- Поляна -
В остальном же поляна была полна разных примечательностей - на хоздворе сельские жители полжизни проводят. Например, помимо нужника, там был обычный сельский душ - выкрашенная черной краской бочка с краником. Поэтому упомянутую в фантазии выше фемину вы могли встретить и выходящей из душа, а не только из нужника. Вдоль высокого дощатого забора на меже с пионерлагерем дед складировал всякие стройматериалы - в "совке" ни черта было не достать, поэтому на поляну стаскивалось все где-то найденное барахло - старые доски, фанера, кирпич, шифер, брезент, рубероид, проволока, стекло и тряпье. Когда дед что-либо строил или мастерил по мелочи (те же беседки), то мы шли с ним на поляну и выбирали из кучи сваленного вдоль забора хлама пригодные к использованию материалы. Когда б вы знали, из какого сора советские люди создавали себе бытовые удобства.
Еще на поляне были помещения для домашней птицы и животных, а именно: курятник ("курник") и свинарник (мы называли его "саж"). К курятнику каждое утро наведывалась бабушка - возле него стояла большая пень-колода, в которую был загнан топор. Бабушка излавливала в курятнике несчастливую на то утро курицу и рубила ей голову топором на колоде, после чего несла курицу в дом ощипывать и готовить нам ее на "забед". В остальное же время куры соблюдали дисциплину - с утра до наступления темноты гуляли по поляне, поклевывая всякий случайный подножный корм и сбегаясь в кучу, когда кто-либо приходил насыпать им зерна. Вечером куры заходили в курятник, и их там закрывали на ночь. Иногда на курятник совершали ночные набеги хорьки или куницы из пионерлагеря, и это была настоящая трагедия, потому что эти твари душили всех кур, лишая нас пропитания - тогда деду с бабушкой приходилось думать, чем же кормить нашу большую семью. Я любил ходить в курятник за яйцами - это достаточно медитативное занятие, собирать в курятнике яйца, теплые, с прилипшей на них соломой.
Cарай с соломой стоял тут же, в нем мы проводили теоретическую часть наших детских военных игр - устав бегать друг за другом с самодельными деревянными автоматами, стрелявшими пульками из гнутой алюминиевой проволоки (да, эти автоматы были довольно продуманной штукой - сельские дети не имели доступа к городским "Детским Мирам", а потому копировали фабричные технологии с усердием нынешних китайцев), мы залазили в сарай и, валяясь там в соломе, рассматривали географические атласы, вытащенные мной из дома (у нас была куча таких атласов, оставшихся от учебы в школе моей мамы, дяди Вовы и тетки Оли). Атласы были предназначены для старших классов, а потому наполнены разной непонятной нам информацией вроде добычи угля и производства стали по регионам нашей необъятной советской родины, но зато там были всяческие линии, кружочки и главное - красные стрелки, которые мы видели в кино на военных картах (когда там какой-нибудь маршал Жуков объясняет своим генералам, что нужно форсировать). Мы, как маршал Жуков, тыкали пальцами в эти стрелки и объясняли друг другу, что, вот они, немцы, сюда, а мы, значит, сюда. Это придавало значимости нашей беготне "в войнушку".
Зерно для кур хранилось в специальных баках - это я тоже любил, когда меня посылали к баку набрать зерна для кур, потому что если подойти к баку тихонько и быстро поднять жестяную крышку, то обязательно увидишь, как в разные стороны разбегаются мыши, а иногда и крысы. Я симпатизировал и тем и другим, и любил за ними наблюдать. Всегда считал несправедливым и предвзятым отношение людей к мышам и крысам - лично нам и те, и другие причиняли совершенно минимальный ущерб и неудобства. Например, помню, тетка Оля когда-то послала меня за своим ридикюлем, сообщив, что там имеются шоколадные конфеты, которые она привезла мне из города в качестве гостинца. Когда же я открыл теткину сумочку, то не обнаружил там никаких конфет, а вместо них нашел кучу разноцветного конфетти, каким люди стреляют из хлопушек на Новый Год. Тетка Оля меня любила, поэтому ожидать от нее шуток с конфетами вроде шутки дяди Пети-дурака из советского кинофильма "Cережа" (ясно, что я любил это кино из-за названия) не приходилось. Мы с теткой быстро догадались, что во всем виноваты мыши. Или взять зерно. Всегда в баке сидели мыши, но зерна как будто не убавлялось - уж во всяком случае, мышей не сравнить по вредности с хорьками или куницами, которые душили по сто кур за ночь. Или с комарами, которые жизни летом не дают. Или, скажем, с мухами. О, чтобы не забыть, расскажу сразу о мухах. Полагаю, глава о мухах должна стать важным звеном в напрашивающейся логической цепи "мухи - говно" (см. главу "О говне" несколько выше).
- Мухи -
На одной из моих детских фотографий (черно-белой; лет мне там пять-шесть) я сижу во дворе (взят крупный план - я заметно веснушчат, стрижен под горшок (популярная в те годы детская прическа) и, в целом, довольно мил) за столом (накрытым клеенчатой скатертью) и кушаю куриный суп (в этом я уверен, да и по лицу видно - настолько увлечен я мог быть только куриным супом). Позади же меня, кушающего за столом суп, виден виноградник, а за виноградником - саж (это свинарник, если вы забыли; он красиво вышел на фото из-за того, что выбелен известью - можно подумать, что это какая-то хатка из музея украинского быта). Посторонний человек, глянув на это фото, подумает, что оно полно дефектов - кругом видны какие-то мелкие серые мушки, как будто веснушки рассыпались-разлетелись с моего лица по всей фотографии, и припишет эти дефекты неумелости фотографа, и только лишь я один могу защитить честь фотохудожника (опять не имею понятия, кем он был), потому что точно знаю, что это за дефекты. Это никакие не мушки, а самые настоящие мухи, двукрылые насекомые. Так что эта фотография передает жизнь в ощущениях, как не все иное способно передать - возможно, эти мухи умерли раньше, чем фотограф успел проявить свои пленки, но память о них жила во мне - каждый раз, глядя на это фото, я физически ощущал их присутствие, всякий раз словно переносился в прошлое на их крыльях, снова сидел там за столом, стриженый под горшок, на фоне сажа, и кушал куриный суп.
Мухи составляли важную часть нашей жизни. Вообще, мухи и борьба с ними были неотъемлемой частью культуры советского быта, и наша семья, если можно так выразиться, стояла на переднем крае этой борьбы. Каждое лето, не реже двух раз в день, мы выполняли обряд изгнания мух из дома. Обряд состоял в следующем: мы всей семьей, вооружившись тряпками и полотенцами, шли сначала в "дальнюю" дедову комнату, где начинался процесс изгнания. Из-за того, что дедова комната была самой дальней, и открывалась там только форточка, надежно прикрытая марлей, не всякая муха туда долетала, но все же мы начинали оттуда и дружно выгоняли из дедовой комнаты единственную просочившуюся туда муху. Потом мы переходили в зал, намного больший по площади, но все еще не слишком страдающий от нашествия, рассредотачивались по периметру и гнали мух дальше по дому, пока не доходили до самой крайней комнаты - "сарая" (этимология этого названия поясняется дальше по тексту), где мух было больше всего, и оттого схватка с ними была самой ожесточенной - поставив в дверном проеме сторожевого (это была легкая, но ответственная роль, я часто брал ее на себя), чтобы мухи не проникали назад в те комнаты, откуда только что были изгнаны, мы принимались метаться по всем углам, гоня мух на улицу. Нельзя сказать, что это занятие было скучным или лишним - некоторым образом оно служило единению семьи, было тем, что сейчас называют "тим-билдинг". Можно сказать, что у нас была настоящая "дрим тим" по изгнанию мух - если бы где-то устраивался такой чемпионат, мы бы заняли там не последнее место.
Кроме активных методов борьбы с мухами применялись и пассивные. В крайней комнате-"сарае" на лампочке и в других удобных местах мы развешивали ленты-липучки (еще один артефакт ушедшей от нас эпохи; лента-липучка помещалась в маленькую цилиндрическую картонную коробочку, откуда ее следовало вытащить, потянув за нитку-хвостик, и повесить в доме на самом видном месте), на которых к концу дня скапливались целые кладбища мух. В этой непримиримой борьбе мы не применяли еще один популярный бытовой атрибут советского человека - мухобойку, несмотря на всю его эффективность (ведь в таком случае нам бы пришлось выметать тысячи убитых мух с пола и наблюдать их прилипшие трупы на стенах), мы предпочитали мухобойке тряпки и полотенца, что, безусловно, можно назвать гуманным отношением.
