Так оно и случилось с тем безымянным ребёнком, чья могила находится во дворе их особняка. Ниэмару не нравилось вспоминать о том, что некогда, ещё до рождения и на краткий месяц после, у него был брат. Их матери с самого начала говорили, что стоит ей вытравить из себя обоих младенцев, не давать им жизнь: ослабшая после долгой болезни, она не могла породить здоровых детей. Но мать отказалась.
Ниэмар раздражённо перевернулся лицом к стене, так, чтобы не видеть этой поганой колыбели, и мысленно проклял себя за чрезмерную чистоплотность. Лучше бы он спал спокойно в какой-нибудь менее чистой комнате, чем постоянно вспоминал.
Сам, лично, Ниэмар не помнил почти ничего: младенцу сложно понять, почему однажды его брат перестал кричать и шевелиться. Но отец до самой старости не мог забыть, повторяя, как молитву, события тех дней.
Породив двух слабо пищащих младенцев, Аэрин ар Шэир Таэниат умерла всего через несколько дней: отчего-то у неё начала отовсюду вытекать кровь, и вскоре она отошла к богам. Отец похоронил свою возлюбленную супругу, и в знак скорби принял посмертное имя – знак, что отныне он никогда не свяжет себя другими узами. Пусть для мужчины это было вовсе не обязательным, Ниэмар понимал: Ридхар ар Азенан любил свою жену, и не желал искать ей в будущем замену. Что же до детей, то он полагал: троих, одной старшей девочки и двух мальчиков-близнецов, вполне достаточно.
А потом была страшная, слишком холодная ночь. Ниэмар точно помнил, что в комнате горел камин, что вроде бы должно было быть нестерпимо жарко. Но пробирающий до костей холод он запомнил, запомнил и то, как почему-то не получалось кричать.
Всю ту ночь он пролежал рядом с мёртвым братом – они оба ещё не имели имён, ведь лекарь сказал, что у них невысок шанс остаться в живых. Странно, но когда на другой день Ниэмара уложили в ту же колыбель – одного – дышать стало легче, будто ничего не давило на грудь. Словно он забрал жизнь брата себе.
Больно вспоминать даже об одном ребёнке, почему-то живёт в душе стойкая уверенность: он помнит, что их было двое. И до сих пор, пусть его брат умер совсем ребёнком, чувствует себя неполным. А каково, если этих других был десяток? Сотня? Наверное, во много раз страшнее и больнее… Нет, что за ересь! Это же химера. Чудовище. Оно не может переживать по такому поводу. Скорее, оно даже и не способно понять, что такое – терять. И всё-таки…
Ниэмар перевернулся на другой бок, пытаясь привести в порядок хаотично скачущие мысли. И снова взгляд уткнулся в колыбель у стены.
Интересно, детёныши химер действительно настолько омерзительны, как про них рассказывают? Вдруг они будут не такими противными, как взрослые. Хотя… очень маловероятно.
С такими мыслями Ниэмар наконец-то смог забыться тревожным сном. Он даже не заметил, как приоткрылась дверь его комнаты, и как долгое время из полумрака на него смотрели светящиеся, поминутно меняющие цвет глаза.
========== Глава X: Следы прикосновений ==========
Ниэмару часто снились хорошие сны, но этот был приятнее прочих. Наверное, из-за своего невероятного сходства с реальностью. Рыжеволосый аристократ не видел ничего, кроме темноты, но ощущал прикосновения на своих ключицах, шее, губах… Лёгкие, прохладные и слегка щекочущие прикосновения казались действительно приятными, и Ниэмар слегка запрокинул голову, позволяя неведомому существу из сна гладить себя.
Пальцы скользили по лицу, будто некто был слепым и ощупывал его, запоминая каждую черту. В какой-то момент на лицо упала прядь волос – и её тут же бережно откинули назад, продолжая мягко скользить ладонью по лицу спящего эльфа. Прохладные прикосновения постепенно становились тёплыми: незнакомец из сна согревался чужим теплом. Ладонь бережно скользнула по ключицам вниз, на грудь, и Ниэмар прерывисто выдохнул. Слишком ярко, чтобы быть просто сном. Слишком приятно.
Ещё одно бережное прикосновение – на этот раз почти невесомое. И тёплое дыхание на лице – совсем близко. Кажется, будто это неведомое существо из сна пытается приласкаться, согреться… и подарить хоть немного своего собственного тепла рыжему эльфу. Узкая ладонь с длинными пальцами легла на щеку, другая всё ещё упиралась в грудь. Дыхание становилось всё горячее и порой нервно прерывалось: незнакомец приближался. Ещё немного, и…
Ниэмар резко открыл глаза, сообразив, что для сна это уж слишком. И тут же почти в упор уставился в светящиеся глаза склонившегося над ним Рахеля. Уж на что рыжий эльф ожидал чего-то подобного, но в душе ведь надеялся, что это неправда. Теперь же его передёрнуло от омерзения.
- Отойди! – отпихнул от себя любопытную химеру Ниэмар, брезгливо отряхиваясь. Всё тело горело, и теперь отнюдь не от удовольствия. Этот… этот дхаллас посмел трогать его! Воспользовался тем, что гость спит, и принялся изучать его лицо и тело так, как это делают его сородичи друг с другом. Кстати, получается, они и до чужих жён спокойно могут дотрагиваться?! Чудовища. У сородичей Ниэмара за одно только случайное прикосновение к любой девушке, не являющейся супругой трогающего её как бы то ни было человека, можно быть приговорённым к тюремному заключению. Конечно, это не мешает порой заводить любовниц – из числа не равных себе, разумеется, а из девиц низшего круга. А этот… Этот возомнил, что может трогать ясно сказавшего не прикасаться к нему эльфа!
- Я же просил: не трогай меня! Мне противно, когда до меня дотрагиваются такие, как ты, понятно?!
С каждым словом Рахель лишь съёживался, бормоча про себя:
- Хотел ближе смотреть. Красивое создание.
- Если ты считаешь меня красивым, это не повод меня трогать! – выкрикнув эту фразу, Ниэмар перевёл дыхание. Гнев постепенно остывал, чего нельзя было сказать о мерзком чувстве, будто его снова окунули головой в мусорную кучу. Рыжий аристократ остервенело тёр свои щёки, губы и шею, словно пытаясь стереть с них следы прикосновений.
- Сделал плохо? Больно?
- Мерзко, - в тон Рахелю ответил Ниэмар, вновь передёргиваясь. Нет, однозначно нужно поскорее искать работу и уходить отсюда. Чего доброго, его тут заставят расплачиваться натурой за гостеприимство. Или сделают из него эдакий экспонат, на который будут любоваться все местные химеры. Почему-то сердиться на Рахеля долго не получалось. Оставалось только омерзение и желание едва ли не стереть кожу до крови, только больше не чувствовать эти поганые прикосновения.
Надеясь хоть немного остудить кипящую то ли от ярости, то ли от каких-то иных чувств кровь, Ниэмар бросился к дверям дома. Рахель тенью следовал за ним, но лишь до тех пор, пока рыжеволосый эльф не выбежал из огромного, но столь пустого здания.
Он бежал к реке. Не раздеваясь, Ниэмар вошёл в воду и шёл до тех самых пор, пока вода не оказалась ему по пояс. Вздохнув, он наклонился к реке, умываясь и смывая с себя грязь чужих прикосновений.
Его, эльфа, трогал какой-то дхаллас. Химера. Омерзительное существо, которое, родившись, походило не на ребёнка, а на червя. И пусть оно выглядит разумным – разве нормально для разумного существа трогать незнакомца?! Даже пялиться в упор на кого бы то ни было – не самое приличное занятие. А уж трогать этого самого кого-то руками – действие, достойное животного, а не воспитанного существа.
Смыть, смыть. Жаль, нельзя содрать кожу и отрастить вместо неё новую. Хотя, химеры-то как раз это могут. Они вообще многое могут. Помнится, когда-то представители властей хотели не отбирать у химер самок и сжигать кладки, а всего лишь оскоплять самцов. Но даже мужские половые органы у них отрастали заново, как какие-нибудь хвосты у ящериц. Они и есть, по сути, такие же ящерицы. Или собаки. Но у них нет присущего нимрас ума, нет чувств. Они – просто чудовища.
Так думал Ниэмар до тех самых пор, пока неприятные ощущения от чужих прикосновений не стихли. Если подумать, химеры могут принимать любой облик, какой пожелают. Почему же они не пытаются скрыть своё происхождение, и все, как один, выглядят бледными и тощими уродцами?.. Нужно будет спросить у Рахеля. Может, он ответит на этот вопрос.
