Эрчер кивнул, отходя. Он думал о Родине. Какая она? Почему-то все воспоминания о ней были стерты, только иногда прорывалось что-то: белая река в дымке тумана, жгучий лист крапивы у кованной ограды, запах весны, летящий по улицам пух…

Неужели больше не было ничего хорошего, и все остальное было окрашено изменой и не имело право на существование?

— Нет, — улыбнулся Рихард, — просто твоя коррекция прошла неудачно, и ты забыл слишком многое. Я же говорил, ты никогда не был настоящим изменником, просто запутался. Понимаешь?

— Да, — согласился Эрчер, поймал его руку и поцеловал в ладонь, прикрывая глаза.

Рихард был поразительно терпелив, не раздражаясь одними и теми же вопросами. Снова и снова прогонял его тревоги.

А на Альвейме была осень, высокое серое небо и ровное, как стекло, посадочное поле. Эрчер украдкой оглядывался в космопорте и на улицах города, пытаясь хоть что-то узнать. Ему казалось, что здесь должно быть оживленней, что раньше линии зданий были менее строгими, а люди двигались не так… упорядоченно. А может, он просто никогда не был в столице северного континента.

— Скоро уже в море купаться будем, — улыбнулся Рихард на ступеньках канцелярии, у него были какие-то дела в комиссариате, — в Баден-Зальцзее сейчас настоящий рай. Я буду через четыре часа.

Эрчер кивнул и сверил время. А потом медленно спустился вниз, к главной площади города, задрал голову, разглядывая готические завитушки и башенки окружающих зданий. За углом привиделось что-то знакомое, и он пошел туда. Но не узнал до конца, обошел вокруг и попал в парк, полный золотых листьев и однохвостых белок.

По парку текла бурная речка, и вода в ней была красная.

Эрчер смотрел на красную пену и бездумно бродил по городу, пытаясь поймать двоящиеся отблески воспоминаний. Родина постепенно обретала плоть, вливалась в него запахами и звуками, и она была прекрасной, не зря он ее так любил.

А впереди у них было целых четыре дня на море.

***

Родители Рихарда жили в бело-коричневом двухэтажном домике в пригороде столицы.

— Ты уверен, что они будут рады меня видеть? — спросил Эрчер.

— Конечно, — засмеялся Рихард в ответ и хлопнул его по плечу.

Рихард забавно морщил покрытый золотистым загаром нос, волосы его выгорели на море до белизны, и Эрчеру он казался совсем юным, не больше двадцати лет, как когда-то.

Их на самом деле встретили очень любезно. Эрчер отдал честь Рихардовой матери, оказавшейся полковником госбезопасности, и пожал руку отцу.

— Вы, кажется, журналист, господин Терге? — спросил Эрчер после ужина и покачал виски в стакане.

— Почти, редактор, — улыбнулся тот, — “Иллюстрированный наблюдатель”, слышали о таком, офицер?

— Я унтер-офицер. Конечно, слышал.

Господин Терге был очень похож на Рихарда, практически одно лицо, только глаза не ярко-синие, а серые, словно поблекшие. И тени под ними. И еще что-то… какое-то неуловимое отличие, все время заставляющие Эрчера пристально в него вглядываться.

— О, слышали, — нервно заерзал господин Терге и отвел взгляд, словно в поисках отошедших жены и сына, — и даже читали?

— Картинки смотрел.

Господин Терге засмеялся, и Эрчер слегка искривил губы в ответ, хотя он и не шутил насчет картинок — на самом деле их разглядывал, пытаясь вспомнить Родину. А статьи не читал, они были пустые, практически без полезной информации.

Отец Рихарда был …интересным. Странным.

Эрчер наклонился к столу, поставил стакан и положил ладонь господину Терге на яйца. Тот стремительно побледнел и вжался в кресло. Глаза его расширились, рот приоткрылся, а над губой выступила испарина. И Эрчер откинулся назад, разгадав загадку. Страх. Он не помнил этого чувства и не видел на лицах других. Но наверняка когда-то его испытывал. Когда-то его все испытывали, иначе не может быть.

Пришли Рихард с госпожой полковником, и все заговорили о политике. Эрчер слушал с интересом и даже поучаствовал: два раза сказал “да, мэм” и один раз “нет, мэм”.

А перед сном, выходя из ванной комнаты, он снова наткнулся на господина Терге, тот направлялся в спальню.

— Почивать изволите? — спросил Эрчер и уперся рукой в стену перед самым его носом.

Ему снова захотелось увидеть это чувство, превращающее такое знакомое, как у Рихарда, лицо в нечто совершенно чужое. И вспомнить.

— Да, господин Велле. Вы позволите?

— Нет.

— Прекратите, — взгляд господина Терге заметался, но говорил он почему-то шепотом. — Что вы себе…

— Эрчер.

Он отшатнулся от своей жертвы и оглянулся на бесшумно подкравшегося к ним Рихарда.

Господин Терге поспешно попятился, а Рихард затолкнул Эрчера в комнату и врезал под дых:

— Ты что к нему лез?

Эрчер вцепился в его плечи и тяжело дышал, готовясь принять следующий удар. Рихард имел право злиться и наказывать. Не стоило пугать его отца.

— Отвечай же.

— Это страх, — объяснил ему Эрчер, куски воспоминаний метались в голове. — Я вспомнил его. Когда меня хотели повесить — я тоже боялся. Не так, по-другому. И перед коррекцией тоже боялся. Опять другой страх. И я помню тебя, в флаере. Ты был со мной, но я не помню, что чувствовал. И ты изнасиловал меня.

— Да.

Эрчер закрыл глаза:

— Я не помню удовольствия, но помню, что любил тебя.

Рихард обхватил его за шею, притягивая к себе поближе:

— Ты меня здорово разозлил тогда. Но я тоже люблю тебя, помнишь?

— Да, — прошептал Эрчер, это он помнил, и это внушало спокойствие, прогоняло мучительные обрывки прошлого.

Рихард Терге

Утром отец не спустился к завтраку, и в спальне его не было.

— Не хочет на коррекцию, — мама покрутила вилкой в воздухе. — Поможете его найти?

— Конечно, мэм, — с готовностью откликнулся Эрчер, он вообще питал к отцу нездоровые какие-то чувства. Рихард даже был рад, что им уезжать так скоро.

Они все вместе поискали его в доме, а потом мама неожиданно засобиралась и отбыла на службу, “долг зовет, а ты поищи папу в саду, он наверняка там, потом отвезешь его в медцентр”.

— Твой отец — изменник? — шепотом спрашивал Эрчер, они как раз преодолели заросли мимозы.

— Нет, просто блядун и алкоголик, коррекция помогает, но ненадолго.

— А разве таких можно на коррекцию отправлять?

— Можно, если осторожно, — засмеялся Рихард. — А ты случайно не вспомнил еще чего-нибудь?

Эрчер не ответил и замер, за беседкой что-то прошелестело и тоже затихло. Пахло землей и приближающимся дождем, Рихард рассматривал эрчеров затылок, темные волосы на шее, и как всегда безудержно тянуло прикоснуться, а еще лучше завалить Эрчера прямо здесь, посреди сада.

— Твой отец увидит, расскажет всем, — Эрчер выворачивался, но несерьезно как-то, словно ему было все равно, узнают про их связь или нет.

— Пусть смотрит, — Рихард стащил с него штаны, заводясь все сильнее. — Дорогой, давай раком.

Интересно, папа будет только слушать или совсем обнаглеет и высунется посмотреть?