Археологические материалы дают возможность говорить о каких-то значительных событиях, происшедших в империи к началу его царствования: в разных ее областях — Сурх-Котале (Северный Афганистан) и в Матхуре — оказались разрушенными храм и святилище. Каковы были причины этих событий и связаны ли они друг с другом — неизвестно, но очевидно, что единство и внутренняя прочность государства уже в тот период находились под угрозой. (При Хувишке династический храм в Сурх-Котале был восстановлен.)

Надписи Хувишки позволяют прийти к заключению, что индийские территории стали приобретать все бóльшую самостоятельность в рамках Кушанской империи.

С периодом его правления связана и надпись из Ары (недалеко от Аттока), относящаяся, вероятно, к 41 г. «эры Канишки». В ней содержатся имя Канишки и титул Kaisara (подражание римскому «цезарь»), причем сказано, что Канишка — сын Васишки (Канишка II). Поскольку Канишка II выступает с титулом самостоятельного правителя, высказывалось мнение о разделе империи на две части — западную под властью Канишки II и восточную во главе с Хувишкой, но эта точка зрения еще не получила признания^[1640]. Возможно, что Канишка II какое-то время был соправителем Хувишки^[1641], а затем лишился власти.

Кушанский пантеон. Нумизматические материалы периода правления Канишки I и Хувишки предоставляют исследователям ценный материал для изучения кушанского пантеона и выявления некоторых черт религиозной политики кушанских правителей^[1642]. Монеты названных царей занимают особое место в кушанских нумизматических сериях и отличаются прежде всего разнообразием представленных на них божеств. Уже отмечалось, что единственным божеством на монетах Кадфиза II был Шива, при Канишке положение меняется — изображение Шивы не исчезает, но появляется большое число новых.

На монетах Канишки и Хувишки встречаются имена божеств трех пантеонов — иранского, индийского и эллинистического. В первой группе засвидетельствованы Митра (Михр, в легендах монет — Мииро, Миоро), занимавший важное место в верованиях иранских народов, бог огня (в легендах — Атро или Атшо), богиня плодородия Ардохш, бог войны Веретрагна (в легендах — бактрийская форма Орлагно), божество Луны (Мао) и др. На одной монете — имя верховного бога иранского пантеона Ахурамазды.

Во вторую группу следует выделить индийские божества — Шиву, Махасену, Вишакху, Скандакумару (последние три имени относятся к шиваитскому божеству войны, считающемуся сыном Шивы). На монетах Канишки, как отмечалось ранее, встречаются изображение Будды и надписи Боддо (Будда), Сакамано Боддо (Шакьямуни Будда) и Баго^[1643] Боддо (Бог Будда).

Особую группу составляли переднеазиатские и эллинистические божества — Гелиос, Гефест, Селена, Нана (отождествлялась с иранской Анахитой). На некоторых монетах Хувишки имеется изображение Геракла. Можно упомянуть и Сераписа, культ которого был хорошо известен в эллинистическом Египте.

Исследователи по-разному трактовали культовый комплекс на кушанских монетах. Выдвигались теории о его зороастрийской основе. Х.Хумбах считал, что главной фигурой в этом пантеоне был иранский бог Митра. Нередко пантеон объявлялся эклектичным, лишенным всяких признаков системы.

По мнению некоторых ученых, монеты чеканились лишь для внешнеторговых операций и потому отразили верования тех районов, с которыми Кушаны вели торговлю. Другие полагали, что божества, изображенные на монетах, несли функции божественных спутников и покровителей монархии, служили символом божественного освящения и поддержки правящего дома^[1644].

Наиболее правильным представляется предположение, что многообразие божеств кушанского пантеона отражало этническую и культурную пестроту населения огромной империи, хотя, конечно, не исключено, что оно было и следствием культурных связей империи с эллинистическими государствами Запада, в том числе с Римом. Кроме того, кажется возможным связать и отдельные имена пантеона с этапами истории державы: иранские по происхождению божества, очевидно, свидетельствовали о роли Бактрии в истории Кушанского государства. Не случайно синкретизм пантеона более всего выражен на монетах Канишки и Хувишки, при которых закончился период основных территориальных захватов и происходило оформление многих общих для всей империи принципов государственного управления, складывание общих культурных традиций. Несколько странно, однако, что почти отсутствуют изображения буддийских и джайнских «персонажей» и «святынь» и относительно редко встречается изображение Будды: ведь эти вероучения были широко распространены в Индии той эпохи, а Матхура и Таксила являлись важными буддийскими и джайнскими центрами. Более того, именно в кушанскую эпоху буддизм из Индии распространился в Среднюю Азию. Об этом свидетельствуют археологические открытия советских ученых: были обнаружены целые буддийские комплексы, предметы буддийского культа, скульптура, эпиграфика^[1645].

Изучение кушанского пантеона показывает, что Канишка и Хувишка проводили политику религиозной терпимости, которая, видимо, лучше всего отвечала задачам укрепления разнородной по составу империи. Это отразилось на монетах и имело, вероятно, определенные цели: монеты выступали не только как средство денежного обращения, но и как своего рода инструмент идеологического воздействия. Когда же империя стала клониться к упадку и отдельные области вышли из-под контроля кушанских правителей, ситуация изменилась и на монетах перестал изображаться столь широкий круг божеств. Изменилась, очевидно, и религиозная политика наследников Хувишки.

Но основной и наиболее надежный источник наших знаний о религиозной ситуации в Индии кушанской эпохи — эпиграфические материалы. Подобно нумизматике, эпиграфика также указывает на сосуществование различных религиозных течений, ортодоксальных и неортодоксальных; немалое значение продолжали сохранять и местные культы (например, культ нагов).

Кушанская эпоха знаменовала собой важный этап в истории буддизма: это было время укрепления махаяны, разработки многих доктринальных основ религии и философии этой ветви буддийской мысли; формируются школы махаянской философии, развивается махаянская литература, укрепляется культ Будды и концепция бодхисаттв как главных «проводников» на пути религиозного «освобождения». В надписях многократно говорится о махасангхиках, которые были влиятельны в различных частях, страны (например, в Матхуре, где их главными оппонентами были сарвастивадины)^[1646]. Уже упоминавшаяся надпись из Вардака повествует об установлении священных реликтов Будды Шакьямуни в буддийском монастыре, находившемся под влиянием махасангхиков (о махасангхиках сообщают и надписи из Термеза — Кара-тепе и Фаяз-тепе). В надписях Матхуры также упоминаются монастыри махасангхиков^[1647]. Большой интерес представляет надпись из Матхуры периода Хувишки, в которой сообщается об установлении фигуры Будды Амитабхи^[1648] — единственное пока эпиграфическое свидетельство об этом махаянском культе в период Кушан. Надпись, датированная 5 г. (очевидно, по «эре Канишки»), была нанесена под скульптурной композицией, в центре которой восседает на лотосе Будда, а справа — фигура бодхисаттвы Майтреи (типично гандхарская скульптура). Надпись не только свидетельствует о популярности концепций бодхисаттв и дхьяни-будд, но и важна для датировки гандхарской школы^[1649].

Судя по надписи Сенавармы, ее составитель был приверженцем махаянских идей: текст содержит ряд религиозных формул и терминов, характерных именно для доктрины «Большой колесницы»^[1650] (в частности, упоминается о «дхарма-кайе» — «дхармическом теле» Будды). Особая значимость этой надписи состоит еще и в том, что она фиксирует распространение махаянских концепций в ранний период кушанской истории (Ж.Фюссман датирует надпись 30-ми годами I в. н. э.). В надписи из Кундуза упоминаются приверженцы школы дхармагуптака, сыгравшей немалую роль в утверждении махаяны^[1651].