Со звоном осыпались на пол разломанные звенья золотой цепи, и Ингвуд едва успел отшатнуться. Теперь не так ярко сверкала блестящая одежда: окрасилась у плеча тёмной кровью. Нет, к чему глупые мысли – они убьют, убьют друг друга!
- Прекратите! – кричала бы Шантия, но голос обратился в жалкий хрип, и лишь открывался и кривился рот. Тем временем вполоборота посмотрел на невесту Кродор, чуть склонил голову, улыбнулся – и топор встретился с плотью. Развеялась страшная магия, не позволявшая до того закрыть глаза – и Шантия зажмурилась, жалея, что всё ещё слабы руки, что не получается закрыть вдобавок уши.
- И так будет с каждым, - рычал Кродор – не человек, дракон, - с каждым, вы слышите, кто посмеет сомневаться во мне, кто посмеет оскорбить мою семью!
Кричала женщина – наверное, Фрина – но крики быстро смолкли. Разговоры, шёпот, кое-где даже смех. Шаги. Пахнущий кровью дракон подошёл к будущей невесте. Нельзя, нельзя больше жмуриться, нужно понравиться. Она открыла глаза – как раз вовремя, чтобы увидеть, как шмякнулась под ноги, обрызгав кровью подол, отрубленная голова.
Шантия не закричала, нет, лишь зажала рот рукой, попятилась и побледнела – не упасть бы, нет, не из страха показаться слабой, а лишь из дикого ужаса коснуться случайно мертвеца, коснуться крови, запачкаться в ней ещё сильнее. Погасла улыбка лорда:
- Это – мой дар, но вы, как вижу, не желаете принять его.
Чудовище, истинное чудовище Антара – нет, нельзя так думать. Он убил человека за оскорбление, но убил не ради себя…
- Простите, - пролепетала Шантия, стараясь не дышать, ведь с каждым вдохом проникал внутрь и запах свежей крови, - на моей родине не принято дарить чужую смерть.
Кродор не сказал ни слова, лишь махнул рукой. Откуда-то показались слуги, которые выволокли из залы и голову, и тело Ингвуда, и его давящуюся рыданиями жену. Лица, лица – равнодушные, будто бы вспышка гнева со стороны правителя не напугала их, будто случилось нечто обыденное…
- Однако ваша дочь весьма впечатлительна, Ваше Величество, - чуть прищурившись, проговорил людской вождь. – Неужели не доводилось ей прежде присутствовать на турнирах?
- Турнирах?.. – непонимающе переспросил отец. Следом поразился и Кродор:
- Разве вам не случалось устраивать турниры? – не подходи, не подходи к тем, кто тебя чище, твои руки пахнут кровью. – Как же вы узнаёте, кто из ваших рыцарей – сильнейший и достойнейший?
- У меня нет рыцарей.
Распахнулись двустворчатые двери, забивая запах крови ароматом жаренного мяса и вина. Шантия вновь зажмурилась: на мгновение показалось, что это человека, убитого только что, они зажарили, как свинью. Никто не плакал больше в душной зале, никто не кричал и не оскорблял ни лорда, ни его невесту; празднество, веселье, как если бы смертоубийство только привиделось слегка захмелевшим гостям. Но Шантия не могла пировать, и не только лишь из-за смерти незнакомца. Теперь Кродор реже смотрел на будущую супругу, реже касался: лишь изредка мелькал пугающий блеск в драконьих глазах.
========== Путь надежды. Глава VIII ==========
- Зачем страшный человек убил другого?..
Скользит по ткани, оставляя мягкий, чуть расплывающийся у краёв след окрашенная пурпуром кисть. Шелестит, переливается в мерцании свечей белый шёлк.
- Он сделал это ради меня. Я – его будущая жена.
Ради брата нужно держаться, нужно говорить уверенно и продолжать выписывать затейливые завитки – то ли надпись, то ли изящный узор. Выписывать, пока не устанет кисть, имя северного варвара, сплетённое воедино с её собственным.
- Но ты же об этом не просила! Зачем?
Проще будет не говорить с Ишханом вовсе, решила Шантия, не слушать глупые вопросы, на которые и сама не можешь дать вразумительного ответа. Зачем убил? Затем, что он – дикарь, для которого смерть так же естественна, как для других – ночной сон, он – хищник, который не может приступить к трапезе, не вкусив свежей крови, он – дракон, который не терпит неповиновения! Какие ещё, во имя милости Незрячей, нужны объяснения?
«Ради меня. Ради меня», - шептала Шантия себе под нос, пытаясь убедить не столь брата, сколько саму себя. Нельзя, нельзя думать дурное о человеке, с которым намереваешься разделить остаток жизни; нет, он суров, но лишь с чужаками, тех же, кто верен, он обогреет и защитит. И отныне так, как сплетены имена, сплетутся и судьбы. Джиантаранрир указала своей дочери именно этот путь, и никакой другой. Кощунственно, мерзко думать, что кому-то из сородичей она прежде указала верную смерть среди морских просторов.
Последний штрих, последняя капля багрянца на белоснежном полотне – и Шантия отложила кисть. Когда-то, будучи совсем малышкой, она мечтала о том дне, когда своей рукою вычертит два имени; тогда красный цвет означал лишь жар закатного солнца, дорогу, по которой приходят из Вечности души новорождённых, означал свет и радость грядущей жизни. Теперь же ей отчего-то думалось: как же похоже на пролитую кровь, забрызгавшую подол платья, и изящные штрихи складывались в глазах совсем не в утешительные письмена.
Шантия едва коснулась тонкими пальцами первых нанесённых линий, и краска не оставила на них следа. И хорошо, и плохо одновременно. Чем быстрее застынет тщательно выверенная вязь, тем скорее придётся ей вновь явиться перед драконом. Надо поскорее исправиться, поскорее извиниться, а трусость внутри шепчет: «Пускай, пускай лорд поскорее отойдёт ко сну, пускай лишь завтра ты поднесёшь ему свой дар, завтра, завтра»…
А меж тем сквозь узкие окна слышатся крики приблудных чаек и плеск озера. Быть может, если закрыть глаза, удастся и представить, будто бы там – родное море. И вовсе краска не похожа на кровь: пахнет она совсем по-другому, да и не темнеет, засыхая, не въедается ядом в каменные плиты пола. Лорд Кродор убил, но убил человека, оскорбившего его семью; довольно для варвара и такой причины.
- Ты куда?! – заволновался брат, заметив, что Шантия, держа расписанное пурпуром белое полотно на вытянутых руках, направляется к дверям.
«В драконье логово», - сказала бы она. Но не стоит пугать Ишхана. Ему придётся, верно, в разы хуже, чем ей. Служить дракону – значит, и самому выучиться быть убийцей, и так же смеяться, проливая кровь друзей и врагов во славу неясной цели.
- Я должна подарить это своему супругу. Таков обычай. Ступай к маме и скажи ей, чтобы не беспокоилась, и… и забрала краску. Я закончила.
Не думать, не вспоминать, какими глазами смотрела на свою дочь Шэала, когда услышала робкое «Матушка, дай, пожалуйста… Ты ведь взяла, я знаю». Нет, не восхищение силой своей дочери, не смирение с волей Незрячей; усталость и укор виделись в этом тяжёлом взгляде. Почему не согласилась, почему не сбежала, почему не оставила своей семье должное утешение?! Будь воля матери, она бы закричала – «Не смей, остановись, возвращайся, я не отдам тебя», - и ещё сотни тысяч слов. Простые красные буквы-узоры на белом шёлке – точка, поставленная после принятого решения. Однажды сплетя своё имя с чужим, ты не имеешь более права и силы отступиться; ты должна будешь хранить верность тому, кого избрала супругом. Если будущий муж тебе не по душе, довольно и сделать вид, будто ты забыла о старых традициях, и тогда ваш брак пред ликом Богини не будет стоит и раздавленной ракушки.
Сплетённые имена – сплетённые судьбы. Навсегда.
- Куда вы направляетесь, госпожа?
Говорит встреченный страж с показным почтением, чуть склоняет голову – а в глазах холод и недоверие. Нужно не бояться людей; нужно принять – для них это естественно.
- Я бы хотела увидеть моего будущего супруга.
Такая простая фраза, но стражник, кажется, здорово растерялся:
- Это что ж это – до свадьбы? Вам отец-то дозволяет? Ох, ну дела…
Шантия с трудом удержала рвущиеся наружу слова, что отец и знать не знает о подготовленном ей даре, что она сама решила прийти к лорду и не нуждается в чьём-то дозволении. Нет, проще кивнуть и улыбнуться: слишком долго объяснять. И тогда кивает в ответ суровый страж, и ведёт, ведёт по бесконечным пятнам мерцающего света.
