появился на свет во время лунного затмения, а значит будет несчастен всю жизнь.

Разумеется, она с самого начала ненавидела Джорджа, еще даже до того, как он начал ее замечать или ненавидеть. Живое воплощение четырех поколений Полдарков, которых она пережила, Агата как никто другой восставала против выскочки, поначалу допущенного в этот дом из сострадания, только в качестве школьного приятеля Фрэнсиса. А потом она наблюдала, как из ничтожества он стал важной персоной, с ненавистью наблюдала за его карьерой, пока он не завладел сначала Фрэнсисом, а затем и домом. Для Агаты было настолько же невыносимо это видеть, как для Джорджа — радостно и вдохновляюще.

Хотя многократно повторенное удовольствие уже не было столь ярким, как, впрочем, всегда и случается, Джордж по-прежнему с радостью приезжал в этот величественный дом эпохи Тюдоров, оглядывался вокруг и вспоминал свои первые визиты сюда, еще мальчишкой, потом юношей — не обученным светским манерам, простоватым и неискушенным. Тогда ему казалось, что Полдарки стоят неизмеримо выше, а их положение и собственность нерушимы.

Чарльз Уильям — отец Фрэнсиса, грузный и авторитетный, в длинном алом сюртуке, с вечной отрыжкой, переменчивым настроением и снисходительным дружелюбием. Его овдовевшая сестра миссис Джонс со своим сыном и снохой, преподобным Альфредом Джонсом и миссис Джонс. Старшая сестра Фрэнсиса — Верити, а также Росс, еще один кузен Фрэнсиса — темноволосый, молчаливый и с тяжелым характером, его Джордж тоже знал по школе и уже невзлюбил. И еще один родственник, вечно отсутствующий: отец Росса, поскольку он совершил столько неблаговидных поступков, что в доме о нем даже не упоминали. И всеми верховодила тетушка Агата — и старейшина, и позабытая старая дева, но в то же время вносящая в семью особый дух, за что все отдавали ей должное.

И теперь никого не осталось. Верити уехала в Фалмут, Альфред Джонс — в Плимут, у Росса есть собственное гнездо, а остальные в могиле. И он, когда-то неотесанный юнец, теперь владеет всем. Как и многим в Корнуолле. Но, пожалуй, именно эти владения он ценил больше всего.

— Урсула, — произнес он, озвучив свои мысли.

— Что? — встрепенулась миссис Чайновет. — Как? Что ты сказал?

— Так ее будут звать.

— Малыч-шку? Мою внучку?

— Так пожелала Элизабет. И мне тоже нравится.

— Урсула, — выговорил Джонатан, на дюйм оторвав лицо от стола. — Урсула. Маленькая медведица. Недурно. Недурно, скажу я вам.

Его голова снова упала на стол.

Миссис Чайновет потерла здоровый глаз.

— Урсула. Так звали бабуч-шку Морвенны. Она была крестной Элизабет. Умерла не так давно.

Джордж напрягся, но промолчал.

— Не могу сказать, что особенно ее любила, — продолжила миссис Чайновет. — Слич-шком много она разглагольствовала о правах женч-щин. Мой отец как-то сказал: «Если женч-щина носит синие чулки, то должна позаботиться, чтобы спрятать их под юбкой». А она — нет. Никогда она их не прятала.

— Будьте любезны, передайте мне горчицу, — попросил доктор Бенна.

— Почему вы сказали «маленькая медведица»? — спросил Джордж Джонатана, но его тесть ответил храпом.

— Полагаю, именно таково значение имени, — сказал доктор Бенна. — Как я понимаю, мистер Уорлегган, вы предлагаете мне остаться на ночь?

— Маленькая медведица, — повторил Джордж. — Что ж, я не возражаю. Урсула Уорлегган — прекрасно звучит. — Он бросил холодный взгляд на доктора. — Что вы сказали? Ах да, разумеется. Конечно же, вы останетесь на ночь. Вы же не собираетесь ехать в темноте?

Бенна кивнул с аналогичной холодностью.

— Прекрасно. Но раз до сих пор мне не позволили увидеть пациентку, то не могу понять, зачем я вообще вам понадобился.

— Боже мой! — нетерпеливо буркнул Джордж. — Дитя появилось на свет не больше трех часов назад. Доктор Энис дал моей жене микстуру, и теперь обе спят. Разумеется, вы можете их осмотреть, когда они проснутся! А до тех пор, как подсказывает здравый смысл, лучше позволить им отдохнуть.

— В самом деле, — раздраженно проговорил доктор Бенна. — Вот оно что.

— Даже мне не позволили их увидеть, — сказала миссис Чайновет. — А бабуч-шка все-таки имеет кое-какие права. Но наш жорогой мистер Уорлегган решил... Ты принимаешь большую часть реч-шений, Джордж, и как по мне, лишь так и следует вести хозяйство.