Всё как во сне. Но больно – значит, по-настоящему. Сердце вновь то забывает, как биться, то колотится в бешенном ритме. Всё настоящее. И стеклянный дворец, и жуткие куклы, и небольшое красное пятно, расползающееся по ткани, и радостный смех Королевы:
- Придумала! Наша невеста обязательно будет в красном!
========== Глава IX: Первая фрейлина ==========
Боль где-то в районе сгиба локтя. Слабые воспоминания: жуткая кукла, ткань, булавка. А потом… потом он, кажется, упал в обморок.
В слабой надежде, что сейчас он увидит низко нависший потолок палатки и спящих родителей, Кеннет открыл глаза. Но нет: огромная люстра из разноцветных стекляшек, какие любят вешать в гостиных любящие кошек старухи вроде миссис Галбрейт, высокий потолок, затянутые тканью стены… И лица. Многочисленные набелённые лица странных, будто фарфоровых, женщин.
- Тебе лучше держать себя в руках. На первый раз Королева придумала оправдание невесте, но в следующий раз ей может не понравиться такое поведение.
- П… Придумала чего? – с трудом пролепетал младший Каррингтон. Хорошо хоть булавку додумались извлечь, пока он валялся в беспамятстве – будучи в сознании, он наверняка не сумел бы запросто выдернуть из себя острую железку.
- Оправдание. Она сказала: невеста волнуется перед свадьбой, и потому только лишилась чувств. Твоё счастье, что она уже увлеклась Игрой. И вдвойне твоё счастье, что ты согласился. Воспротивься ты, пришлось бы играть по правилам её брата, и поверь: дело не обошлось бы одной булавкой.
- Легко вам говорить, - проворчал Кеннет, баюкая раненную руку. – Не в вас же её воткнули!
Губы набелённой женщины странно дрогнули. Затем она, посмотрев куда-то вверх, шепнула:
- Меня зовут Клодия. Я – первая фрейлина Её Величества.
- А, то есть это вы тут правите за неё и всё такое? – фыркнул младший Каррингтон, постепенно приходя в себя. – Только не говорите, что вы все слушаетесь эту полоумную.
Послышалось тихое мычание: похоже, это была одна из доселе молчавших «куколок», отчего-то прикрывавшая нижнюю часть лица веером. Кеннет передёрнулся:
- Что такое?! Говорите нормально!
Вместо ответа мычащая женщина медленно опустила веер. Младший Каррингтон коротко вскрикнул. Она же с трудом приоткрыла рот – открыть его шире мешали грубые нити, сшивавшие верхнюю и нижнюю губу между собой – и жалобно замычала, демонстрируя полное отсутствие языка. Будто силясь что-то сказать, она ткнула пальцем на Кеннета, затем – на свой зашитый рот. Что бы изуродованная женщина ни имела в виду, это явно не сулило «невесте» ничего хорошего.
- Не говори так о Королеве. Иначе она разозлится, и прикажет тебя переделать, - спокойно, будто сумасшедшим здесь являлся исключительно младший Каррингтон, проговорила Клодия. – Все мы должны быть послушными, и вести себя так, как пожелает она. Пока мы нравимся ей – мы в безопасности.
Всё это произносилось заученным, чрезмерно спокойным тоном. Спокойным, мать их?! Да как можно вообще сохранить башку на плечах, когда твоя жизнь зависит от какой-то там двинутой на всю голову девчонки, пусть и Королевы!
- Да вы тут все с ума посходили! – заорал Кеннет, ища взглядом, чем бы запустить в жутких «куколок». Шут бы с ними, в конце концов, они сами для себя выбрали такую жизнь, но…
- Мы ничего не выбирали. У Королевы есть её солдаты. Солдаты, которых нельзя убить. Даже если их сломаешь, их починят; их слишком много, слишком. А потом придут Мастера, переделают тебя…
Младший Каррингтон, ухвативший уже за горлышко стоявшую на этажерке вазу и собиравшийся швырнуть её об стену, замер, пытаясь переварить услышанное.
- Солдаты?.. Вы о куклах, что ли?..
Клодия не ответила; на пару мгновений отвернувшись, она направилась к стулу у стены. Только сейчас Кеннет заметил: там лежало криво сшитое тёмно-красное платье со странными узорами. Впрочем, нет, это не узоры, а всего лишь отдающие характерным запахом следы машинного масла. На рукаве, в районе локтя, темнело едва заметное бурое пятно. Ранку вновь кольнуло, словно Швея опять вонзила в то же самое место булавку.
- Надень это.
- Я что, девчонка, чтобы напяливать платья?! – попытался возмутиться младший Каррингтон. Но сам собою взгляд устремился к женщине с зашитым ртом, к с трудом различимому «огрызку» языка, виднеющемуся между губ… По спине побежали мурашки. Вслед за страхом пришло осознание: бежать некуда. Там, в лесу, эти жуткие многоножки, которые наверняка схватят его, и… как там сказала Клодия? «Переделают»? Лишь сейчас взгляд отмечал тщательно скрываемые набелёнными дамами уродства. Особенно выделялась одна из них, ранее прятавшая лицо в ладонях. На узком, ярко раскрашенном лице не было глаз, лишь темнели пустые, давно заросшие глазницы. Словно почувствовав чужой взгляд, она прошелестела:
- Королеве не нравится серый. Он слишком простой, слишком блеклый. Она сказала – красный будет лучше. Она любит красный цвет…
Безысходность, тоска, боль… В каждом слове их было слишком много. Клодия молитвенно сложила руки на груди:
- Поверь… Поверь, все мы хотим освободиться. И выход есть, мы нашли его. Но… но ты нам нужен. Без твоей помощи нам не справиться, не сбежать. Прошу, делай, как велит Королева: после мы ещё поговорим. Я бы и сейчас всё рассказала, всё, но она приказала начинать Игру. Пожалуйста, надень платье, поспеши, пока не поздно, пока она не обозлилась или ей не наскучило ждать…
Из всех слов первой фрейлины Кеннет услышал лишь одно: выход есть. И потому торопливо потянулся к платью. Пальцы коснулись ткани – мокрой, липкой и отчего-то чрезмерно скользкой…
========== Глава X: Танцуй! ==========
От узкого, неприятно липнущего к телу платья пахло маслом. И кровью. Даже не ясно, что пахло сильнее и был ли запах крови на самом деле. Кеннет уговаривал себя: это лишь воображение, на деле от ткани несёт дешёвой, не успевшей высохнуть краской. Сворачивающейся, темнеющей и заставляющей ткань хрустеть от каждого движения краской.
Настоящие невесты, насколько мог судить младший Каррингтон, до начала церемонии передвигаются в облаке восторженно верещащих подружек. Это потом уже отец невесты под торжественную музычку передаёт дочурку жениху, и далее по тексту. И сейчас толпу подружек усиленно изображали фрейлины – особенно те из них, что могли говорить. Громче всех восторгалась Клодия: кажется, она несла какую-то девчачью чушь о красивом платье, о том, как повезло «прелестной невесте» с будущим супругом… Слова сливались в бесконечную струю, давящую на уши. Противно. Нервно дёргаются губы, дрожат руки. Толчок в плечо. Еле слышный шёпот:
- Улыбайся. Невеста должна быть счастливой, иначе её накажут.
Они-то все улыбались, даже фрейлина с зашитым ртом уродливо кривила губы. Все они изображали радость глупо, неестественно, как дешёвые пластиковые куклы, из тех, что продаются в блестящих розовых коробочках за пару-тройку баксов. Может, как раз из-за неискренности нарисованных улыбок дорогие куклы почти никогда не улыбаются?.. Но делать нечего. Приходилось растягивать дёргающиеся губы.
Тем временем распахнулись очередные двери. Заиграла та самая торжественная музыка – впрочем, звучала она хрипло и надтреснуто, как если бы её воспроизводил задыхающийся от дряхлости граммофон. Кажется, эта зала должна была изображать из себя церковь. Повсюду золото, скамьи, свечи… Присутствовал и алтарь, и священник за кафедрой, и хористы, облачённые в бело-золотое. Вот только вместо икон виднелись портреты Королевы, и куда ни глянь, нельзя было увидеть ни единого креста.
- Пойдём, - Клодия, чуть наклонившись, взяла под руку «счастливую невесту». – Королева придумала так: у тебя нет отца, есть только мать – я. А значит, мне и вести тебя к алтарю.
Кеннет промолчал: его единственным желанием сейчас было закончить всё это побыстрее. Хористы покачивались в такт музыке из стороны в сторону, и не сразу он заметил: это не люди, а деревянные манекены. Их рты открывались и закрывались, но звук доносился не с той стороны: похоже, этих жутких существ поставили исключительно ради соответствующего «праздничного» антуража. Всё меньше происходящее походило на настоящую свадьбу: скорее уж, так себе представляет свадебное торжество тот, в чьей жизни его ни разу не было.
