— Извини, брат, я не хотел. Случайно вышло. Больно?
Водитель смотрел на него странно, с опаской.
— Все нормально, хорошо все… — Он, обойдя Бежина боком, по дуге, быстро сел в машину, пачкая сиденье, и немедленно уехал.
Бежин спустился в подземный переход.
Два быка появились в проеме ворот.
— Эй, — окликнул первый. — Есть здесь кто?
Ему ответило эхо.
— Может, уже? — сказал второй.
— Проходите, молодые люди, раз уж пришли, — послышался из темноты голос Левко.
— Лучше ты сюда выходи, — сказал первый. Левко вышел на середину цеха, стараясь идти так, чтобы между ним и быками, потенциальным укрытием, оставался штабель мешков с цементом. Лицо его было скрыто черным чулком. Быки одновременно посмотрели наверх, ожидая выстрела.
— Да проходите же, не стесняйтесь, — настаивал Левко. — Что на пороге-то стоять?
Парни нерешительно подошли к штабелю.
— Принесли? — спросил Левко.
— Ну… — растерянно потянул первый и посмотрел на кейс у себя в руках. Второй все смотрел наверх, оглядывая балюстраду по периметру.
— Да что вы все головой крутите? — с некоторым раздражением спросил Левко. — Уверяю вас, там нет ничего любопытного. Вот, разве что, здесь.
Левко разворошил пустые бумажные мешки из-под цемента. Под ними обнаружился труп строгого охранника. Он лежал на штабеле, словно на анатомическом столе, чинно сложив руки на груди. Лицо, припорошенное цементной пылью, было исполнено достоинства и строгости, как при жизни.
— Вы это искали? — спросил Левко.
Второй потянулся к оружию.
— Отставить, — скомандовал Левко. — Что это у вас на лбу?
Первый взглянул на второго. На лбу у того ярко светилось рубиновое пятнышко.
— Учтите, молодой человек, если вы сделаете глупость, это будет последняя глупость в вашей жизни. — Левко перевел взгляд на первого. — Давайте сюда.
Первый через штабель протянул кейс. Левко взял его и жестом приказал встать на место. Он открыл чемодан и высыпал содержимое на живот мертвого охранника. Оттуда высыпалась всякая мелочь — сигареты, бумаги, презервативы.
— Итак, полная корзинка пенисов, — раздумчиво заключил Левко. — Чувствовал же я, что не следует с вами связываться.
— Мы ни при чем… — заблеял первый. — Нам сказали… Он отдаст…
— Уже нет. Поймите меня правильно, ребята: я не могу простить даже попытку обмана. В отличие от вашего командира мне дорога репутация. Она стоит больше Червонца. — Он обошел штабель, взглянул в глаза второму. — А мысли у вас блудливые, молодой человек. Уши вам в детстве мало драли.
Левко взял его за ухо и резко дернул вниз. Бык взвыл, схватился за место, где только что было ухо. Левко протянул ухо первому.
— Держите.
Первый дрожал, как желе и не двигался.
— Я же прошу, — повысил голос Левко.
Первый подчинился. Второй плакал, закатывая глаза ко лбу, пытаясь разглядеть зайчик прицела. Левко потрепал его по щеке, подбираясь ко второму уху.
— Ну-ну, будьте мужчиной.
— Не нужно, пожалуйста, не нужно…
— Это вам не нужно. А мне ваши уши очень нужны. — Левко взял его за ухо, но оторвал не сразу. Страх в глазах быка доставил ему удовольствие. Он дернул. Бык взревел как бык.
— Больно? — спросил Левко. — Потерпите, сейчас пройдет.
Левко отдал ухо первому, достал из подмышки безухого пистолет, методично произвел два выстрела — в живот и в лоб. У первого потекло из штанины. Он с ужасом наблюдал, как Левко кладет уши в кейс.
— Теперь они и ему не нужны, — объяснил Левко и протянул ему кейс. — Передайте это командиру. И еще скажите на словах, что перед его трагической гибелью я освобожу его не только от ушей, но и от всех обязательств передо мною. Запомнили?
— Сказать, что яйца оборвешь, — промямлил бык.
— О, Господи, разве я это говорил? Вот так и рождаются слухи. Ладно, идите уже.
Он развернул парня, подтолкнул в спину. Тот пошел неверными шагами, ускорил шаг, побежал, спотыкаясь и оглядываясь.
На маленькой сцене «Вертепа» исполнялся цыганский танец. Бежин, одетый в шелковую рубаху с широкими рукавами, с блестящими волосами, прилизанными бриолином мастерски импровизировал фламенко, но его не замечали — внимание было приковано к стриптизерше. Щелкая кастаньетами, она снимала одну юбку за другой, вдохновенно отбивая замысловатую чечетку. Павлов поднял бокал.
— Выпьем за помин души незабвенного друга?
— Не ерничай, — попросил Широков. — Земля ему пухом и царствие небесное.
Они выпили, не чокаясь. Мизинцем с дорогим перстнем Павлов слегка сдвинул бархатную портьеру кабинета, взглянул на танцовщицу. Зуб его блеснул. Широков знал, что это означает, но ему было не до танцев.
— Почему они не звонят?
— Кто? — спросил Павлов.
— Передали они деньги?
— А если нет?
Широков посмотрел на него внимательно, но Павлов глядел на сцену, где дело дошло до интимных частей туалета.
— Я бы не стал шутить с Левушкой, — сказал Широков.
— Да кто он такой? — возразил Павлов. — Ты его видел?
Широков зябко передернул плечами.
— Слава, Богу, нет. Но шутить я с ним все равно не стал бы.
В зале праздновала компания молодых людей. Старший поднялся с бокалом.
— Хочу выпить за криминал.
За столом зашумели, послышался смех.
— Вот, говорят, что мафия бессмертна, так? А пока есть криминал, будем и мы. За нас и за мафию!
Компания дружно выпила.
— Логично, — согласился Павлов. — А пока есть они, будет и криминал. Бойцы.
— Можно? — В кабинет проскользнул мэтр. — Извините, к вам пришли.
— Кто? — спросил Широков.
— Вроде, из ваших… — Мэтр подобострастно глядел на Павлова.
— Так в чем дело? — с раздражением спросил Широков. — Они мокрые… И пахнут.
Парень с кейсом и дикими глазами пробирался меж столиками. Мэтр брезгливо посторонился пропуская парня в кабинет. Павлов нахмурился.
— Что случилось? Где Пиня? Да, говори, онемел ты, что ли? Что с Егоровым?
— Нету их. — Парень протянул кейс Павлову. — Это они вам велели передать…
— Кто? — Павлов щелкнул замками.
Внутри кейс был испачкан кровью, он не сразу понял, что сморщенные кусочки мяса в углу чемодана — уши Пини.
— Фу, гадость! — Павлов бросил кейс на пол, побледнел, его затошнило.
Он налил минералки, выпил быстрыми глотками.
— Исчезни, — приказал он парню, — не воняй здесь.
Парень исчез.
— Уберите это.
Мэтр салфеткой поднял уши с ковра, сложил кейс, вышел. Широков, словно завороженный, глядел на действия мэтра, потом поднял на Павлова глаза, полные страха.
— Значит, ты не отдал деньги?!
На сцене голая танцовщица лихо отплясывала испанскую чечетку. Павлов молчал.
— Толя, я не понимаю, почему?! — допытывался Широков. — Жалко стало?
Павлов фыркнул.
— Так тебе сейчас эта глупость дороже обойдется. Скупой платит дважды…
— Но не трижды, — слабо возразил Павлов.
— Не трижды, — согласился Широков. — Вдесятеро, в сто раз! Ты понимаешь, что ты уже покойник?!
Павлов, глядя на обнаженную девушку, почесал возбужденное естество.
— Пока нет.
— Ты понимаешь, что так не делают? Это не по закону, не по понятию!
— Плевать я хотел, — сказал Павлов.
В туалете над писсуарами были установлены большие зеркала. Облегчаясь, Бежин смотрел на свое лицо. Подведенные глаза, нарисованная ниточка усов делали его похожим на дона Альфонсо из мексиканского сериала. Бежин скорчил кровожадную физиономию. Получалось смешно, как у них. В зеркале он видел как в туалет вошел Широков. Увидев Бежина, тот замешкался, поставил кейс на умывальник и скрылся в кабинке. Вслед за ним вошел один из празднующей компании. Возле умывальника он брызнул себе водой на разгоряченное лицо, взглянул на кейс.
— Твой? — спросил он у Бежина.
— Нет, — признался Бежин.
Парень взял кейс и направился к двери. Воров Бежин не любил и с детства знал, что их бьют.
