Какое-то время мы молча курили, наблюдая за Мансуром, который, истерично матерясь, пытался очистить штанину от фекалий свежими лопухами. Только он мог в ответственный момент снятия трупа с веревки наступить ногой в парашу и чуть не сдернуть с покойника штаны, пытаясь поймать равновесие на скользком полу сортира. И виноваты в таком поведении моего друга совсем не токсичные пары зеленого клея, он просто всегда такой.

– Жалко Короля, – сказал Мансур, закончив гигиенические процедуры, – ты ведь, Фанис Филаретович, его всю жизнь знал. Присматривал за ним. В прошлый раз его от греха уберег, а в этот раз не доглядел. Что его в петлю потянуло?

Участковый пожал плечами и отвернулся, всем своим видом показывая, что разговаривать на эту тему он не собирается. Мансур посмотрел на меня в надежде на то, что я поддержу его непринужденную болтовню. Я не стал озвучивать свои мысли, что живи я такой «королевской» жизнью – повесился бы уже давно. Я глядел на своего друга и уже видел, как всю оставшуюся жизнь он будет рассказывать эту историю, которая всегда будет обрастать всё новыми и новыми подробностями.

Мансур Хазырбаев был человеком довольно странным. Этот индивид был уникальным представителем гибрида откровенной тупости и фантастической хитрости. Родившись в неблагополучной и многодетной семье, он проявлял чудеса смекалки, дабы избежать любой физической нагрузки и повысить уровень комфорта своего существования. А условия жизни в огромной семье Хазырбаевых были просто ужасными: целая толпа бомжеватого вида людей ютилась в маленькой хибаре, похожей на старую голубятню. Мансур всегда каким-то образом умудрялся избегать и любой работы, и всяческих наказаний за невыполнения оной. Ярким примером мансуровской хитрости служит случай, когда тринадцатилетний Мансур развалил брак своей старшей сестры Зульфии, с целью завладеть более удобным спальным местом. После свадьбы сестры нашему герою приходилось спать на холодном полу, прикрытом тонким матрасом. Такие условия, само собой, не оказали позитивного влияния на характер Мансура, и после трех лет мучений и отчаянных попыток устроить разлад в новой ячейке общества, моему другу наконец-таки удалось решить проблему. Хитрый план был достаточно прост: Мансур всего-то лишь научил своего трехгодовалого племянника фразе: «дядя Васген приходил». Естественно, Вова – муж Зульфии, услышав от своего первенца мрачные слова «дядя Васген приходил», преисполненный праведным гневом, направился в соседнее село Верхний Басрак, где жил единственный в округе человек с подходящим именем. Ревнивый муж набросился с кулаками на ничего не подозревающего грузина, но получил жесткий отпор в виде порции щедрых пиздюлей, которые сопровождались вполне резонными замечаниями: дескать «в вашей халупе, дорогой, и присэсть нэгде, гдэ там сэкс дэлать». Не вняв гласу рассудка, оскорбленный и избитый Вова собрал свои вещи и покинул старую халупу, которая успела ему уже порядком надоесть. Позже Вова устроился работать на Север и, говорят, вполне себе неплохо зажил. Также, как и Мансур, который тут же занял кровать, освободившуюся от бывшего зятя. В тоже время недалекость моего друга просто поражала воображение. Сказать, что он глуп как посох, это ничего не сказать. Если бы наше село подверглось нападению зомби, которых иногда показывают по телевизору, Мансур оказался бы единственным выжившим, так как, насколько я знаю, каждому уважающему себя зомби, в первую очередь, нужны мозги.

– Ну что, как дальше его? – спросил Мансур. – До больницы его ведь как-то доставить надо.

– На моей повезем, – ответил участковый и со вздохом поднялся на ноги, – сейчас подгоню.

Фанис Филаретович щелчком отправил окурок в сторону туалета и вышел со двора. Через некоторое время послышался характерный скрежет стартера, который так и не закончился заводом двигателя. Участковый неразборчиво выругался и продолжил попытки завести машину. Мансур настороженно посмотрел в сторону шума и с заговорщицким видом достал из кармана тюбик «Момента» да пару пластиковых пакетов. Мы сделали по сорок вдохов и убрали пакеты. Фанис Филаретович всё ещё пытался завести свой «Москвич», только скрежет стартера слышался уже будто издалека.

Осоловело вращая глазами, я попытался сфокусироваться на своем друге. Но увидел совершенно другое…

Я увидел Серого Владыку.

– Оставьте меня одного, – сказал Серый Владыка. Он поджал обветренные губы и отвернулся, – просто оставьте меня одного. Я устал слышать. Устал видеть. Устал говорить. Устал думать. Я хочу уснуть и не видеть никаких снов. Не чувствовать никаких запахов, хочу лишиться всяческих эмоций.

– Но ведь это смерть, – сказал Мыслитель.

– Нет, – возразил Серый Владыка, – смерть – это просто ещё один шаг. А я не хочу никуда двигаться.

Почесав затылок Мыслитель обнаружил у себя на пальцах клок седых волос. Он стряхнул волосы и их тут же унес ветер. Они покатились по сухой земле словно перекати-поле. Он привык к царящей вокруг энтропии. У него выпали все зубы, а кожа рассохлась и стала похожа на старый пергамент. При малейшем прикосновении кожа рвалась и обвисала тонкими лоскутками. Глаза давно высохли и провалились в череп. Но Мыслитель не испытывал ни малейшего сожаления из– за утраты зрения. Ведь он мог размышлять, а для этого он и был создан.

– Серый Владыка, – Мыслитель решил предпринять, ещё одну попытку докричаться до этого загадочного существа, – скажи, что есть то место, где мы живем.

– Оставьте меня одного, – сказал Серый Владыка, – в этом месте, где гниют львы. – Он отвернулся, уставился в какую-то неведомую точку в пространстве и застыл, как статуя. От него больше ничего невозможно было добиться.

Мыслитель хотел было спросить о своей потерянной короне, но его внимание отвлек Головаст, появившийся на поляне…

Меня вернули в реальность страшные звуки автомобильных выхлопов. Участковый наконец– таки справился со строптивым автомобилем. Я ошарашено огляделся и увидел Мансура, который неподвижно сидел на траве и стеклянным взором буравил пространство. Я пнул друга, чтобы привести его в чувства.

– Бля… – прошептал Мансур, вернувшись в наш мир. Он посмотрел на меня, явно желая поделиться своим последним опытом, но этому помешал Фанис Филаретович, который деловито подогнал к нам свой древний «Москвич-412» ржаво-красного цвета.

– Потом поговорим. – ответил я Мансуру, поднимаясь с земли. – Фанис Филаретович, в багажник Короля?

– На переднее сидение сажай, – ответил участковый, – где твоё уважение к почившим?

– Да ему-то какая разница? Он умер в сортире!

– Азат, сажай, говорю, – настоял участковый, – и не забудь пристегнуть ремнем, чтобы он ненароком не упал на меня. Когда уже Варнава Фомич выпишет на село карету скорой помощи?

С помощью Мансура я усадил Короля на старое потрескавшееся автомобильное сидение и защелкнул ремень безопасности. Покойник мирно уронил голову на грудь.

Мы расселись по местам: я и Мансур расположились на заднем сидении, а участковый – на водительском. После минутного манипулирования рычагом переключения коробки передач, сопровождающегося оглушительном треском, машина тронулась, выстреливая облака черного дыма в чистый сельский воздух.

Внутреннее убранство машины давно утратило лоск былой роскоши. Потрескавшиеся дерматиновые сидения были прикрыты старыми киргизскими ковриками. Ручек, отвечающих за открытие окон, давно уже не было на месте. Украшением служила лишь огромная рыбина из капельницы, висящая на мутном зеркале заднего вида. В автомобиле пахло отсыревшим пальто. Интерьер машины, которая всем своим видом иллюстрировала теорию упадка сельских поселений, удачно дополнял труп Короля Рваны Жопы. При каждой кочке покойник весело подпрыгивал и стукался лбом о лобовое стекло.

– УАЗ хочу взять, – отметил Фанис Филаретович. Было видно, что он стесняется этой старой машины, на которой ездил ещё его отец. Участковый погладил руль и добавил, – но эту ласточку всё равно оставлю себе. Подшаманю немного…